Трагедия абазин

В нынешней Кабардино-Балкарской республике еще в тридцатых годах XX века, то есть лет 70-80 тому назад, было целых 14 абазинских аулов. Сегодня ни в одном из этих аулов на абазинском языке не говорят

ПРАГА---Абазины - малый народ, живущий в Карачаево-Черкесии. По последней российской переписи населения их чуть более 43 тысяч человек. Этот родственный абхазам народ говорит на столь же сложном с фонетической точки зрения языке, который, к сожалению, относится к умирающим. О судьбе абазинского языка и литературы с моим коллегой Дэмисом Поландовым в рубрике «Гость недели» говорит абазинский филолог Петр Чекалов.

Дэмис Поландов:
Петр, абазины - это малый народ, по последней переписи количество абазин чуть увеличилось, но это примерно 40 тысяч человек. В переписи я не нашел данных о том, сколько человек владеют языком. Вы могли бы рассказать, каково сегодня положение абазинского языка? Находится ли он под угрозой?

Петр Чекалов: Да, к сожалению, абазинский язык сегодня находится под большой угрозой, и специалисты предсказывают, что в конце этого столетия абазинский язык, наряду со многими другими языками народов мира, исчезнет с языковой карты мира. Здесь проблема заключается в том, что абазины долгое время ассимилировались. В прежние столетия они испытывали прямое, непосредственное воздействие адыгского языка, то есть черкесо-кабардинского языка. И многие абазины владели этим языком, забывая свой родной язык. Это можно показать на примере первых десятилетий XX века. Например, в нынешней Кабардино-Балкарской республике еще в тридцатых годах XX века, то есть лет 70-80 тому назад, было целых 14 абазинских аулов. Сегодня ни в одном из этих аулов на абазинском языке не говорят. Жители этих абазинских аулов сегодня осознают себя адыгами, кабардинцами. Точно такая же судьба и у абазинского аула, который был в Адыгее в те же тридцатые годы прошлого столетия. Сейчас абазины подпали под влияние другого, более мощного этноса – русского. Кстати, в этой ситуации находятся не только абазины, но и многие малые народы России. С рождения их окружает русская речь: и радио, и телевидение, и эстрадные песни, и интернет-общение, общение вообще бытовое вне языка, вне семьи, вне своего аула. Абазин, который оказался в городе, уже в обязательном порядке автоматически включается в русскую речь.

Your browser doesn’t support HTML5

Слушать



Дэмис Поландов: Петр, это так и идет по нисходящей, то есть динамика абсолютно однообразная получается, или были какие-то подъемы, может быть?

Петр Чекалов: Подъем абазинского сознания и в плане сохранения языка был после Октябрьской социалистической революции 17-го года. И я могу со знанием дела сказать, что если бы не Октябрьская революция, как такового народа абазин наверняка не было бы. Они ассимилировались бы, скорее всего, среди адыгов. В 1932 году абазинам дали алфавит, возможность писать, создавать литературу на родном языке, начали развиваться практически все жанры литературы: и проза, и эпос, и лирика, и драма. Журналистика, газеты, радио, телевидение, в последнее время национальный театр, если не было бы создания алфавита в 32-м году, естественно, абазины этого не обрели бы. Я помню времена своего детства, когда, по крайней мере, аульские жители говорили чисто на абазинском языке. Сейчас в ауле даже люди старшего возраста в своей речи допускают не просто отдельные русские слова – целые предложения, целые фразы вставляют в свою речь, им становится удобнее, проще объясняться вот таким образом. А об абазинах, которые перешли жить в город, я уже не говорю – им проще объясняться на русском языке, и часто даже когда они пытаются говорить на абазинском, они смешивают наполовину абазинский с русским. Вот то, о чем говорил Чацкий в свое время: смесь французского с нижегородским. Это в буквальном смысле на наших глазах происходит сейчас относительно носителей абазинского языка.

Дэмис Поландов: Петр, вы говорите, что советская политика была в отношении малых народов продуманная, она была комплексная, скажем так. А сегодня в чем заключается эта политика?

Петр Чекалов: Сегодня, насколько я могу судить, национальной политики в России нет вообще, к сожалению. И по отношению к русскому народу, и по отношению к другим малочисленным народам. В советское время дело литератора было написать произведение и сдать его, далее все, что необходимо было для издания этой рукописи и распространения ее в виде книги среди населения, брало на себя государство. Более того, государство выплачивало гонорар, и немалый, литератору. На эти деньги худо-бедно, но можно было существовать. В настоящее время все авторы практически на территории России находятся в такой ситуации: человек пишет свое произведение, издает его за свой счет, и он же сам должен распространять собственное произведение, и при этом никакого гонорара ни от государства, ни от кого не получает.

Дэмис Поландов: Петр, а каково было качество той литературы, о которой мы говорим, – советского периода, когда, в принципе, понятно, что советская власть просто выполняла какие-то нормативы: у этого народа обязательно должно быть такое-то количество поэтов, такое-то количество писателей. Не нивелировало ли это, в принципе, качество этой литературы, которая издавалась?

Петр Чекалов: Нет, абсолютно не так, во всяком случае, я вижу не так. Нормативности такой не было. Просто государство дало возможность народу развиваться в языковом плане, в литературном плане, в плане искусства и культуры. В этом смысле алфавит сыграл просто огромную, мощную роль. Если говорить о качественном уровне национальной литературы, естественно, оно было очень неровным. И с 30-х годов по 60-е годы говорить о каком-то качественном явлении абазинской национальной литературы нельзя. Потому что это был период становления, период учебы, обретения каких-то профессиональных навыков. А вот с 60-х годов уже абазинская литература начинает обретать свое лицо, своих классиков - замечательных и превосходных авторов - как в прозе, так и в поэзии. Такими мощными авторами, которые воздействовали не только на литературную ситуацию национальную, но и на самосознание своего народа, были Микаэль Чикатуев и Керим Мхце. Из прозаиков здесь необходимо назвать, в первую очередь, Бемурзу Тхайцухова и его роман «Горсть земли», который буквально потряс всю читающую абазинскую публику. И, кстати сказать, буквально две-три недели назад роман «Горсть земли» Бемурзы Тхайцухова был переиздан после 66-го года, правда, скромным тиражом в 500 экземпляров, но, тем не менее, факт, отрадный для абазин. Таким же мощным талантом в области прозы являлся Кали Джегутанов, а его романы «Золотой крест» и «Лаба» для абазинской национальной литературы являются вершинными произведениями.

Дэмис Поландов: А сегодня есть молодые авторы такого высокого уровня?

Петр Чекалов: Нет, к сожалению. Ни в прозе, хотя о прозе нужно сказать отдельно, ни в поэзии нет молодых авторов, которые могли бы сравниться по уровню таланта с Чикатуевым и особенно с Керимом Мхце. Есть люди пишущие неплохие произведения, но не такого уровня, к сожалению. А молодых авторов нет вообще, и это трагедия абазин. Она заключается в том, что до сих пор писали люди старшего поколения, люди, которые вошли в национальную литературу в 40-50-е годы, Керим вошел в 60-е годы. Но никто же не вечен. Люди старшего поколения уходят из жизни. Естественно, из жизни уходящий человек уходит и из литературы, и на его место никто не заступает. Самым молодым абазинским литераторам на сегодняшний день уже за 50 лет. Нет подрастающего поколения, нет передачи эстафеты литературной. И поэтому пока еще абазинская литература держится, но за счет того потенциала, который был обретен в 60-е, в 70-е и в 80-е годы. Но когда нет молодых авторов, увлекающихся национальной литературой, становится ясно, что эта литература обречена. Она может протянуть десятилетие, другое, третье, но когда-нибудь это иссякнет. К сожалению, перспективы развития национальной литературы очень пессимистичны.

Дэмис Поландов: Петр, наше общение подошло к концу, я хотел бы вас попросить прочитать нам стихотворение Керима Мхце «Абазиния».

Петр Чекалов: Не знаю, насколько хорошо это у меня получится:

Нет на свете тебя, о, страна Абазиния,
Но тебя все равно я придумаю сам:
Из мечты сотворю небеса твои синие,
Солнцем будет мечта моя светлая там.
Как придумать мне землю, откуда я родом?
Где пути моих предков затеряна нить?..
Я из тех, кто блуждал по горам в непогоду,
С запрещенной надеждой свой род сохранить.
Сотни лет мы молчали. Привыкли к молчанью.
Если крик невзначай вырывался из нас,
Только эхо в ответ нам рыдало печально,
И шарахались туры, пугливо косясь.
Вечерами костры под горами дымились,
Скудный ужин варился над скудным огнем.
Неспокоен был сон: все скитания снились,
Волчий вой приближался в ущелье ночном.
Утром снова арбы по дорогам тянулись.
Горько думал мой предок, качаясь в седле:
«Я не знаю покуда, детей сохраню ли,
Как мне знать, где очаг им зажгу на земле?''
Вы могилы свои по земле раскидали,
И живых раскидала судьба по земле.
Я кричу в беспросветные дальние дали:
«Где найти, где найти Абазинию мне?»
Может, некогда нас этот мир позабудет.
Но теперь, но сейчас, средь житейских тревог
Так решил я: пускай Абазиния будет
Необычной страной бесконечных дорог!