Результаты абхазских выборов, конечно, были предсказуемы. Так же, как последующий скепсис вперемешку с сарказмом: ну вот, выбрали очередного бухгалтера, который будет приходовать и расходовать очередные российские транши. И все, что говорилось до выборов, будет выглядеть справедливым после них. Как любая банальность, а банальностей много, и ими обречено стать все изреченное на абхазскую тему.
Да, все так. Никаких других стратегий, кроме технологических нюансов освоения средств, не ожидается. Выбор между политическими продолжениями тоже невелик: размазывать эти богатства, как Багапш, тонким слоем по всей Абхазии, или, как Анкваб, волевым решением определять, где надо потолще, а где не надо вообще. И никакой президент, зовут ли его Рауль Хаджимба или Уинстон Черчилль, ничего не сможет сделать там, где потолок первого развития уже достигнут, а как должно выглядеть второе, никто не представляет даже в набросках.
Это можно принять за феномен непризнанности. Кризис стратегии актуален для всех постсоветских государств – любителей инерционного развития. Но у них, членов ООН и ФИФА, есть хоть какая-то свобода маневра. У Карабаха, в котором вопрос о дальнейшем развитии так же бестактен, как и в Абхазии, маневра нет. О Южной Осетии или Приднестровье нечего и говорить.
Your browser doesn’t support HTML5
Конец первой романтики
Это тоже банальности. Только непризнанность в этих историях объясняет все не так убедительно, как принято считать. И не так спасительно, как хотелось бы победителям этих непризнанных президентских выборов. Та же Абхазия там, где ей интересно, прекрасно решает и таможенно-брокерские вопросы, и даже совсем невозможные вещи с нормальным кредитованием. Непризнанность все больше становится не квадратурой круга, а обычным технологическим ограничением. Которое преодолеть очень сложно. Но возможно. Теоретически. Если считать, что проблема в непризнанности.
А практически – нельзя. Но совсем по другим причинам.
Оптимисты и романтики верят, что даже в Абхазии и в Карабахе, если не воровать, если навести порядок там, где его можно навести без фельдфебельских замашек, можно сделать жизнь не то что сносной – такой жизни позавидовали бы и члены ООН по соседству. Еще большие романтики верят, что теоретически те, кто начинает свою государственность с нуля, избавлены от родовых проклятий старой государственности. И нужно только все хорошо продумать и правильно выбрать. Но поскольку власть все время получается вороватой, то тупик.
Все, кажется, на самом деле наоборот. Власть потому и воровата, что все знают: все равно тупик. Все равно от Сухуми ничего не зависит. Все равно Карабах развивается как регион Армении – что может сделать назначаемый губернатор, будто в недобрую шутку называемый президентом?
Непризнанность из категории внешнеполитической и внешнеэкономической превращается в форму внутреннего общественного договора. Можно винить конкретных людей, их даже можно свергать, и снова идти на честные выборы (кстати, они тем честнее, чем больше вероятность последующего свержения). Но все объективно, была бы система, а человек найдется.
Каким бы ни был первоначальный настрой, он иссякает, и в конечном счете приезжает Владислав Сурков и уточняет: как вы сказали, абхазский народ никогда не пойдет на ассоциированные отношения? России не нужна Абхазия, наоборот, она для нее во многом проблема, как Карабах для Армении, и проблему надо решать – чем проще, тем лучше. А если не решать, то держать Абхазию в том состоянии, чтобы этой проблемы было меньше.
Высоту потолка диктует тот, кто решает проблему, а не тот, кто соглашается ею быть. И вот он достигнут. Дело не в Суркове. Просто дальше развилка, которую абхазские выборы позволили неплохо изучить. Либо скачок вверх, либо то, что было, но уже на качественно другом уровне дна. С населением, готовым согласиться за пенсию на все, что угодно. И готовым пойти на площадь. Заодно и против Гальского района, потому что когда не получается вверх, наступает всеобщий консенсус смещения всех понятий вбок. Наведение порядка, гражданская нация вместо этнической, открытость миру – во все это можно верить, когда твердо знаешь, что все зависит от тебя и нужно просто все придумать и выбрать.
Того, кто пользуется тем, что все зависит от него, винить бессмысленно, да никто открыто винить и не решится. Во-первых, это не самый большой и первичный его грех. А во-вторых, однажды сочтя независимость подвигом, те, кто ее достиг, незаметно для себя уже согласились, что у нее есть цена. Еще совсем недавно казалось, что торговаться можно до бесконечности.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции