Дежа-вю в центре Тбилиси

Дежа-вю – первое впечатление. Я окинул взглядом собравшихся перед зданием старого парламента людей. Кто только не собирался на этой площади: здесь в результате разгона солдатами советской армии погибли жители столицы в 89-м; в эти тротуары впиталась кровь, пролитая в стычках времен тбилисской войны; тут отшумела "Революция роз", и это же место облюбовали с давних пор оппозиционеры всех мастей – они, аки дети малые, никак не желали верить в победную поступь грузинской демократии. Но все проходит. Теперь в роли недовольных – вчерашние власти, "Национальное движение".

Наскоро обежав территорию, я в разных неожиданных местах натыкался на депутатов-оппозиционеров, спешивших по своим протестным делам. Так же они бегали, готовя акции протеста в 2003-м, будучи тогда еще руководителями НПО и различных молодежных организаций. Заметно, что с годами эти некогда легкие на подъем революционеры обрюзгли и потяжелели, но сегодня они старались выглядеть все теми же – молодыми и полными энергии.

Дежа-вю в центре Тбилиси

Люди двигались к месту проведения митинга с разных сторон – нужно признать, что организовано мероприятие было прекрасно: даже начиналось все почти вовремя, что для Грузии – нонсенс. Протестующие быстро разобрали грузинские флаги и флаги с символикой Евросоюза. Появились и вечно присутствующие на таких сборищах торговцы семечками, прохладительными напитками и непонятные деды, продававшие книги, которые ими же были написаны. Мною был уловлен и отмечен даже один гражданин африканского происхождения, которому, возможно, доверили роль быть символом страны, открытой для международного пространства. Африканец ужасно скучал. Вообще, скука и уныние, в принципе, оказались повсеместными: клевали носами пенсионеры в мятых пиджаках, зевали их внуки, которых бабушки и дедушки повели вместо зоопарка на митинг. Даже господа среднего возраста в пиджаках и с перстнями на пальцах – явно бывшие чиновники или нынешние бизнесмены: их было немного, и они чувствовали себя явно не в своей тарелке.

Восторг был написан разве что на лицах цыганят, выныривавших отовсюду. Они клянчили мелочь, но, надо сказать, без особого успеха. Не было причин для скорби и мутных персонажей, которые за очередной полторашкой пива обсуждали на задворках акции мировую политику и еврейский заговор.

Чуть веселее было в эпицентре, поближе к трибунам, там активно хлопали, материли Кремль, негодяя Бидзину и даже кричали уже, казалось бы, забытое "Миша! Миша!" Кстати, единственный, кому удалось немного взбодрить толпу, был именно Саакашвили. Сначала своим эффектным появлением – из машины прямо в гущу людей, охрана при этом, не скупясь, развешивала тумаки желавшим приобщиться президентского тела, – а потом и своей зажигательной речью. Обрушившись на внешних и внутренних врагов, Саакашвили напомнил мне скандинавского бога, боевым молотом сметающего своих недругов в Вальгаллу, Чорвилу, кого куда. Он легко затмил всех предыдущих ораторов и дал еще раз понять, кто является истинным хозяином "Нацдвижения". Многие считали, что митинг станет рамой для явления народу Вано Мерабишвили. Неистовый, как и прежде, Миша расставил все по своим местам.

Саакашввили замолчал, и все снова приуныли под звуки государственного гимна. Участники разбредались – кто домой, кто по автобусам, которые, несмотря на все козни, таки добрались из регионов в столицу.

Ретировались и отряды спецназа – тихушники. Поначалу они скромно обосновались в глубине садика у Дворца молодежи и в здании старого парламента. И по ходу мероприятия старались не попадаться на глаза людям и журналистам – даже специальные водометные машины во дворике парламента были укутаны веселыми голубыми тентами. До мордобоя дело не дошло, разве что несколько пьяных типов что-то орали про мишину маму, но моментально испарились после появления серьезных людей в штатском.


Веселье переместилось в социальные сети: сторонники "националов" возвестили начало новой эры на том основании, что на митинг явилось 50 тысяч человек. Их оппоненты шутили, что на Руставели прошла панихида "Национального движения", на которую явилось не более трех тысяч скорбящих.