Останавливая это такси на улице, вы можете почти со стопроцентной уверенностью предсказать, что именно вам придется обсуждать с водителем в дороге. На пластиковом колпаке, установленном на крыше автомобиля, вместо "такси" значится "Sokhumi". Имя водителя – Владимир, но чаще его называют просто Вовой. Он с видимым удовольствием начинает свой, надо полагать, тысячу раз уже повторенный рассказ о годах, проведенных в этом абхазском городе.
"Мы в Сухуми так росли, что не имели права сказать, что я абхаз, грузин или грек. У нас было одно слово – я сухумчанин! Этим все было сказано", – говорит мне Вова.
Беседа с пассажирами на эту тему – не просто способ скоротать дорогу, не банальный треп или даже не саднящая печаль по прошлому. Вова поставил перед собой серьезную цель – вновь вдохнуть жизнь в образ города, который многие стали забывать в Тбилиси: одним он напоминает о Сухуми, другим, кто по молодости там никогда не был, рассказывает, каким был этот город.
"Вот мое поколение уйдет, а дети, которые Сухуми не видели, они его забудут, ведь так? Вот мои дети вообще Сухуми не помнят. Но они каждую улицу, каждый тупик знают, где что находилось. Это все я их учу. И, по-моему, каждый обязан так сделать, чтобы их дети и внуки помнили этот город. Каждый день надо в голову им вбивать: откуда ты идешь, кто ты", – постукивая пальцем по рулю, объясняет мне Вова.
Он выглядит старше своих лет. У 46-летнего худощавого мужчины голова вся белая, а под седой щетиной угадываются глубокие морщины.
Ему было 25, когда в Абхазии началась война. Вова не сразу взял в руки оружие. Но хватило нескольких дней, рассказывает он, чтобы весь город сошел с ума. В Сухуми началось мародерство. В Абхазию повалили отряды приезжих добровольцев, грузинских – с одной стороны, северокавказских – с другой.
"Если честно сказать, этой войны вообще не должно было быть. Но политиков не поймешь. А в дураках остались мы – простой народ", – вздыхает мой таксист.
Вова не сложил оружия до самого конца. Спустя несколько месяцев после окончания боевых действий его семью помогли вывезти из города абхазские родственники. Вова с ними, хоть и редко, но продолжает общаться:
"Вот я и сейчас с удовольствием поехал бы в Сухуми, но не могу. У абхазов уже своя так называемая республика. Я для них военный преступник. Так что меня там расстрел ждет".
Вова знает точно, что его дом на улице Орджоникидзе (сейчас она носит имя абхазского историка Юрия Воронова) не пустует. На первом этаже – магазин, на втором живут люди.
"Пускай живут, Бог им в помощь. Главное, что дом дышит, – говорит Вова. – Если мы войной в Абхазию вернемся, жизни не будет. Такого возвращения я не хочу. А без абхазов там жить я тоже не хочу. 20 лет прошло, рана почти зажила, и что сейчас опять раны ворошить? Я против этого. Боже упаси, не хочу!"
В том, что примирение с абхазами обязательно произойдет, Вова даже не сомневается. Правда, понадобится еще не год и не два, говорит он:
"Если мы хотим для наших детей оставить что-то нормальное, мы должны кое-что проглотить. Я воевал, и он воевал, и у него есть погибшие, и у меня есть погибшие. Но ради детей можно же что-то проглотить. Мое мнение такое, нужно простить, другого выхода нет".
За баранкой такси Вова седьмой год. До этого работал в местной полиции в уголовном розыске, но с приходом правительства Михаила Саакашвили его, как и сотни других, отправили на "досрочную пенсию".
"Знаете что, такую работу, как у меня, я врагу не пожелаю. Это не работа – это адский труд! В день ко мне подсаживаются 100-150 клиентов. Некоторые умные, другие – сумасшедшие. И всех приходится терпеть, а что делать?!"
Сегодняшние тбилисцы – очень разношерстная публика, делится Вова своими наблюдениями. Коренные горожане, коих осталось очень мало, – люди доброжелательные. А приезжие – себе на уме, могут и нагрубить, если что-то не понравится.
"Движение в Тбилиси ненормальное, – сетует Вова. – Отсюда пенсионер перебегает, оттуда – велосипед. Вот еще ролики сейчас придумали: в ушах наушники, рэп или черт знает что еще слушает, тебя не видит. А надо, чтобы он под машину не попал, на все это нервы нужны".
Но на жизнь мой сухумчанин не жалуется. Его философия полна оптимизма: бывает и хуже. Главное, чему он учит своих попутчиков в дороге, – это работать, а не ждать, пока на тебя просыплется манна небесная. Такой мужской подход к жизни, уверен Вова, ему привил Сухуми. Выходцы из этого города, говорит он, не пропадут, куда бы жизнь их не закинула, "хоть в Якутию", так как везде найдут друг друга и встанут плечом к плечу.
"Мы в Сухуми так росли, что не имели права сказать, что я абхаз, грузин или грек. У нас было одно слово – я сухумчанин! Этим все было сказано", – говорит мне Вова.
Беседа с пассажирами на эту тему – не просто способ скоротать дорогу, не банальный треп или даже не саднящая печаль по прошлому. Вова поставил перед собой серьезную цель – вновь вдохнуть жизнь в образ города, который многие стали забывать в Тбилиси: одним он напоминает о Сухуми, другим, кто по молодости там никогда не был, рассказывает, каким был этот город.
Your browser doesn’t support HTML5
"Вот мое поколение уйдет, а дети, которые Сухуми не видели, они его забудут, ведь так? Вот мои дети вообще Сухуми не помнят. Но они каждую улицу, каждый тупик знают, где что находилось. Это все я их учу. И, по-моему, каждый обязан так сделать, чтобы их дети и внуки помнили этот город. Каждый день надо в голову им вбивать: откуда ты идешь, кто ты", – постукивая пальцем по рулю, объясняет мне Вова.
Он выглядит старше своих лет. У 46-летнего худощавого мужчины голова вся белая, а под седой щетиной угадываются глубокие морщины.
Ему было 25, когда в Абхазии началась война. Вова не сразу взял в руки оружие. Но хватило нескольких дней, рассказывает он, чтобы весь город сошел с ума. В Сухуми началось мародерство. В Абхазию повалили отряды приезжих добровольцев, грузинских – с одной стороны, северокавказских – с другой.
"Если честно сказать, этой войны вообще не должно было быть. Но политиков не поймешь. А в дураках остались мы – простой народ", – вздыхает мой таксист.
Вова не сложил оружия до самого конца. Спустя несколько месяцев после окончания боевых действий его семью помогли вывезти из города абхазские родственники. Вова с ними, хоть и редко, но продолжает общаться:
"Вот я и сейчас с удовольствием поехал бы в Сухуми, но не могу. У абхазов уже своя так называемая республика. Я для них военный преступник. Так что меня там расстрел ждет".
Вова знает точно, что его дом на улице Орджоникидзе (сейчас она носит имя абхазского историка Юрия Воронова) не пустует. На первом этаже – магазин, на втором живут люди.
"Пускай живут, Бог им в помощь. Главное, что дом дышит, – говорит Вова. – Если мы войной в Абхазию вернемся, жизни не будет. Такого возвращения я не хочу. А без абхазов там жить я тоже не хочу. 20 лет прошло, рана почти зажила, и что сейчас опять раны ворошить? Я против этого. Боже упаси, не хочу!"
В том, что примирение с абхазами обязательно произойдет, Вова даже не сомневается. Правда, понадобится еще не год и не два, говорит он:
"Если мы хотим для наших детей оставить что-то нормальное, мы должны кое-что проглотить. Я воевал, и он воевал, и у него есть погибшие, и у меня есть погибшие. Но ради детей можно же что-то проглотить. Мое мнение такое, нужно простить, другого выхода нет".
За баранкой такси Вова седьмой год. До этого работал в местной полиции в уголовном розыске, но с приходом правительства Михаила Саакашвили его, как и сотни других, отправили на "досрочную пенсию".
"Знаете что, такую работу, как у меня, я врагу не пожелаю. Это не работа – это адский труд! В день ко мне подсаживаются 100-150 клиентов. Некоторые умные, другие – сумасшедшие. И всех приходится терпеть, а что делать?!"
Сегодняшние тбилисцы – очень разношерстная публика, делится Вова своими наблюдениями. Коренные горожане, коих осталось очень мало, – люди доброжелательные. А приезжие – себе на уме, могут и нагрубить, если что-то не понравится.
"Движение в Тбилиси ненормальное, – сетует Вова. – Отсюда пенсионер перебегает, оттуда – велосипед. Вот еще ролики сейчас придумали: в ушах наушники, рэп или черт знает что еще слушает, тебя не видит. А надо, чтобы он под машину не попал, на все это нервы нужны".
Но на жизнь мой сухумчанин не жалуется. Его философия полна оптимизма: бывает и хуже. Главное, чему он учит своих попутчиков в дороге, – это работать, а не ждать, пока на тебя просыплется манна небесная. Такой мужской подход к жизни, уверен Вова, ему привил Сухуми. Выходцы из этого города, говорит он, не пропадут, куда бы жизнь их не закинула, "хоть в Якутию", так как везде найдут друг друга и встанут плечом к плечу.