27 мая – зарубка в истории Абхазии

Как ерничал сегодня кое-кто из критиков нынешней власти в Абхазии: «Да здравствует первая годовщина великой майской революции!»

Год назад народный сход, созванный тогдашней оппозицией на сухумской приморской набережной напротив Абхаздрамтеатра, перерос в затяжные попытки части его участников проникнуть в здание администрации президента, мотивируемые тем, что Александр Анкваб отказался прийти на сход. Эти попытки, которые можно назвать и затяжным штурмом здания, завершились тем, что Анкваб с группой приближенных вечером покинул его и укрылся на российской военной базе №7 в Бамборе. Последнюю он покинул, только когда спустя шестеро суток, вечером 1 июня, после упорных переговоров подписал заявление об уходе в отставку.

Самое первое, с чем сталкиваешься, приступая к этой теме, – вопрос о терминологии. Можно ли подобрать слово или словосочетание, которое более или менее устраивало бы все политические силы Абхазии для обозначения того, что тогда произошло, – за исключением совсем уж растяжимо-абстрактного и бесцветного «события 27 мая»? Пока наверняка нет. Для нынешней оппозиции это с первых же дней однозначно был «силовой захват», «государственный переворот». Одна из самых заметных оппозиционеров Ирина Агрба на съезде партии «Амцахара» в минувшую пятницу заявила так:

«27 мая 14-го начался аномальный период нашей современной истории. Если бы результаты переворота трансформировались в продуманные реформы, позитивные перемены, эти события мы могли бы назвать революцией. Так нет! Переворот так переворот!»

27 мая – зарубка в истории Абхазии

Однако и слово «революция», если Ирина Шотовна обращала на это внимание, в применении к 27 мая никогда не вызывало у нынешнего абхазского руководства положительных эмоций: во-первых, в постсоветское время оно во всем бывшем СССР потеряло свой прежний романтический флер и стало почти неотличимо в восприятии от «переворота», во-вторых, череда так называемых цветных революций, прокатившихся на постсоветском пространстве с начала века, добавила в абхазском обществе неприятия к этому слову. Вот почему совершенно не прижились в Абхазии такие словесные ухищрения российских журналистов, как «магнолиевая революция», «майдан в субтропиках» и др. Но выдвинуть некий альтернативный и конкурентоспособный термин поборники смещения Анкваба с президентского поста так и не смогли. Промелькнувшее как-то в СМИ словосочетание «народное волеизъявление» было неубедительным и неуклюжим. Во-первых, это звучит слишком общо и под такое понятие скорее подходят всенародные выборы, референдумы. Во-вторых, люди, которые очень часто прибегают к слову «народ», говоря о своих единомышленниках, как бы они сами в сказанное ни верили, всегда вызывают у меня недоверие. В-третьих, количество участников любого схода и митинга, даже самого многочисленного, всегда ограничено. В-четвертых, не думаю, что все пришедшие на сход 27 мая рассчитывали именно на такой ход событий…

Мы также не знаем и вряд ли узнаем наверняка, планировалось ли это развитие событий организаторами схода: чужая душа потемки, а тем более в число организаторов входило много разных душ, и публично, во всяком случае, кое-кто из них накануне заявлял, что подобный сценарий не планируется, а также предостерегал от воплощения его в жизнь неуправляемыми горячими головами. Исходя уже только из этого соображения, можно сказать, что использовать здесь понятие «госпереворот», а тем более «вооруженный госпереворот» некорректно. А главное – за событиями 27 мая не последовала узурпация власти теми силами, которые всячески добивались и добились-таки ухода экс-президента, а последовали всенародные выборы 25 августа.

Скажем так: произошедшее 27 мая прошлого года, конечно же, являлось выходом за рамки конституционного поля, и отрицать это как минимум глупо. И большинство жителей Абхазии прекрасно отдавали себе в этом отчет, о чем свидетельствуют результаты июньского опроса населения, проведенного в Абхазии российским Институтом социального маркетинга (ИНСОМАР): вне зависимости от отношения к прежней власти, большей части абхазского общества не понравился способ ее смены, ибо создавался опасный прецедент. Почему же тогда уже вскоре, 24 августа, лидер сил, организовавших сход, Рауль Хаджимба победил в первом туре президентских выборов, набрав более двух третей голосов избирателей? В ответе на этот вопрос и заключается, пожалуй, феномен бурных событий прошлогоднего «длинного жаркого политического лета» в Абхазии.

Вот типичные для значительной массы населения республики рассуждения одного моего знакомого:

«Да, Анкваб при всех негативных качествах своего характера не был тираном, свержение которого бывает оправдано. Да, в отличие от многих, я отнюдь не питал иллюзий, что те, кто придет ему на смену, в реальности лучше справятся со стоящими перед государством задачами, о необходимости решения которых они так долго говорили. Но 24 августа я голосовал за Хаджимба. Так же, как 3 октября 2004-го – за Багапша. Ибо когда в обществе накапливаются протестные настроения, надо дать им реализоваться, а тем, кто многие годы твердил, что знает путь к расцвету страны, – дать шанс реализовать это на практике. В конце концов, порулили одни, надо дать порулить и другим, в этом тоже есть своя справедливость. Как и в том, что в критический момент Анкваба покинули многие из тех, кто грудью должен был стать на его защиту, – значит, не способен оказался создать и сплотить вокруг себя по-настоящему сильную и многочисленную команду. В конце концов, я из тех, для кого не столь важно, кто из них там рулит, сколько то, что страна не погрузилась в кровавый хаос».

Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия