Почему так жестко и однозначно была поставлена точка в истории с объединением Южной и Северной Осетий? Почему Владислав Юрьевич Сурков фактически запретил югоосетинским чиновникам даже заикаться на эту тему?
Совершенно понятно, что курс на вхождение в Россию рассматривался нынешним руководством как своего рода ключ к решению собственных, вполне себе системных проблем, главной из которых является то, что уровень компетенции нынешних югоосетинских чиновников высшего звена позволяет им быть разве что администраторами потерянного цивилизацией захолустья, какого-нибудь медвежьего угла на окраине большого государства. То есть тибиловская команда решала задачу по максимальному сближению статуса территории с собственными административными талантами и возможностями и делегированием большей части ответственности за судьбу Южной Осетии российскому руководству. Однако халява не прокатила. Приехал барин и рассудил жестко и даже где-то оскорбительно, учитывая то, как еще совсем недавно югоосетинская элита пестовала объединительную модель. Команда на отмену была выполнена незамедлительно, и теперь речь идет однозначно, без экивоков о строительстве независимого государства.
Your browser doesn’t support HTML5
Мастер по симуляции суверенитетов
Собственно, было понятно и раньше, что у России крайне узок горизонт возможностей, если он вообще есть, по включению в свой состав бывших грузинских провинций. Это крайне сложная процедура с точки зрения международного права. Кроме того, Москва сегодня устанавливает легитимность признания Абхазии и Южной Осетии суверенными государствами на том, что ее аргументы являются зеркальным отражением доводов Запада за признание независимости Косово. И в том, и в другом случае речь шла о вооруженной агрессии, развязанной метрополией, которую необходимо было остановить, чтобы избежать огромного количества жертв. Но вхождение Южной Осетии в состав России с правовых позиций уже стало бы чистой воды аннексией. В этом случае Кремль попадал бы под перекрестный огонь куда более энергичных обвинений со стороны Запада в нарушении принципов международного права и с высокой долей вероятности входил в режим экономических санкций.
Второй момент, который, может быть, даже более существенен с точки зрения репутации современного российского руководства, – это то, что Абхазия и Южная Осетия важны именно как доказательство того, что Россия остается равноправным игроком на международной арене и способна действовать абсолютно симметрично в ответ на признание Косова. Ни одна западная держава ничего не в состоянии с этим поделать.
Таким образом, Сухум и Цхинвал являются как бы своеобразными памятниками российской мощи. В качестве двух новых субъектов федерации они не принесли бы Кремлю ничего, кроме новых и пустых хлопот, в то время как, будучи суверенными государствами, они прекрасно служат укреплению престижа России.
Будучи в Абхазии, Сурков сказал на одной из встреч, что деньги, выделяемые Сухуму и Цхинвалу, мизерны и абсолютно нечувствительны для российского бюджета. Это интересное замечание, поскольку из других сурковских заявлений многие аналитики сделали вывод, что Кремль устал содержать две республики и намерен хотя бы частично перевести их на самоокупаемость. Вот это мне кажется пустой риторикой. Системы власти и там, и там, кадровый резерв не позволяют сколько-нибудь серьезно модернизировать экономику. Поэтому перед Сурковым стоит совершенно иная задача. Необходимо сделать более достоверным фасад игрушечной независимости, который, особенно в случае с Южной Осетией, воспринимается многими как наспех состряпанная фальшивка. Так что Владиславу Юрьевичу предстоит произвести очень тонкую аферу: склеив из пластмассовых деталей модель боевого самолета, убедить всех, что ему удалось собрать настоящую работоспособную машину-убийцу.
