ПРАГА---Профессор истории Майрбек Вачагаев на днях передал в Архивное управление в Грозном десятки тысяч документов по истории Кавказа. Эти ранее не известные документы имеют огромную ценность, сообщая подробности о событиях 1917-1921 годов на Кавказе, считают чеченские ученые. При этом у профессора было только одно условие – доступ к архивным документам должен получить любой исследователь. Вынужденный покинуть Россию из-за преследований и ныне проживающий во Франции, бывший пресс-секретарь президента Чеченской республики Аслана Масхадова Вачагаев более 15 лет занимается изучением истории Горской республики. Как известно, после захвата власти в царской России большевиками члены правительства Горской республики эмигрировали в Европу, и более о ней ничего не известно.
Амина Умарова: Майрбек, вы недавно передали Архивному управлению Чеченской Республики большую коллекцию архивных материалов, которые, по словам ученых-историков, открывают завесу над событиями 1917-1921 годов прошлого столетия на Кавказе. Что вас подтолкнуло к этому шагу и почему вы выбрали именно этот отрезок истории?
Майрбек Вачагаев: Дело в том, что я, будучи во Франции, начал заниматься темой горской эмиграции. Началось это с того, что я обнаружил недалеко от Парижа мусульманское кладбище, на котором были похоронены горские эмигранты – Тапа Чермоев, Абдул-Меджид Бадуев, Эльмурзаев, Эльдаров – то есть люди, которые засветились в истории Северного Кавказа. Там также находились Ахмед-Хан Аварский, Бекович-Черкасский, Шаковы и так далее, то есть со всего Северного Кавказа. Соответственно, меня это заинтересовало, и я решил понять, почему они в итоге оказались здесь в эмиграции, не попытались вернуться обратно к себе на родину. В итоге это стало темой моего долгого и тщательного исследования, связанного с Горской республикой, – с момента ее провозглашения в мае 1917 года (когда был объявлен Союз горцев) до 1920 года. После падения Баку, когда большевики уже начали обкладывать Грузию, было понятно, что дальше говорить о какой-то Горской республике не приходится, и в мае 1920 года был совершен переворот среди обороны Горской республики, когда к власти пришли большевики. Этот период, который меня заинтересовал, и поиск самих горцев, их историй, биографий и личных дел в архивах, я обнаружил случайно для себя, что здесь просто невероятное количество документов, которые связаны с изучаемым мною периодом.
Your browser doesn’t support HTML5
Майрбек Вачагаев: «Архивы не должны лежать мертвым грузом»
Министерство иностранных дел Франции в лице ее консульских работников передавали всю информацию с места. В России было два десятка консульств. Относительно Кавказа, это был Тифлис, на какой-то короткий период они открыли вице-консульство во Владикавказе, в какой-то момент вице-консульство существовало в Петровске (нынешней Махачкале), разумеется, это было и в Баку, и благодаря их сообщениям с мест можно понять, что происходило, как они видели то, что происходит там, на месте – отчеты, рапорты, донесения, военные справки из архива Министерства обороны. Дело в том, что в Тифлисе с 1918-го по 1921-й год находилось военное представительство Франции. Отчеты их агентов, которые находились по всему Кавказу, дают нам картину, которую можно восстановить буквально если не по дням, то по неделям – по крайней мере все это можно восстановить полностью.
На фоне этого, конечно, можно говорить, что у нас так было и в России... Да, но в России – это то, что нам показывали и представляли большевики, советская власть, которая очень ограничивала нас в выявлении каких-то документов, которые могли бы отождествлять другую точку зрения. Здесь же, наоборот, мы видим как раз большой пласт белой эмиграции, их мемуары, доклады, письма, контакты с иностранцами – англичанами, немцами, турками, французами, – то есть все это дает более богатую картину этого периода. Не просто большевики захватили, убежали, прибежали, отошли в Астрахань и так далее, здесь видится картина, которая более живописно объясняет нам и дает понять, почему именно так происходило, почему Деникин пришел на Северный Кавказ, почему он потерпел поражение, почему Бичерахов выступает вместе с большевиками, а потом против них и уже уходит под управление Деникина, почему Чермоев выходит с турецкой армией из Азербайджана и так далее. То есть десятки, сотни вопросов, которые мы сегодня можем спокойно, без каких-либо идеологических привязок, понять, объяснить людям, что было на самом деле в этот сложный период истории всех народов России и, в первую очередь, для нас, горцев Северного Кавказа.
Амина Умарова: Что из себя представляют эти архивные документы – это исследования историков, записки путешественников-европейцев, дневники, отчеты военных?
Майрбек Вачагаев: Нет, это исключительно официальные документы, официальные инструкции по которым действовали министерства иностранных дел и министерства обороны Франции, Великобритании, Германии. То есть это официальные отчеты, доклады с места; доклады о том, как они встречались с кем-то и о чем они договаривались, о встречах, например, с горцами, Чермоевым, Халиловым – просто невероятное количество людей, которые дают оценку и свое видение. Конечно, это видение французов, которые говорят так, как они себе это представляли. Это не значит, что это последняя истина и теперь надо отмести все, что было нам известно до этого, и сейчас мы переходим на эту точку зрения. Нет, эта точка зрения нам дополняет эту картину, она нам объясняет многое из того, что было непонятно. В этом отношении, конечно, – это рапорты, отчеты, донесения, справки, которые готовились именно в консульствах или французской военной миссии в Тифлисе, то есть это официальные документы государственного характера, а не частные поездки кого-то. Элементарно, здесь же можно найти, как дает справку директор трамвайного парка Владикавказа, который, оказывается, был французом (с 1918 по 1919 год). Он, например, рассказывает о том, как видит все, что происходит во Владикавказе, как он на это смотрит. В другом случае, мы видим картину, которую дает житель Петровска, житель Грозного, то есть такие разношерстные данные, но в основном, 90 процентов, – это официальные донесения, рапорты и отчеты Министерства иностранных дел в лице работников консульства и военного министерства, в лице французской военной миссии на Кавказе.
Амина Умарова: Судя по всему, Европа интересовалась именно обстановкой на Кавказе...
Майрбек Вачагаев: Конечно, Кавказ, особенно до распада. Весь мир начали интересовать нефтяные залежи, конечно, Баку и Грозный были самыми интересными для иностранцев. На сегодняшний день из того, что я выявил из документов, десятки мировых нефтяных компаний, которые хотели вложиться в бизнес в районе Грозного и Баку, показывает заинтересованность некоторых стран открыть вице-консульства именно в Грозном, именно из-за своего бизнеса. На сегодняшний день я могу говорить о 14 вице-консульствах, которые были во Владикавказе, то есть это вице-консульства, представляющие 14 государств. Совершенно другая картина показывает нам, что эти мировые державы все больше и больше втягивались в Кавказ, который был интересен именно из-за нефти, но не только из-за нефти. Для англичан, например, Кавказ был интересен тем, чтобы обезопасить свои владения на Юге – в лице Индии, и возможность иметь на Кавказе нейтральные, буферные государства, для них, конечно, вызывала большой интерес. Они хотели, чтобы Россия была в Закавказье, на Кавказе. Интересы французов больше были связаны с Причерноморьем. Они также интересовались нефтью, но больше внимания уделяли всему побережью Черного моря. Документы такого характера показывают, как они вливались в Кавказ, как он их притягивал, почему, на основании чего мировые державы были включены в решение судьбы кавказских государств. Потому что именно Франция, Англия, Германия и Соединенные Штаты в общем-то решили судьбу тех независимых государств, которые были провозглашены в 1917-1918 годах.
Амина Умарова: Составьте, пожалуйста, портрет кавказца, который после прихода к власти большевиков принял решение переселиться во Францию. Кстати, уточните, пожалуйста, почему именно Франция – вы случайно не раскрыли этот феномен? Как мы знаем из истории, именно эта европейская страна стала центром эмиграции для основной части российской аристократии.
Майрбек Вачагаев: Все-таки первым пунктом для российской эмиграции была Сербия. Основным фактором было единство религий, очень близкий язык и так далее. Очень много интеллигенции, аристократии сначала оседало в Праге, потому что президент Чехословакии в тот период не просто помогал, не просто выражал им моральную поддержку, а финансировал все структуры российских эмиграционных организаций, даже был организован университет, в котором были тысячи студентов именно из числа русских, несколько десятков горцев. Первые годы это была еще попытка выяснить, где можно остановиться, и, начиная с 1924-1926 годов, основной поток все-таки идет во Францию. Здесь находит свое убежище абсолютное большинство из числа российской эмиграции и часть горской. Почему часть? Потому что горцы все-таки выбирали Османскую империю – Турцию. Дело в том, что для горцев, которые тысячами и тысячами покинули свои территории, общность религий также была первичной, поэтому они оседали в Стамбуле, а оттуда уже уходили дальше на Юг – тогда это были еще владения Османской империи, но земли, которые уже обжили арабы. Но горская интеллигенция также выбрала Европу, потому что это было связано с необходимостью политического урегулирования, признания Горской республики.
Первая горская делегация в 1919 году прибывает в Париж во главе с Абдул-Меджидом Чермоевым и здесь пытается решить вопрос, чтобы европейские страны признали Горскую республику, не отдали ее на растерзание Деникину, чтобы Горская республика была представлена в совете Лиги наций, а потом уже в других международных организациях. Для этого велись переговоры с французами, англичанами. В этот момент здесь находился президент Соединенных Штатов Вудро Вильсон, с которым встречались члены горской делегации, в том числе Абдул-Меджид Чермоев и Хайдар Баммат. Первые несколько десятков горцев представляли именно политическую диаспору эмиграции, которая считала, что только здесь, в Европе, можно решить вопросы, связанные с будущим Горской республики. Уже потом к ним начала подтягиваться и другая категория, которая была уже не политической эмиграцией.
Около тысячи осетин-христиан осели здесь, и, конечно же, они были очень далеки от политики; осетины-мусульмане также выбирали Стамбул, но большинство все-таки переехало сюда и осело здесь, во Франции. Например, один из самых известных здесь в эмиграции осетинских писателей, который был признан французской публикой и считается одним из лучших писателей 20-30-х годов, который сам проложил себе путь. По его словам, он узнал все мосты в Париже в том смысле, что ночевал под ними, потому что не имел даже крыши над головой, – это Гайто Газданов, ставший ярким представителем интеллигенции, которая сформировалась уже здесь, и отсюда уже началась его деятельность. Была другая категория тех, кто смог открыть здесь свой бизнес. Они не столько обогащались, сколько помогали своим соплеменникам. Это категория, которая, в отличие от первой волны, уже не была политической. Но Франция, Европа для них считалась более перспективным государством для того, чтобы решить свои вопросы, и здесь они в общем-то исходили из того, что это политический центр, и с этой целью был избран Париж, для того чтобы здесь сконцентрировалась горская община.
Амина Умарова: Вы на своей странице в Facebook публиковали фотографии представителей Кавказа в национальных одеждах, чтобы вам помогли с идентификацией. Что из этого вышло?
Майрбек Вачагаев: К сожалению, сейчас мало кто занимается этим, потому что это все-таки уже не дедушки, а прадедушки, фотографии которых я выставляю, но большей информации, чем я знаю, никто не дает. Единственное, в чем мне повезло, недавно один осетин откликнулся и предоставил очень много информации по осетину, который здесь жил, работал вместе с Хайдаром Бамматом. Мало кто может что-либо мне предложить, то есть они больше ищут информации у меня. Конечно, очень сложно работать, потому что если я могу хоть как-то сорганизоваться по чеченцам, то по осетинам, черкесам, дагестанцам мне приходится выискивать дополнительную информацию. Нет такого двустороннего канала, который позволял бы обогатить материал, связанный именно с горской эмиграцией.
Амина Умарова: Кавказ, а Чеченская Республика стоит особняком, и кавказские историки в целом страдают от отсутствия исторических документов, и у кавказских историков очень ограниченные возможности в государственных архивах в Москве и Петербурге. Вы как-то говорили, что в России чрезвычайно тяжело работать в архивах, необходим специальный пропуск. А в чем конкретно состоят эти трудности?
Майрбек Вачагаев: Дело в том, что, в отличие от других стран, Россия до сих пор осталась на допотопном уровне в работе с архивами. Это связано с тем, что, например, ученый (я не говорю о человеке, который может зайти с улицы), для того чтобы попасть в архив, должен написать письмо своему руководству, которое в свою очередь пишет на имя этого архива и просит допустить этого человека. Мало того что его ограничивают рамками и темой исследования, то есть дальше этого, если он изучает тему 33-37-х годов, если он что-то найдет по 40-м годам, ему скажут: извините, возвращайтесь в свою тему. Это то, что невозможно здесь, в Европе на сегодняшний день. Мне приходилось работать в архивах Швейцарии, Чехии, Германии, Великобритании, Америки и Франции. Здесь, сидя дома, например, они решили: а вот, наш прапрапрадед такой-то и такой-то, давайте, узнаем, где находился наш дом в XVIII веке. То есть человек не должен ждать никаких разрешений – он идет просто в архив, говорит, что ищет своего родственника, и эти работники должны найти ему его родственника, потому что этот архив существует для того, чтобы помогать населению.
В России же получается, что архив – это какое-то закрытое сообщество, где архивариус смотрит на тебя как на врага, в буквальном смысле слова, он тебя бы расстрелял на месте за то, что ты вообще туда пришел, то есть какая-то невероятная ситуация. Я думал, что у них что-то изменилось, а оказывается, они до сих пор продолжают эту советскую практику. Проблема в том, что в России, к сожалению, архивы закрыты от населения. Да, и в Европе есть какие-то ограничения, например, это 50, 55 или 60 лет (в разных странах по-разному), когда тебя ограничивают в доступе к персональной информации – получить досье человека, потому что до сих пор считается, что живы его наследники. По истечении 50-ти лет я могу взять любой документ. У меня есть на сегодняшний день несколько сот документов на горских эмигрантов во Франции. Конечно, я не могу брать документы их детей, потому что они умерли позже, то есть я не могу проследить биографию детей тех, кого я уже нашел. Есть ограничения, но они этического плана, то есть это нормально, так и должно быть.
Амина Умарова: В завершение я хотела бы спросить о ваших планах. Будете ли вы что-то издавать, или же все эти документы просто отправили для кавказских ученых?
Майрбек Вачагаев: Как я уже сказал, я начинал свою работу именно с горской эмиграции, соответственно, я попытаюсь в течение ближайшего времени издать сразу несколько книг, в том числе, по Горской республике, отдельно по горским эмигрантам, и сборник документов, которые также будут связаны с Абдул-Меджидом Чермоевым. Исходя из этого, я думаю, что архивы не могут и не должны лежать мертвым грузом. Я со временем передам намного больше, чем передал сейчас, потеряться они никак не могут, потому что здесь, во Франции, находятся оригиналы. Я знаю, что в лице чеченских историков, которые получили этот архив, я нашел тех людей, которые были заинтересованы в том, чтобы как можно большему количеству людей дать этот материал – многие тысячи документов, которые у них будут под рукой, непосредственно поехать в Грозный и заняться им на месте.