Следственный изолятор Министерства внутренних дел Абхазии мы называем попросту драндской тюрьмой. Это мрачное заведение неподалеку от Сухума живет своей обособленной жизнью. В тюрьме есть начальство и есть «смотрящий». Ходят слухи, что здесь есть три «вип-камеры» с кодовым номером «005» – это люксы с толстыми коврами на полах для самых крутых «сидельцев». Говорят, что для них же в тюрьме есть бассейн, сауна и биллиардный зал.
Есть камеры «бизнес-класса» – для тех, кто не столь важен, но крут или имеет крутую родню. Эта категория людей сама обустраивает свои камеры, делает там ремонт, устанавливает водонагревательные баки, чтобы в любое время суток принять душ и освежиться.
И есть так называемый козлятник – для всех остальных, некрутых, без богатых и именитых родственников. Естественно, мне показали только последний уровень, расположенный в самом низу, в подвальном этаже. Остального, по утверждению начальника тюрьмы, просто нет – одни досужие разговоры.
То, что я увидела на нижнем этаже, повергло меня в шок. Здесь в крохотных грязных камерах сидят по пять-шесть человек. Несмотря на отсутствие стекол в окнах, завешенных какими-то грязными тряпками, воздух такой спертый, что трудно дышать. Коридоры напоминают средневековые казематы. Вырвавшись из тюремной атмосферы на свежий воздух и посмотрев на синее небо, первое, о чем я подумала: «Концлагерь отдыхает!»
Your browser doesn’t support HTML5
Это абхазская тюрьма
Помимо этого впечатления, которое я получила, осмотрев камеры, мне удалось пообщаться с начальником тюрьмы полковником Русланом Джелия. И он любезно рассказал мне о том, как управляется тюрьма, какие проблемы волнуют его, как руководителя этого заведения.
В советские времена драндская тюрьма была «перевалочным пунктом», здесь содержались только подследственные. После суда и вынесения приговора всех отправляли либо в колонию поселения в Сиду (на территории Абхазии), либо в российские тюрьмы.
Сегодня в драндской тюрьме содержатся 308 человек, из этого числа 76 человек должны отбывать срок в условиях общего режима, 140 человек – в условиях строгого режима, особый режим у одного человека, колония поселения – у 30 человек. Подследственных – 58. Малолеток и женщин здесь нет. Все обитатели этого заведения содержатся «под одной крышей» в условиях одного режима.
Руслан Джелия считает: «Осудили человека, пусть забирают его не в СИЗО, а в тюрьму, где он может работать. Вот колонию поселения дали человеку, таких у нас 30 человек сидят, а они должны работать, как это раньше было до войны нашей 1992-1993 гг. Они там чай собирали, занимались полезным трудом. Еще у нас содержатся люди с пожизненным сроком, таких три человека. А им все равно: захочет человек – об стенку головой ударится, захочет – пырнет тебя ножом. Их ведь тоже надо содержать отдельно. Пять режимов у нас вместе отсиживают. Я не говорю, что в одной камере, но все равно…»
В СИЗО 64 камеры, есть санитарная часть с дежурной медсестрой и туберкулезный блок. Здесь в настоящее время 27 пациентов (6 человек в тубблоке). В тюрьме острая нехватка персонала. Из 102 штатных единиц работают 47 человек. Это вместе с поварами, женщинами, административными работниками. Сотрудников охраны всего 11 человек. Катастрофически не хватает контролеров. Руслан Джелия говорит: «Контролеров нет у нас, это люди, которые закрывают камеры и следят за заключенными. Представьте себе, что на 308 заключенных заступает на дежурство три контролера, причем один из них остается на КПП».
Заработная плата у сотрудников СИЗО сегодня от 5000 до 10000 рублей в среднем. Но это не единственная причина нежелания работать в СИЗО и в органах милиции. Руслан Джелия так объясняет ситуацию: «Имидж милиции упал. Я 31 год работаю в органах, но такого не было никогда. Сотрудник милиции первым делом должен быть защищен. Неужели вы сами не видите, что на трассе творится? Я старый работник, я знаю, что говорю. В наше время людей выбирали. Хочешь в ГАИ? Смотрели на его фигуру, на рост, на ум, на обращение к людям. Отправляли на повышение квалификации, обучали, хотя бы писать учили, как нас. А сейчас посмотрите на трассу, какой рост они имеют? Метр с кепкой! Это не работник милиции. А начнешь его обучать, да вы что, они все знают! Наши ребята учатся в школе милиции, а чему их там учат? Лейтенантами выходят через два года, а слово «рапорт» написать не могут».
В тюрьме катастрофа не только с кадрами, но и с санитарным состоянием. Три года тому назад тюрьму отремонтировали. Руслан Джелия рассказывает о качестве проведенных работ: «Ремонт якобы нам сделали. Это было до моего прихода. Забор сделан, видеонаблюдение работает. Для администрации построили столовую, хорошая столовая, не жалуемся. Казарму построили для омоновцев. Крышу поменяли, хотя она новая была. Кондиционеры большие сделали, вытяжку. Однако на сегодняшний день ни кондиционеры, ни отопление, ничего не работает. Вот, например, канализационные трубы, они их не поменяли, только подлатали местами. Мы теперь каждую неделю машину вызываем из города, просим, умоляем, заливает нас канализация, вода не уходит. В режимном корпусе, где ремонт сделали, все сыпется, ломается, прорывает…»
Новую тюрьму строить обязательно надо, считает ее начальник. Он говорит: «Тюрьму отсюда переносить куда-нибудь надо однозначно, чтобы не вышло, что это – «абхазская тюрьма». Потому что один – наш родственник, другой – ваш родственник, третий – еще чей-то родственник. Сейчас все кому не лень здесь находятся. Осудили человека, пусть сидит там, в Латах или в Адлере. А тот, кому не лень, не будет сюда приезжать, тот же блатной или «цветной». Задержишь или закроешь кого-нибудь, сами знаете, за ним 20 человек приезжают. И среди них (заключенных под стражу) обязательно окажется сын больших людей, однозначно, даже спорить не надо! Надо по-любому тюрьму переносить, а здесь оставить только подследственных».
Руслан Джелия считает, что на территории тюрьмы даже сейчас можно было бы построить какой-нибудь цех, чтобы заключенные могли работать. Но, по его же признанию, таких наберется не слишком много. Вот что он об этом думает: «Вот, скажем, заключенных сегодня 300 человек. Из 300 пусть поработают 30 человек. И им копеечка будет, когда выйдут отсюда. «А почему так мало, а остальные?» – спрашиваю его я. Он отвечает: «Остальные – стремилы». «А что такое стремилы?» – интересуюсь. Он отвечает: «Ну, которые хотят стать авторитетами в воровском мире!» «Все хотят стать ворами?» – искренне удивляюсь я. Джелия резюмирует: «Это – Абхазия! Что я и говорю!»
По мнению некоторых представителей МВД, с которыми мне удалось обсудить эту тему, драндская тюрьма – это центр криминализации абхазской молодежи. Любой правонарушитель, попадая сюда, оказывается в жестких рукавицах воровского мира. А наше общество ничего этому противопоставить не может. Вот и распространяется воровская психология, как круги от брошенного камня в стоячей воде.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия