Ахмед Закаев под лозунгом "Свобода и жизнь"

Ахмед Закаев на пресс-конференции с представителями властей России. Лондон, 2009 год

Чеченский политик и политический эмигрант Ахмед Закаев, живущий в Лондоне, продолжает возглавлять правительство Чеченской Республики Ичкерия в изгнании. Он представляет взгляды той части чеченского общества, которая не утратила веры в идею независимости Чечни.

Закаев, актер по первой профессии и бывший председатель Союза театральных деятелей Чечни, входит в политическое руководство сепаратистского движения с середины 1990-х годов. При президенте Джохаре Дудаеве Закаев занимал пост министра культуры, затем стал министром иностранных дел и вице-премьером, в 2007 году в эмиграции возглавил кабинет министров. Принимал участие в обеих чеченских войнах. Объявлен российскими следственными органами в международный розыск, однако власти Великобритании не нашли оснований для выдачи Закаева Москве и предоставили ему статус политического беженца. Во второй половине 2000-х годов состоялись несколько встреч Закаева с представителями нынешних чеченских властей, в 2009 году был проведен совместный Мирный форум по Чечне, на котором, впрочем, не достигнуты конкретные договоренности.

В интервью Радио Свобода Ахмед Закаев вспоминает первую чеченскую войну:

– По-настоящему та война для меня началась 31 декабря. По-настоящему – это когда я начал вспоминать советские фильмы про бомбежки, обстрелы и прочее-прочее. 31 декабря Аслан Масхадов поручил мне и еще нескольким моим товарищам добраться до Первой городской больницы. Было сообщение, что российские войска, проникшие в город, захватили эту больницу, взяли в заложники всех, кто там находился. В связи с этим Масхадов сначала принял решение – попытаться освободить больницу, а потом сказал, что нужно просто заблокировать это место. Вот путь от президентского дворца до городской больницы под обстрелом и был для меня реальным началом войны.

Your browser doesn’t support HTML5

Ахмед Закаев о войне и мире в Чечне. Полная версия


А психологически, морально война для меня началась где-то 26-27 декабря. После заседания кабинета министров – я тогда был министром культуры, и это было последнее, наверное, совещание в относительно мирных условиях уже начавшейся, но не приобретшей жесткой формы войны. Когда я вернулся с совещания, здание, в котором находилось наше министерство, было наполовину разбомблено. В этом здании находились министерство культуры и мэрия города. Я поднялся к себе в кабинет – рамы и стекла были выбиты... Джохар тогда не позволил нам ничего вывозить и никого эвакуировать. Он до конца верил, что войны не будет, он считал, что если правительство начнет эвакуацию, то это вызовет панику среди населения. Когда я вышел из кабинета, нашел какой-то кусочек проволоки – не знаю даже, зачем я это сделал, – попытался закрыть двери, проволокой привязал ее и ушел... Как раз шла запись добровольцев, ополченцев на площади, уже после бомбежки. И я встал в очередь этих ополченцев, которые записывались на фронт.

– Вы понимаете сейчас, зачем генерал Дудаев провозгласил независимость Чечни? Не было другого, политического способа решить проблемы, как вы считаете?

– Ну как вы такие вещи спрашиваете! Не Дудаев провозгласил независимость Чечни, это произошло еще до появления Дудаева в республике. 26 ноября 1990 года по указанию Верховного совета тогдашней Чечено-Ингушской Республики собрался первый чеченский съезд, на котором и была принята декларация о государственном суверенитете. Сделано это было даже не по прихоти Доку Завгаева, тогдашнего главы республики, а фактически по указанию Верховного Совета СССР. В апреле 1990 года принят был закон о союзных и автономных республиках, уравнивавший автономные республики в правах с союзными республиками. Чечено-Ингушская Республика оказалась едва ли не последней из автономий, которые, в соответствии с этим постановлением, приняли декларацию о своем государственном суверенитете. Завгаев получил прямую инструкцию из Кремля, из Москвы – привести местное законодательство в соответствие с законодательством центра.

Дудаев приехал в Грозный после того, как получил звание генерала, чтобы поблагодарить Завгаева. Чтобы получить звание генерала, Чечено-Ингушский обком КПСС должен был высказать свое мнение, нужна была, оказывается, такая анкетная галочка

27 ноября Верховный совет ЧИАР во главе с Завгаевым и принял декларацию о государственном суверенитете, то есть о независимости Чечено-Ингушской Республики. Чечено-Ингушская Республика просуществовала какое-то время как независимое государство. Потому что поправки, которые были внесены в Конституцию, говорили о том, что Чечено-Ингушская Республика – независимое суверенное государство. Я по телевидению наблюдал за выступлениями тогдашних членов Верховного совета, и журналисты задали вопрос о том, как, по их мнению, Москва отреагирует на то, что в конституции Чечено-Ингушской Республики появился пункт о независимости. И они ответили: нас не волнует, как отнесется другое государство к тому, что у нас в конституции. У меня даже волосы дыбом встали от таких резких заявлений! Тогда, в советское время, чтобы кто-то мог в таком тоне говорить... Мы в этом съезде участвовали вместе с Джохаром Дудаевым, с генералом, как вы назвали его, в качестве гостей и, кстати, сидели рядом. Он приехал в республику после того, как получил звание генерала, чтобы поблагодарить Завгаева. Чтобы получить звание генерала, Чечено-Ингушский обком КПСС должен был высказать свое мнение, нужна была, оказывается, такая анкетная галочка. И на съезде мы были только в качестве гостей. Так что Джохар Дудаев в классическом смысле к провозглашению независимости Чеченской Республики имел такое же отношение, как и я.

– В ту пору у Москвы складывались сложные отношения с разными национальными республиками, с Татарстаном, например. Что сделало войну неминуемой именно в Чеченской Республике, как вы считаете? Почему татарам удалось договориться с Москвой, а чеченцам не удалось?

Заинтересованных в начале войны сил в России было очень много

– С татарами хотели договориться – и договорились. Ельцин после подписания с Татарстаном договора заявил о том, что он готов встретиться с Джохаром Дудаевым, с президентом Чеченской Республики. Он сказал, что он готов встречаться с президентом Чеченской Республики и будет договариваться. Дудаев откликнулся и сказал, что Чеченская Республика готова рассмотреть предложения, которые будут абсолютно приемлемы для обеих сторон. К большому сожалению, эта встреча не состоялась, во многом благодаря тому, что ей препятствовали люди из окружения Ельцина (Сергей Шахрай, Сергей Филатов, Геннадий Бурбулис и, конечно, Руслан Хасбулатов). С подачи Хасбулатова, тогдашнего председателя Верховного Совета России, приняли решение считать выборы, прошедшие с Чечне, нелегитимными. Если бы встреча Дудаева с Ельциным состоялась, не было бы никакой войны. Я абсолютно уверен в том, что Дудаев тогда был готов пойти на компромиссные решения, которые не допустили бы войны в Чечне и в последующем установили бы нормальные взаимоотношения с Россией. Но заинтересованных в начале войны сил в России было очень много, а после расстрела Белого дома Ельцину внушили: нужно выправить имидж в связи с развалом СССР – молниеносной победоносной войной, создать образ собирателя державы, то есть начать войну в Чечне.

– Какие чувства вызывала у вас в то время фигура старшего Кадырова, Ахмада? Как вы объясняете то обстоятельство, что именно с ним Кремль стал договариваться?

Потом понял, что ошибся: бесконтрольных у КГБ, оказывается, не было вообще никогда

– Я тогда к Кадырову относился с огромным уважением. Он был одним из многих духовных лидеров Чечни. Кадыров-старший и провозгласил газават, джихад против России, он публично заявил о том, что каждый чеченец должен убить по 150 русских, и будет проблема решена. Но у меня к нему уважительное отношение складывалось не из-за того, что он призывал убивать русских, а из-за того, что – как мне тогда казалось – он был чуть ли не единственным человеком из религиозной сферы, который не был под контролем КГБ. Вы знаете, что как только Сталин в 1940-е годы заново начал восстанавливать церкви и возрождать религию в России, все духовные лидеры, как христиане, так и мусульмане, были абсолютно подконтрольны КГБ. Мне показалось, что Кадыров вышел из-под контроля или же вообще не является подконтрольным. Потом понял, что ошибся: бесконтрольных у КГБ, оказывается, не было.

После первой войны стало ясно, что Кадыров был сотрудником или по крайней мере имел отношения с КГБ, наши сотрудники силовых структур, секретных служб заявляли об этом. Кадыров-старший сказал: я могу присягнуть на Коране, что после того, как я был направлен в духовную семинарию, а в советское время невозможно было получить религиозное образование без санкции КГБ, с этой организацией я дела не имел. Зелимхан Яндарбиев, тогдашний президент, сказал, что он Кадырову верит, – знаете, тогда установилась в Грозном победная эйфория, все друг друга любили, уважали, хотели, чтобы не было разногласий. И не пришлось Кадырову клясться на Коране.

А почему Россия начала сотрудничество именно с Кадыровым и его использовала? Насколько мне известно, в начале войны такие предложения поступали ко многим влиятельным чеченцам – Саламбеку Хаджиеву предлагали, Доку Завгаеву (Завгаев сразу отказался), Малику Сайдулаеву... Было несколько фигур. Саламбек Хаджиев сказал: на этот период в Чечне нужен второй Мозлак Ушаев. Вы знаете, это был такой чекист, деспот, в период становления советской власти, настоящий палач чеченского народа. И вот эту роль на себя, в принципе, поначалу взял Кадыров-старший. Но Москва отчасти просчиталась, все-таки Кадыров-старший оказался более думающим человеком и до конца выполнять те функции, которые на него возлагал Кремль, он не захотел. И в связи с этим Кадыров был физически ликвидирован.

Россия перестала быть исключительной проблемой чеченцев и чеченского народа. Сегодня Россия является проблемой всего мира и международного сообщества

Ему на смену пришли те, кто руководит Чечней сегодня, они добровольно взяли на себя функции палачей чеченского народа. Но и они тоже по-своему играют с Москвой и с Кремлем. Они считают, что в сегодняшней ситуации именно таким образом можно выжить, что-то сделать для республики, сохранить народ и сохранить чеченскую государственность. На самом деле, вы знаете, с одной стороны, так оно и получилось! Пусть в извращенной форме, но государственность Чечни сохранена – территория, население, есть какие-то структуры власти, которые как бы пытаются руководить республикой и отстаивать интересы этой территории и населения, которое, правда, полностью подмяли под себя.

Больше, я думаю, в этой войне проиграли Россия и мир. Россия упустила возможность построить правовое демократическое государство. И по истечении 20 лет мы можем абсолютно точно сказать: Россия перестала быть исключительной проблемой чеченцев и чеченского народа. Сегодня Россия является проблемой всего мира и международного сообщества, она реально представляет угрозу соседним государствам. Трагедию чеченского народа и трагедию русского народа мы обязаны рассматривать более масштабно. То, что произошло с Россией в результате войны в Чечне, не сулит ничего хорошего и международному сообществу... Если сегодня не усмирить, не урезать аппетиты Путина и тех сил, которые он, играя на низменных инстинктах толпы, взбудоражил, то завтра может быть поздно.

– Война в Чечне сопровождалась массовыми нарушениями прав человека. Большую ответственность за совершение этих преступлений несет Россия. На ваш взгляд, есть ли чеченская доля ответственности, доля ответственности тогдашних чеченских властей и ваша личная в том, что происходило? Ведь были и захваты заложников, и "Норд-Ост", и Беслан, известны имена Басаева и Хаттаба, и отрезанные головы западных специалистов тоже были, и много чего еще. Как вы со всем этим живете?

– До тех пор, пока не будет учрежден международный трибунал и все виновные за эти преступления не будут привлечены к ответственности, войну в Чечне нельзя считать законченной. Пока мы не призовем к ответу военных преступников, независимо их от национальной принадлежности, русских или чеченцев... Да, были нарушены права человека, были совершены военные преступления. Необходимо создать международную независимую комиссию, провести расследование и привлечь виновных к ответственности. И я живу с надеждой на то, что, может быть, увижу этот день, когда военные преступники предстанут перед судом. Со своей стороны я готов в любое время – если есть какие-то претензии по отношению ко мне или по отношению к тем официальным структурам власти, которые я продолжаю представлять, – предстать перед международным судом, сотрудничать с любой независимой комиссией. Со времен Аслана Масхадова и Джохара Дудаева и по сей день то, что мы требуем от международного сообщества, – именно создание международной независимой комиссии и проведение расследования по всем тем фактам и тем моментам, о которых и вы говорите. Недавно один из наших вице-премьеров подготовил соответствующие материалы, которые мы передали в Гаагский международный суд. Мы предъявили обвинения именно Путину. Но я понимаю, что на сегодняшний день реально эта мера – организация такого судебного процесса – нереализуема. Но, тем не менее, мы со своей стороны готовы на то, чтобы было проведено честное расследование.

– Вы упомянули о том, что, по вашему мнению, в какой-то "извращенной" форме чеченская государственность существует и сейчас. На ваш взгляд, концепция независимой Республики Ичкерия, которую вы представляете, мертва как политический проект?

Чеченцы не забыли преступления, совершенные под флагом российских войск. Чеченцы этого не забыли, чеченцы этого не забудут, чеченцы с этим будут жить до тех пор, пока они не восстановят свою государственность

– Я абсолютно уверен в том, что идея чеченской независимости не только не умерла, но стала еще более востребованной, чем когда-либо. Сегодня 90 процентов населения Чечни осознанно понимают, что такое независимость, они осознают, что независимость – не только независимое государство, что это не какая-то привилегия, но что это еще и величайшая ответственность не только перед собственным народом, но и перед всем международным сообществом. Да, сегодня нет каких-то видимых признаков поддержки лозунгов, которые были актуальный двадцать лет назад – "Свобода или смерть". Сегодня актуален лозунг "Свобода и жизнь". Свобода и жизнь, построение своего независимого государства. В первой чеченской войне основной мотивацией борьбы были воспоминания о депортации чеченцев 1944 года. 13 лет, проведенные моим народом в ссылке, те потери, которые чеченцы понесли в период депортации и во время ссылки, – все это давало мотивацию для тех, кто тогда стал отстаивать свободу и независимость. Вы представляете, насколько сильнее эта мотивация у сегодняшних чеченцев – после двух войн, унесших столько жизней, когда множество людей были вынуждены покинуть свою родину и разбросаны теперь по всему миру. Чеченцы не забыли преступления, совершенные под флагом российских войск. Чеченцы этого не забыли, чеченцы этого не забудут, чеченцы с этим будут жить до тех пор, пока они не восстановят свою государственность. И это будет означать торжество справедливости.

– Однако таких "потемкинских деревень" насчет лояльности режиму Путина, как в Чечне, не устраивают больше ни на одной российской территории. Только в Грозном есть проспект Путина, только в Грозном в день рождения президента России тысячи людей носят по улицам российский флаг. Может быть, вы преувеличиваете потенциал готовности чеченцев к сопротивлению?

– Я не имею в виду, что чеченцы с оружием в руках снова ввяжутся в войну против России. Ни в коем случае! Мы навоевались на лет 200 вперед. Чеченцы не должны допустить, чтобы снова была развязана война между Россией и Чечней. Мы имеем право говорить не о начале новой войны, а о завершении старой, все правовые основания для этого есть. Есть договор о мире, подписанный президентами Ельциным и Масхадовым в 1996 году, и на базе этого договора мы должны будем заключить мирное соглашение с Россией и закончить войну.

А переименование проспекта Победы в проспект Путина – это именно то, что оскорбляет национальное чувство чеченцев. Это как если бы сегодня в Израиле где-то поставили бы памятник Адольфу Гитлеру, чеченцы именно так это и воспринимают, хотя вынуждены молчать

А те моменты, о которых вы говорите, – это форма выживания. В концлагерях в период Холокоста ведь ни один еврей не кричал о том, что хочет создать государство Израиль. Узники концлагерей выживали как могли. Я просто благодарен тем, кто остался на территории Чечни. Именно благодаря тем, кто сегодня, пусть даже с российскими флагами, бегает отмечать день рождения Путина, мы сохранили историческую родину. Я никак не ставлю им в укор такое поведение. Они находятся в неволе, они подневольные люди, они должны делать то, что они сейчас делают, чтобы выжить. А переименование проспекта Победы в проспект Путина – это именно то, что оскорбляет национальное чувство чеченцев. Это как если бы сегодня в Израиле где-то поставили бы памятник Адольфу Гитлеру, чеченцы именно так это и воспринимают, хотя вынуждены молчать. Но я вас уверяю: придет день, придет час, придет время, когда чеченцы начнут говорить об этом прямо, будут требовать от России компенсации – не в форме материального возмещения, а в форме политической компенсации, чтобы Россия признала независимость Чечни, – заявил в интервью Радио Свобода чеченский политик Ахмед Закаев.

Фрагмент итогового выпуска программы "Время Свободы"