5-6 ноября в Женеве прошел юбилейный, двадцать пятый по счету раунд дискуссий по ситуации в Абхазии и Южной Осетии. В очередной раз попытки подписания соглашения о неприменении силы провалились. В следующий раз представители конфликтующих сторон соберутся в Швейцарии 17-18 декабря. Есть ли хотя бы минимальный шанс на изменение ситуации? Почему до сих пор Москва и Тбилиси, несмотря на все изменения в грузинской политике, не находят компромисса?
После того как президентские выборы в Грузии подвели черту под десятилетием правления Михаила Саакашвили, не было недостатка в прогнозах относительно нового всплеска российско-грузинской нормализации. Однако первый же практический опыт в виде нового раунда женевских консультаций опроверг все оптимистические выводы. Жестко и наглядно. В очередной раз Москва и Тбилиси разошлись как в море корабли, а представители российской и грузинской сторон постфактум упрекнули друг друга в отсутствии конструктивного подхода. И без президента Саакашвили, оказывается, совсем не просто найти общие точки.
Казалось бы, идея о подписании юридически обязывающего соглашения о неприменении силы выгодна всем. России это выгодно для того, чтобы изменить свой имидж страны, стремящейся к расширению политического влияния в соседних странах любой ценой. У Грузии есть интерес к получению дополнительной правовой страховки на случай возможных осложнений с Москвой. США и ЕС российско-грузинский компромисс был бы тоже выгоден. Ведь нужно демонстрировать свою эффективность на фоне практически полной безрезультатности женевских консультаций. Однако при каждом заходе на новый круг получается нулевой результат. В чем же причина?
Отвечая на этот вопрос, в первую очередь следует иметь в виду, что Москва и Тбилиси под "неприменением силы" понимают прямо противоположные вещи. Для российских дипломатов это понятие описывает соглашение между Грузией с одной стороны и двумя частично признанными республиками с другой. При таком подходе Москвы в конфликтах как бы нет, есть третья сторона, которая имеет свои взгляды, свои интересы, но не является участником самого противоборства. Для грузинских политиков такой подход неприемлем. Более того, они считают его фальшивым и лицемерным. С их точки зрения Москва не какой-то "третий игрок", а основной участник конфликтов, их главная движущая сила, в то время как Абхазия и Южная Осетия выступают лишь в роли инструментов для реализации устремлений Кремля.
Сейчас мы не будем говорить, насколько такой подход правильный или нет. Фактически он уже не первый год является официально принятой версией двух этнополитических конфликтов. Это началось еще до Саакашвили. Еще во времена Шеварднадзе грузинское руководство полагало, что ключи от Абхазии и Южной Осетии находятся в Москве. Стоит лишь правильно распорядиться ими, и проблема территориальной целостности будет решена.
Однако третий президент Грузии усилил этот тренд до предела. Данный подход отразился не только в т.н. политике непризнания, ориентированной на самом деле на международное признание факта оккупации Абхазии и Южной Осетии Россией. Он реализовался и в специальном законодательстве относительно правового режима двух "мятежных республик". При таком взгляде есть Грузия и есть Россия. Абхазия и Южная Осетия являются фигурами второго-третьего плана. И именно поэтому председатель комиссии по территориальной интеграции парламента Грузии Георгий Вольский полагает, что подписание соглашения о неприменении силы с Абхазией и Южной Осетией поставит Тбилиси "в двусмысленное положение". Более того, такой шаг заставил бы грузинское руководство радикально отказаться от имеющегося сегодня подхода к двум конфликтам и взаимоотношениям с Россией. К такому повороту дела не готовы представители "Грузинской мечты" вне зависимости от их расхождений с "Единым национальным движением" и уходящим президентом. Максимум, к чему они готовы, – это декларативные заявления о неприменении силы. Вот и сейчас представители Грузии ссылаются на резолюцию национального парламента от 7 марта, которая провозглашает готовность не использовать силу для разрешения конфликтов.
Но для России вся политика на грузинском направлении строится на основе четкой концепции: этнополитические конфликты возникли не по вине Москвы, а из-за неспособности Грузии договориться со своими регионами и интегрировать представителей этнических меньшинств. И согласиться на подписание соглашений о неприменении силы в двустороннем российско-грузинском формате означает также отказ от взгляда, существовавшего годами.
Разное понимание, различные интерпретации вроде бы одного и того же. Было бы наивным полагать, что до декабря 2013 года все вдруг изменится. Следовательно, прорывов ожидать не приходится. Однако свое основное значение – сохранение самого переговорного формата – женевские дискуссии выполняют. Диалог ведется, стороны слушают друг друга, хотя и не пытаются услышать. Но есть сам диалог. Похоже, на большее в нынешних условиях трудно рассчитывать.
После того как президентские выборы в Грузии подвели черту под десятилетием правления Михаила Саакашвили, не было недостатка в прогнозах относительно нового всплеска российско-грузинской нормализации. Однако первый же практический опыт в виде нового раунда женевских консультаций опроверг все оптимистические выводы. Жестко и наглядно. В очередной раз Москва и Тбилиси разошлись как в море корабли, а представители российской и грузинской сторон постфактум упрекнули друг друга в отсутствии конструктивного подхода. И без президента Саакашвили, оказывается, совсем не просто найти общие точки.
Your browser doesn’t support HTML5
Казалось бы, идея о подписании юридически обязывающего соглашения о неприменении силы выгодна всем. России это выгодно для того, чтобы изменить свой имидж страны, стремящейся к расширению политического влияния в соседних странах любой ценой. У Грузии есть интерес к получению дополнительной правовой страховки на случай возможных осложнений с Москвой. США и ЕС российско-грузинский компромисс был бы тоже выгоден. Ведь нужно демонстрировать свою эффективность на фоне практически полной безрезультатности женевских консультаций. Однако при каждом заходе на новый круг получается нулевой результат. В чем же причина?
Отвечая на этот вопрос, в первую очередь следует иметь в виду, что Москва и Тбилиси под "неприменением силы" понимают прямо противоположные вещи. Для российских дипломатов это понятие описывает соглашение между Грузией с одной стороны и двумя частично признанными республиками с другой. При таком подходе Москвы в конфликтах как бы нет, есть третья сторона, которая имеет свои взгляды, свои интересы, но не является участником самого противоборства. Для грузинских политиков такой подход неприемлем. Более того, они считают его фальшивым и лицемерным. С их точки зрения Москва не какой-то "третий игрок", а основной участник конфликтов, их главная движущая сила, в то время как Абхазия и Южная Осетия выступают лишь в роли инструментов для реализации устремлений Кремля.
Сейчас мы не будем говорить, насколько такой подход правильный или нет. Фактически он уже не первый год является официально принятой версией двух этнополитических конфликтов. Это началось еще до Саакашвили. Еще во времена Шеварднадзе грузинское руководство полагало, что ключи от Абхазии и Южной Осетии находятся в Москве. Стоит лишь правильно распорядиться ими, и проблема территориальной целостности будет решена.
Однако третий президент Грузии усилил этот тренд до предела. Данный подход отразился не только в т.н. политике непризнания, ориентированной на самом деле на международное признание факта оккупации Абхазии и Южной Осетии Россией. Он реализовался и в специальном законодательстве относительно правового режима двух "мятежных республик". При таком взгляде есть Грузия и есть Россия. Абхазия и Южная Осетия являются фигурами второго-третьего плана. И именно поэтому председатель комиссии по территориальной интеграции парламента Грузии Георгий Вольский полагает, что подписание соглашения о неприменении силы с Абхазией и Южной Осетией поставит Тбилиси "в двусмысленное положение". Более того, такой шаг заставил бы грузинское руководство радикально отказаться от имеющегося сегодня подхода к двум конфликтам и взаимоотношениям с Россией. К такому повороту дела не готовы представители "Грузинской мечты" вне зависимости от их расхождений с "Единым национальным движением" и уходящим президентом. Максимум, к чему они готовы, – это декларативные заявления о неприменении силы. Вот и сейчас представители Грузии ссылаются на резолюцию национального парламента от 7 марта, которая провозглашает готовность не использовать силу для разрешения конфликтов.
Но для России вся политика на грузинском направлении строится на основе четкой концепции: этнополитические конфликты возникли не по вине Москвы, а из-за неспособности Грузии договориться со своими регионами и интегрировать представителей этнических меньшинств. И согласиться на подписание соглашений о неприменении силы в двустороннем российско-грузинском формате означает также отказ от взгляда, существовавшего годами.
Разное понимание, различные интерпретации вроде бы одного и того же. Было бы наивным полагать, что до декабря 2013 года все вдруг изменится. Следовательно, прорывов ожидать не приходится. Однако свое основное значение – сохранение самого переговорного формата – женевские дискуссии выполняют. Диалог ведется, стороны слушают друг друга, хотя и не пытаются услышать. Но есть сам диалог. Похоже, на большее в нынешних условиях трудно рассчитывать.