СУХУМИ---Женевские встречи, которые уже давно остаются единственной площадкой, на которой контактируют грузинская, абхазская и южноосетинская стороны, так же давно, из раза в раз, не приносят ровно никаких результатов, никаких подвижек в деле урегулирования конфликтов.
Эта тупиковая ситуация вполне объяснима. Ведь только политический самоубийца в среде грузинского руководства может сегодня придерживаться какого-то иного варианта урегулирования, кроме восстановления территориальной целостности Грузии в границах Грузинской ССР.
Аналогично этому только политический самоубийца в Абхазии может выдвигать и отстаивать какой-либо иной вариант, кроме независимого существования республики вне состава Грузии. Но между положением грузинских и абхазских политиков в данном случае есть кардинальная разница: возможность достижения первой из названных целей становилась в последние годы все более призрачной, а независимость де-факто Абхазии уже почти два десятка лет совпадает с реалиями дня.
Больше того, многие в абхазском обществе убеждены, что после признания Россией независимости Абхазии необходимость продолжения грузино-абхазского переговорного процесса, по сути, отпала. Но трезвомыслящие люди у нас прекрасно понимают: конфликт можно будет считать урегулированным только после того, как обе стороны придут к консенсусу.
Пониманием именно этого явно был продиктован первый из вопросов Астамура Цвижба (коллективный псевдоним группы абхазских журналистов), на которые в январском номере выходящей в Тбилиси, но читаемой и в Сухуме газеты «Абхазский меридиан» отвечал руководитель Фонда развития человеческих ресурсов Грузии профессор Нодар Сарджвеладзе. Вот как звучит этот вопрос: «Абхазия и Грузия вступили во второе десятилетие XXI века и третье десятилетие неурегулированного грузино-абхазского конфликта. Будут ли, на ваш взгляд, урегулированы грузино-абхазские отношения к 2021 году? И если да, то приведите три возможных варианта такого урегулирования. Подчеркиваю: имею в виду не чьи-то пустые мечтания, а именно взаимоприемлемые варианты урегулирования, на которые обе стороны согласились бы пойти».
Профессор Сарджвеладзе ответил, что в сегодняшнем положении он видит только один такой вариант, а именно «перспективу вступления в Европейский союз Грузии и Абхазии в качестве независимых субъектов и начало строительства отношений между ними как между членами единой европейской семьи». При этом оговаривается: он не утверждает, что этот вариант осуществится к 2021 году. А возможности возвращения Абхазии под юрисдикцию Грузии в какой-либо форме он сегодня уже не представляет:
«У Грузии были в этом смысле шансы, которые она упустила, и вернуть их теперь так же трудно, как дважды войти в одну и ту же реку».
Нодар Сарджвеладзе, судя по его достаточно жестким ответам на остальные вопросы Астамура Цвижба, вовсе не относится к числу либералов-«общечеловеков», с легкостью жертвующих национальными интересами. Очевидно, предлагаемый вариант явился плодом очень серьезного всестороннего анализа им существующих реалий. И ему хватило смелости озвучить то, о чем, возможно, думают ныне уже многие в грузинском обществе.
Любопытно, что подобный путь урегулирования отношений между Грузией и Абхазией предлагался еще во второй половине 90-х в частных беседах и газетных интервью отдельными представителями абхазского гражданского общества. Но тогда он воспринимался как гораздо более близкий абхазскому национальному проекту, и было весьма мало надежд, что его примет грузинское общество.
Насколько этот путь осуществим сегодня? Профессор Сарджвеладзе говорит, что и он может показаться чем-то из области пустых мечтаний. Препятствий к его воплощению в жизнь действительно немало, даже несмотря на то, что перспективу вступления в ЕС привыкли рассматривать как «морковку» для многих стран.
Кто из действующих грузинских политиков решится за него ратовать? Ведь хорошо известно, что народные массы привыкли жить больше эмоциями («ни пяди родной земли!»), чем рациональными соображениями, и могут предпочесть вечно созерцать журавля далеко-далеко в небе. В Абхазии тоже многие могут увидеть в этом плане какой-то подвох. Кстати, даже вне его контекста мне доводилось слышать в Сухуме рассуждение, что Абхазии невыгодно сегодня признание со стороны Тбилиси ее независимости, так как сразу после установления добрососедских отношений начнет осуществляться процесс «мирного завоевания» Грузией Абхазии. В любом случае в качестве непременного условия «синхронного вступления» в Евросоюз Сухум потребует предоставления твердых международных гарантий невозобновления со стороны Тбилиси военных действий.
Ну и, наконец, никак не обойти сегодня фактор России. Конечно, Абхазии в перспективе совсем не хочется быть привязанной к Москве как к единственному стратегическому партнеру и изолированной почти от всего остального мира. Но «синхронное вступление» в ЕС допустимо для нас только в том случае, если оно и в Москве, и в Сухуме не будет восприниматься так, будто Абхазия отворачивается от России. Последнее было бы неприемлемо для абхазов и из соображений безопасности, и из этических. Оптимальна ситуация, при которой и Россия становилась бы членом ЕС. Но не напоминает ли это прекраснодушные мечтания о том, как все народы дружной семьей синхронно шагают к счастью?
И при всем при этом соглашусь, что вариант Сарджвеладзе – самый сегодня реальный на пути к возможному грузино-абхазскому консенсусу.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
Эта тупиковая ситуация вполне объяснима. Ведь только политический самоубийца в среде грузинского руководства может сегодня придерживаться какого-то иного варианта урегулирования, кроме восстановления территориальной целостности Грузии в границах Грузинской ССР.
Аналогично этому только политический самоубийца в Абхазии может выдвигать и отстаивать какой-либо иной вариант, кроме независимого существования республики вне состава Грузии. Но между положением грузинских и абхазских политиков в данном случае есть кардинальная разница: возможность достижения первой из названных целей становилась в последние годы все более призрачной, а независимость де-факто Абхазии уже почти два десятка лет совпадает с реалиями дня.
Больше того, многие в абхазском обществе убеждены, что после признания Россией независимости Абхазии необходимость продолжения грузино-абхазского переговорного процесса, по сути, отпала. Но трезвомыслящие люди у нас прекрасно понимают: конфликт можно будет считать урегулированным только после того, как обе стороны придут к консенсусу.
Пониманием именно этого явно был продиктован первый из вопросов Астамура Цвижба (коллективный псевдоним группы абхазских журналистов), на которые в январском номере выходящей в Тбилиси, но читаемой и в Сухуме газеты «Абхазский меридиан» отвечал руководитель Фонда развития человеческих ресурсов Грузии профессор Нодар Сарджвеладзе. Вот как звучит этот вопрос: «Абхазия и Грузия вступили во второе десятилетие XXI века и третье десятилетие неурегулированного грузино-абхазского конфликта. Будут ли, на ваш взгляд, урегулированы грузино-абхазские отношения к 2021 году? И если да, то приведите три возможных варианта такого урегулирования. Подчеркиваю: имею в виду не чьи-то пустые мечтания, а именно взаимоприемлемые варианты урегулирования, на которые обе стороны согласились бы пойти».
Профессор Сарджвеладзе ответил, что в сегодняшнем положении он видит только один такой вариант, а именно «перспективу вступления в Европейский союз Грузии и Абхазии в качестве независимых субъектов и начало строительства отношений между ними как между членами единой европейской семьи». При этом оговаривается: он не утверждает, что этот вариант осуществится к 2021 году. А возможности возвращения Абхазии под юрисдикцию Грузии в какой-либо форме он сегодня уже не представляет:
«У Грузии были в этом смысле шансы, которые она упустила, и вернуть их теперь так же трудно, как дважды войти в одну и ту же реку».
Слушать
Your browser doesn’t support HTML5
Нодар Сарджвеладзе, судя по его достаточно жестким ответам на остальные вопросы Астамура Цвижба, вовсе не относится к числу либералов-«общечеловеков», с легкостью жертвующих национальными интересами. Очевидно, предлагаемый вариант явился плодом очень серьезного всестороннего анализа им существующих реалий. И ему хватило смелости озвучить то, о чем, возможно, думают ныне уже многие в грузинском обществе.
Любопытно, что подобный путь урегулирования отношений между Грузией и Абхазией предлагался еще во второй половине 90-х в частных беседах и газетных интервью отдельными представителями абхазского гражданского общества. Но тогда он воспринимался как гораздо более близкий абхазскому национальному проекту, и было весьма мало надежд, что его примет грузинское общество.
Насколько этот путь осуществим сегодня? Профессор Сарджвеладзе говорит, что и он может показаться чем-то из области пустых мечтаний. Препятствий к его воплощению в жизнь действительно немало, даже несмотря на то, что перспективу вступления в ЕС привыкли рассматривать как «морковку» для многих стран.
Кто из действующих грузинских политиков решится за него ратовать? Ведь хорошо известно, что народные массы привыкли жить больше эмоциями («ни пяди родной земли!»), чем рациональными соображениями, и могут предпочесть вечно созерцать журавля далеко-далеко в небе. В Абхазии тоже многие могут увидеть в этом плане какой-то подвох. Кстати, даже вне его контекста мне доводилось слышать в Сухуме рассуждение, что Абхазии невыгодно сегодня признание со стороны Тбилиси ее независимости, так как сразу после установления добрососедских отношений начнет осуществляться процесс «мирного завоевания» Грузией Абхазии. В любом случае в качестве непременного условия «синхронного вступления» в Евросоюз Сухум потребует предоставления твердых международных гарантий невозобновления со стороны Тбилиси военных действий.
Ну и, наконец, никак не обойти сегодня фактор России. Конечно, Абхазии в перспективе совсем не хочется быть привязанной к Москве как к единственному стратегическому партнеру и изолированной почти от всего остального мира. Но «синхронное вступление» в ЕС допустимо для нас только в том случае, если оно и в Москве, и в Сухуме не будет восприниматься так, будто Абхазия отворачивается от России. Последнее было бы неприемлемо для абхазов и из соображений безопасности, и из этических. Оптимальна ситуация, при которой и Россия становилась бы членом ЕС. Но не напоминает ли это прекраснодушные мечтания о том, как все народы дружной семьей синхронно шагают к счастью?
И при всем при этом соглашусь, что вариант Сарджвеладзе – самый сегодня реальный на пути к возможному грузино-абхазскому консенсусу.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия