ВЗГЛЯД ИЗ ВАШИНГТОНА---Недавняя террористическая атака в столице Чечни Грозном, приведшая к гибели девяти человек, совпала по времени с пятнадцатой годовщиной заключения Хасавюртовского соглашения между Россией и Чечней. И 15 лет назад, и сегодня, несмотря на бодрые рапорты о стабилизации обстановки, Чеченская республика остается важнейшей «горячей точкой» внутри РФ. Новый теракт и новые жертвы снова актуализируют вопрос о возможных альтернативах «силовому замирению» Чечни. Но насколько они оправданы?
Для попытки ответить на этот вопрос отмотаем пленку на 15 лет назад. 6 августа 1996 года вооруженные силы непризнанной Чеченской Республики Ичкерия начали штурм Грозного. Это событие привело к поражению Российского государства. Сейчас бесполезно жалеть об упущенных возможностях и о «сданном» на милость сепаратистам Грозном. Столь же бессмысленно обвинять российскую элиту первой половины 1990-х гг. в безволии, слабости или подверженности американскому влиянию (тем, кто продолжает это делать, настоятельно советую прочесть текст речи Бориса Николаевича Ельцина на саммите ОБСЕ в Стамбуле в 1999 году).
Дело в том, что в 1996 году у российского общества в целом не было воли к тому, чтобы бороться за Чечню, а внутри самого Кавказа очарование «романтиками националистами» еще не прошло. Только спустя несколько лет в массы пришло понимание того, что «переждать» «чеченский вызов» не получится, что его можно не замечать, но он сам обратит внимание на себя. Рано или поздно.
Как бы то ни было, а после капитуляции 31 августа 1996 года в Хасавюрте Чечня получила «отложенный статус». Таким образом, на Северном Кавказе Россия явила принципиально отличный подход от тех, которые демонстрировали Баку, Тбилиси, Кишинев. Ни одно де-факто государство, возникшие в результате распада Союза ССР, не получало даже теоретической возможности на реализацию своего национально-государственного проекта. Москва же сама дала Чечне де-факто независимость сроком на пять лет. Такая идея (не говоря уже о практике) привела бы к незамедлительной отставке любого чиновника в структурах грузинской, молдавской или азербайджанской властей. И не вина Москвы (по крайней мере это не прямая вина), что государственное строительство в Ичкерии провалилось.
Тем паче, что получившие де-факто независимость чеченские лидеры буквально с первых дней завоеванного «отложенного статуса» стали систематически нарушать Хасавюртовские соглашения, предопределяя республиканский статус в одностороннем порядке до 2001 года. 6 сентября 1996 года в газете «Ичкерия» был опубликован Уголовный кодекс Ичкерийского де-факто государства, являющийся копией суданского кодекса. Он фактически ликвидировал светское судопроизводство внутри Чечни. Но самое главное - это то, что в Ичкерии не была сформирована (в отличие от Нагорного Карабаха, Абхазии или Приднестровья) дееспособная власть. Не был преодолен режим «федерации полевых командиров», который способствовал ведению войны всех против всех.
В этой ситуации у Аслана Масхадова, победившего на президентских выборах в январе 1997 года, была незавидная роль. Он выступал в качестве медиатора между исламистами и националистами, криминалом и политически мотивированными сторонниками независимости, террористами и противниками столь радикальных методов. Не сумев обеспечить элементарную управляемость внутри Чечни, Масхадов объективно подыграл тем боевикам, которые поставили своей задачей преумножить свой хасавюртовский успех. Именно тогда начался закат чеченского националистического сепаратистского проекта в его «ичкерийской» версии.
В Дагестан 7 августа 1999 вторглись уже на сепаратисты, исламисты, чьи последователи сегодня группируются вокруг Доку Умарова и лидеров различных «джамаатов» других северокавказских республик. Для представителей этого идейно-политического течения независимость Чечни или любой другой республики Кавказа не является самоцелью, они борются за альтернативное общественное устройство вне России и без России. Что касается последователей националистического проекта, то многие его поборники либо перебрались в Европу, либо инкорпорировались в структуры республиканской администрации Рамзана Кадырова.
К сожалению, за 15 лет новые северокавказские вызовы, заявившие о себе во всю мощь, не стали предметом тщательного анализа и понимания. Речь идет в первую очередь о «перезагрузке» антигосударственных угроз (от сепаратизма к радикальному исламизму), а также о формировании «системного сепаратизма» в Чечне, при котором республиканская власть выражает свою полную внешнюю лояльность центру, но фактически выстраивает собственную «вертикаль власти» и реализует свой национальный проект. Как это часто бывало в нашей истории, победа «все списала». Хотя в данном случае победа-то сомнительна. Между тем «дистанционное управление» Северным Кавказом, которое господствовало в России до 1996 года и после того «горячего августа», сохранилось. При таком подходе запоздалое реагирование на поступающие вызовы заменяет собой системный анализ и профилактику социально-политических болезней.
В этой связи вспоминается блестящий тезис Эрнеста Ренана о нации, как «ежедневном плебисците». Следовательно, для упрочения гражданско-политической идентичности россиян необходимо интенсивно работать, не ограничиваясь только жесткими фразами и запоздалым реагированием на различные вызовы. И это, пожалуй, главный урок и Хасавюрта, и сегодняшнего дня.
Для попытки ответить на этот вопрос отмотаем пленку на 15 лет назад. 6 августа 1996 года вооруженные силы непризнанной Чеченской Республики Ичкерия начали штурм Грозного. Это событие привело к поражению Российского государства. Сейчас бесполезно жалеть об упущенных возможностях и о «сданном» на милость сепаратистам Грозном. Столь же бессмысленно обвинять российскую элиту первой половины 1990-х гг. в безволии, слабости или подверженности американскому влиянию (тем, кто продолжает это делать, настоятельно советую прочесть текст речи Бориса Николаевича Ельцина на саммите ОБСЕ в Стамбуле в 1999 году).
Дело в том, что в 1996 году у российского общества в целом не было воли к тому, чтобы бороться за Чечню, а внутри самого Кавказа очарование «романтиками националистами» еще не прошло. Только спустя несколько лет в массы пришло понимание того, что «переждать» «чеченский вызов» не получится, что его можно не замечать, но он сам обратит внимание на себя. Рано или поздно.
Запоздалое реагирование вместо системного анализа
Your browser doesn’t support HTML5
Как бы то ни было, а после капитуляции 31 августа 1996 года в Хасавюрте Чечня получила «отложенный статус». Таким образом, на Северном Кавказе Россия явила принципиально отличный подход от тех, которые демонстрировали Баку, Тбилиси, Кишинев. Ни одно де-факто государство, возникшие в результате распада Союза ССР, не получало даже теоретической возможности на реализацию своего национально-государственного проекта. Москва же сама дала Чечне де-факто независимость сроком на пять лет. Такая идея (не говоря уже о практике) привела бы к незамедлительной отставке любого чиновника в структурах грузинской, молдавской или азербайджанской властей. И не вина Москвы (по крайней мере это не прямая вина), что государственное строительство в Ичкерии провалилось.
Тем паче, что получившие де-факто независимость чеченские лидеры буквально с первых дней завоеванного «отложенного статуса» стали систематически нарушать Хасавюртовские соглашения, предопределяя республиканский статус в одностороннем порядке до 2001 года. 6 сентября 1996 года в газете «Ичкерия» был опубликован Уголовный кодекс Ичкерийского де-факто государства, являющийся копией суданского кодекса. Он фактически ликвидировал светское судопроизводство внутри Чечни. Но самое главное - это то, что в Ичкерии не была сформирована (в отличие от Нагорного Карабаха, Абхазии или Приднестровья) дееспособная власть. Не был преодолен режим «федерации полевых командиров», который способствовал ведению войны всех против всех.
В этой ситуации у Аслана Масхадова, победившего на президентских выборах в январе 1997 года, была незавидная роль. Он выступал в качестве медиатора между исламистами и националистами, криминалом и политически мотивированными сторонниками независимости, террористами и противниками столь радикальных методов. Не сумев обеспечить элементарную управляемость внутри Чечни, Масхадов объективно подыграл тем боевикам, которые поставили своей задачей преумножить свой хасавюртовский успех. Именно тогда начался закат чеченского националистического сепаратистского проекта в его «ичкерийской» версии.
В Дагестан 7 августа 1999 вторглись уже на сепаратисты, исламисты, чьи последователи сегодня группируются вокруг Доку Умарова и лидеров различных «джамаатов» других северокавказских республик. Для представителей этого идейно-политического течения независимость Чечни или любой другой республики Кавказа не является самоцелью, они борются за альтернативное общественное устройство вне России и без России. Что касается последователей националистического проекта, то многие его поборники либо перебрались в Европу, либо инкорпорировались в структуры республиканской администрации Рамзана Кадырова.
К сожалению, за 15 лет новые северокавказские вызовы, заявившие о себе во всю мощь, не стали предметом тщательного анализа и понимания. Речь идет в первую очередь о «перезагрузке» антигосударственных угроз (от сепаратизма к радикальному исламизму), а также о формировании «системного сепаратизма» в Чечне, при котором республиканская власть выражает свою полную внешнюю лояльность центру, но фактически выстраивает собственную «вертикаль власти» и реализует свой национальный проект. Как это часто бывало в нашей истории, победа «все списала». Хотя в данном случае победа-то сомнительна. Между тем «дистанционное управление» Северным Кавказом, которое господствовало в России до 1996 года и после того «горячего августа», сохранилось. При таком подходе запоздалое реагирование на поступающие вызовы заменяет собой системный анализ и профилактику социально-политических болезней.
В этой связи вспоминается блестящий тезис Эрнеста Ренана о нации, как «ежедневном плебисците». Следовательно, для упрочения гражданско-политической идентичности россиян необходимо интенсивно работать, не ограничиваясь только жесткими фразами и запоздалым реагированием на различные вызовы. И это, пожалуй, главный урок и Хасавюрта, и сегодняшнего дня.