Сегодня в Абхазии – выходной день, присоединяемый с прошлого года к празднику православной Пасхи. Вчера, как и во всем православном мире, отмечали день Светлого Христова Воскресения. В ночь с субботы на воскресенье 12 апреля была прямая трансляция в эфире Абхазского телевидения со всенощной службы в Сухумском кафедральном соборе, которому в нынешнем году исполняется сто лет. Я заметил стоявшего на службе президента Абхазии Рауля Хаджимба, рядом с ним – бывшего вице-президента Валерия Аршба, мелькнуло на экране и лицо кандидата в президенты на последних выборах Леонида Дзапшба.
А в воскресенье в десятом часу утра я по традиции направился в путь к Лыхненской церкви, внутри ограды которой находится древнее святилище Лыхных, где мужчины абхазского рода Шакрыл возносят молитвы Всевышнему много столетий, гораздо больше, чем стоит здесь возведенная в X веке церковь. Утро выдалось прохладным и дождливым. И все-таки его было не сравнить с тем ужасно холодным (шел дождь с мокрым снегом) пасхальным днем 1993 года, когда я впервые принял участие в этих молениях шакрыловцев и когда Абхазия переживала один из самых драматичных и трагичных моментов в своей истории. Это было на второй год после возрождения древней традиции моления в святилище после долгого, шестидесятилетнего перерыва, вызванного гонениями советских властей на все религиозные верования. А до того, как рассказывал мне лет тридцать назад живший в селе Тамыш мой дядя Адексей Ростович Шария, работавший председателем суда Очамчырского района, он, будучи еще ребенком, в двадцатые годы, тоже ездил в Лыхны на эти моления. По его словам, тамышских Шария забирали с собой гальские представители нашей фамилии. Говорят, что принимали когда-то в этих молениях участие и представители других фамилий, которые считаются ответвлениями от фамилии Шакрыл, – Шакирбай, Шакая…
Your browser doesn’t support HTML5
Тысячелетия на том же месте…
…Перед началом церемонии моления, пока подтягивались ее участники и гости, обошел двор церкви и обратил внимание на изменения здесь. Над могилой похороненного внутри церковной ограды век назад героя Первой мировой войны корнета Лакербай вырос куполообразный железобетонный навес. А место, где у церковной ограды закопан в землю 16-ведерный кувшин с вином, теперь огорожено закрытой на навесной замок аккуратной плетеной изгородью из прутьев рододендрона. Я поинтересовался у жреца или, как его еще называют, хранителя святилища Сергея Шакрыла о том, как возникла эта изгородь. Вот что он ответил:
«Ну, это инициатива… ребята решили… И почему это сделали? Отдыхающие приходят, не знают, что это такое, бывает, на нем, этом кувшине, сидят. И потом ребята решили это место огородить. И собрали деньги, заказали мастеру и сделали. И правильно сделали».
Действительно, в стародавние времена с такой проблемой, как поток туристов сюда, участникам молений сталкиваться не приходилось (в нынешнюю пасхальную неделю число пересекающих границу на Псоу увеличилось на 20%). Я поинтересовался еще у хранителя святилища вот чем: с отношениями между традиционной абхазской религией и советской властью, насильственно насаждавшей воинствующий атеизм, все ясно, но многим сейчас «со стороны» непонятно, каким образом в Абхазии так мирно уживаются разные религии, в частности, православное христианство с традиционными абхазскими верованиями. Он ответил:
«У нас отношения с Церковью, с отцом Виссарионом очень нормальные. Я сам крещеный, вчера на службе был здесь. И он всегда тоже приходит к нам. И отношения отличные. Мы и православные, и языческие традиции соблюдаем, у нас один Бог. До советской власти, когда в церкви моление заканчивалось, утром в десять часов поп выходил, и начинали здесь уже кувшин с вином открывать. И царь тоже вот тут выходил, «царские ворота» назывались».
Мы стояли на краю знаменитой дворцовой площади Лыхнашта, покрытой изумрудной травой, где разминались наездники перед скачками в честь праздника, и Сергей Шакрыл показал рукой в сторону величественных развалин дворца владетельного князя Абхазии, которые виднелись на синем фоне гор. Вот в какие времена углубился мой собеседник – на полтораста и более лет назад.
А потом мы, несколько десятков участников моления, стояли, как обычно, полукругом перед местом вознесения молитвы у закопанного в землю кувшина с вином, и Сергей Шакрыл, облаченный в национальную одежду, взяв в левую руку зажженную свечу, а в правую – обструганную ореховую ветку с нанизанными на нее кусками свежесваренных сердца и печени жертвенного холощенного козла, произносил слова молитвы, которые звучали на этом месте на протяжении тысячелетий практически в неизменном виде. Вот отрывок из нее в переводе на русский язык:
«Мы просим тебя, всемогущий Лыхных, как всегда, сохрани нас в своем поле зрения, избави нас от невзгод, прости наши грехи, одари нас теплом своим очей и души, исцели нас от страшных болезней, размножь наш род и одари долголетием. Мы молимся под твоей золотой пятой, позволь нам тебе служить, мы умоляем тебя».
Стоя на этом месте, я всегда пытаюсь представить себе, какими были мои пра-пра-пра… ну, в общем, пращуры, стоявшие здесь пятьсот, тысячу, две тысячи лет назад…
А когда мы собирались садиться в брезентовой палатке за столы с козлятиной, мамалыгой, солью и вином, я разговорился с одним шакрыловцем средних лет, который пару раз до этого заводил со мной разговор о том, почему бы мне не вернуть исконную фамилию. Ее изменили когда-то мои предки – то ли трое, то ли пятеро братьев Шакрыл, лет двести назад (может, позже, а может, и раньше) совершившие в Лыхны убийство какого-то знатного человека и переселившиеся, спасаясь от кровной мести, кто в Абжуйскую, а кто в Самурзаканскую Абхазию. При этом мой собеседник почему-то думал, что они сменили фамилию только в бериевские времена. «Нет, – улыбнулся я. – У Берия, конечно, много грехов, но тут он не виноват. Это произошло, насколько знаю, тогда же, лет двести назад».
Я рассказал ему о том, как недавно прочел на одном интернет-форуме рассуждения абхазского пользователя под ником о фамилиях, где была упомянута и моя скромная персона. По его мнению, я, наверное, еще «сознательно не созрел», чтобы поменять фамилию. Догадываюсь, что этот форумчанин имеет непосредственное отношение к славной фамилии Шакрыл, я с ним, кажется, даже знаком, но на вчерашней встрече того человека, о ком думаю, не было. Так вот, над вопросом о смене фамилии я голову никогда не ломал, мне эта смена не кажется правильным шагом.
Во-первых, чувствую определенные моральные обязательства перед отцом, дедом, прадедом, которые носили ту фамилию, которую ношу; мне кажется, им не хотелось бы, чтоб прервалась абхазская ветвь нашей фамилии. Могу предположить, что схожие чувства останавливают многих абхазских носителей фамилий Есава, Мерцхулава, в которые когда-то были переделаны грузинскими церковниками фамилии Алхорба и Чамба. Ведь ничего им сейчас не мешает вернуться к тем, исконным фамилиям, но… Во-вторых, есть ли смысл в изменении фамилии, когда прожита большая часть жизни? В-третьих, почему-то известные мне случаи подобных изменений фамилий на «более абхазские» происходили с людьми, которые вызывают у меня, и не только, мало уважения. Наконец, я и без смены фамилии знаю, почитаю шакрыловцев как братьев и постоянно приезжаю на наши ежегодные встречи-моления. Ну, а как этот вопрос решат для себя мои потомки, – это уже будет их дело.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия