Стремительное нарастание международной напряженности, а в последние дни – реальная возможность военного столкновения России с одной из стран – членов НАТО, еще более актуализирует вопрос о том, какими внешнеполитическими задачами руководствуется кремлевское руководство. В чем заключается боевитая стратегия Владимира Путина? Почему российская дипломатия постоянно играет на повышение конфликтности? На эту тему Радио Свобода беседует с живущим в Бостоне историком и политическим комментатором Юрием Фельштинским.
– В последние недели складывается такое впечатление, что мировая политика угодила в какую-то чудовищную воронку, которая втягивает в себя все новые и новые конфликты. Любой из них самодостаточен – гибель российского самолета в Египте, теракты в Париже, сбитый Су-24 в небе над Турцией – и о любом из них пресса прежде говорила бы неделями. Теперь же они накладываются друг на друга, все эти конфликты так или иначе взаимосвязаны, клубок противоречий между разными странами – западным миром в целом, Россией, Турцией, арабскими странами, Ираном – затягивается все сильнее. Так начинаются большие войны?
Понятно, что конфликт будет расширяться и что будут новые жертвы, никаких других вариантов, если честно, здесь нет
– Я думаю, что одна точка, по крайней мере в том, что касается России, очень четкая – это март 2014 года. Именно с этого момента мы видим нарастание конфликта. Сначала Крым, затем Восточная Украина, потом нагнетание ситуации в отношении Прибалтики, Польши и даже скандинавских стран, наращивание вооружений в Калининградском регионе и так далее. Вектор был определен: Россия шла на открытый конфликт с Европой, с Америкой, с НАТО. Сейчас мы становимся свидетелями расширения этого конфликта на другом направлении. Не свернув окончательно военную кампанию в Украине (потому что все, что мы видим в Донбассе, – это замораживание конфликта, отчасти вызванное погодными условиями, понятно, что зимой военную кампанию Россия вести на своей юго-западной границе не может и не будет), Кремль открыл новый фронт. Это было достаточно неожиданно, будем откровенны, – начало военной кампании в Сирии. То, что вмешательство России в сирийскую войну – независимо от того, оправданно оно или нет, – ведет к потенциальному обострению ситуации, очевидно, я думаю, любому. Любому человеку также понятно, что вмешательство России в гражданскую войну в Сирии не может не привести к жертвам. Первыми жертвами стали пассажиры гражданского российского самолета, а сейчас мы стали свидетелями обострения ситуации из-за сбитого турецкими ВВС российского бомбардировщика. Понятно, что конфликт этот будет расширяться и что будут новые жертвы, никаких других вариантов, если честно, здесь нет.
– Вернусь к своей мысли о быстротечности событий. Три-четыре недели назад мы только и говорили о жестком конфликте России с Западом. После теракта в Париже президент Франции Франсуа Олланд отправился в Москву с намерением несколько помириться с Владимиром Путиным и обсудить с ним варианты западно-московской коалиции для борьбы с мировым злом терроризма. Но приехал в Москву Олланд на фоне нового конфликта России – с Турцией, ставящего в практическую плоскость возможность прямого военного столкновения между Москвой и одной из стран НАТО. В риторике Кремля теперь Турция – пособник терроризма. Мы видим, как стремительно меняется конфигурация конфликтов. Почему?
Юрий Фельштинский
– Франция – важный политический игрок и в Европе, и на Ближнем Востоке, но не главный. Главным игроком, конечно же, являются Соединенные Штаты. Интересы России и НАТО, интересы России и Соединенных Штатов на Ближнем Востоке не совпадают. Россия преследует свои интересы, и эти интересы не совпадают с интересами НАТО. Предполагать, что Россия вместе с НАТО будет что-либо делать на Ближнем Востоке, – утопия, я думаю, что этого никогда не произойдет. А вот то, что конфликт обостряется и расширяется, – закон любой начинающейся войны.
Путин разжигает конфликты, чтобы потом предложить себя в качестве равноправного партнера на переговорах по урегулированию этих конфликтов
Россия ищет конфликтов, она искала их в Европе на наших глазах с марта 2014 года, затем стала искать новые конфликты на Ближнем Востоке. В сирийскую войну Россия ввязалась не на стороне международной коалиции, не на стороне НАТО, а на стороне президента Сирии Башара Асада, действия которого (опять же, не заостряю внимание на том, справедливо или несправедливо) члены коалиции считают главной причиной ряда проблем на Ближнем Востоке. Россия взяла курс на дестабилизацию ситуации на Ближнем Востоке в глупой и примитивной надежде, что это приведет, с одной стороны, к росту цен на нефть, от экспорта которой зависит бюджет России, а с другой стороны предоставит Москве возможность на паритетных началах вести переговоры с НАТО.
Иными словами, Путин разжигает конфликты, чтобы потом предложить себя в качестве равноправного партнера на переговорах по их урегулированию. Сначала был разожжен конфликт в Украине и Путин навязчиво предлагал себя партнером на мирных переговорах по урегулированию, теперь аналогичная ситуация возникает на Ближнем Востоке. Но Путин не может быть (к сожалению для самого Путина) равноправным партнером на переговорах с НАТО. Любому здравомыслящему человеку ясно (даже если это по дипломатическим соображениям не произносится вслух), что Путин – поджигатель войны, что все эти конфликты создает сам Путин.
– Довольно часто говорят, что Владимир Путин в своей политике пытается вернуть мир к навыкам конца XIX – начала XX века, к эпохе "реаль политик", прямого шахматного размена территориями, циничных прагматичных комбинаций. Одна из особенностей такой политики – отождествление государства с его лидером; дружественная страна может быть в одночасье объявлена врагом из-за того, что "не так" повел себя ее лидер. Мир так уже не живет, говорят нам западные аналитики. Вот сейчас столкнулись интересы двух авторитарных политиков-популистов – Реджепа Эрдогана и Владимира Путина, и российский президент отказывается вести диалог со своим прежним добрым партнером без того, чтобы тот вначале извинился за гибель российского бомбардировщика. В какой степени их конфликт, как вы считаете, можно назвать персоналистским? Они не соревнуются между собой по вопросу о том, кто круче?
Американская политика всегда достаточно упряма. Если американцы ставят перед собой какую-то внешнеполитическую задачу, типа смещения Асада, они, как правило, своей цели добиваются
– Я об этом читал уже неоднократно, на эту тему совсем недавно написал вполне интересную статью Андрей Пионтковский. Но Турция все-таки тоже не является самостоятельным игроком в этом конфликте, до конца самостоятельным, Турция все-таки прежде всего – член НАТО. В НАТО вопросы решаются относительно коллегиально. Конечно, Турция иногда ведет, прямо скажем, лицемерную политику в отношении всего того, что имеет отношение к исламскому экстремизму, так что к Анкаре могут быть свои претензии. Серьезный вопрос, актуализации которого турки по понятным причинам боятся, – вопрос о создании независимого курдского государства. Собственно, именно по той причине, что Турция входит в НАТО, а создание курдского государства ведет к ослаблению Турции (если не к крушению как современного государства), США тоже не поддерживают идею создания курдского государства. Я думаю, что этот вопрос в нынешней ситуации может быть поднят Путиным, проблема, правда, в том, что создание курдского государства еще и не в интересах Асада.
В принципе, американская политика достаточно упряма. Если американцы ставят перед собой внешнеполитическую задачу – они, кстати, нечасто это делают, они очень медлительны в этом плане и консервативны, – типа смещения Асада, они, как правило, своей цели добиваются. Это занимает какое-то время, но результат всегда одинаков, независимо от того, правы американцы объективно или нет. Мы это видели неоднократно на примере разных войн, в Ираке, в Ливии и так далее. Поэтому я подозреваю, что установка НАТО на смещение Асада не изменится, в этом смысле дни Асада сочтены. Другое дело, что вмешательство России в сирийский конфликт продлевает существование этого сирийского режима. Вопрос в том, насколько, а также в какой степени попытка России защитить Асада от НАТО приведет к углублению кризиса на Ближнем Востоке и к ухудшению отношений между Россией и НАТО.
Следующий президент определенно не станет лауреатом Нобелевской премии мира, следующий президент будет стандартным американским президентом
В этом смысле Турция, как мне кажется, знает, что она имеет поддержку НАТО. Я хочу напомнить, что президент Барак Обама уходит из Белого дома в январе 2017 года. Мне кажется, что новый президент, независимо от того, кто им станет, займет в отношении России более жесткую позицию. Может быть, даже не столько в отношении России, сколько в отношении идеи использования американских войск за пределами Соединенных Штатов. Исходная установка Обамы, когда он только стал президентом, заключалась в том, что необходимо закончить все начатые предыдущей администрацией военные кампании, а не развязывать новые. Мы видим, что даже миролюбивому Обаме это не удалось. Я это говорю совершенно серьезно: более миролюбивого президента, чем Обама, у США не было со времен Джимми Картера. Следующий президент определенно не станет лауреатом Нобелевской премии мира, следующий президент будет стандартным американским президентом. Скорее всего, Путин это понимает, скорее всего, он знает: для решения основных внешнеполитических задач у него есть практически один год. Период до января 2017 года будет активным, если иметь в виду российскую внешнюю политику и использование Россией военной силы за пределами своих границ.
– Несколько месяцев назад вы в одном из своих комментариев фактически предрекали начало мировой войны. Я заострю еще больше содержание нашего разговора: вы только что употребили оборот "начинающаяся война". Какая это война, между кем и кем, между Россией и всем миром, между Россией и НАТО? Мы имеем сейчас две локальные войны – в Сирии и на Украине. Какова конфигурация нового конфликта, какой она вам представляется?
То, чем занимается Путин, начиная с грузинской кампании 2008 года, – откровенная провокация НАТО
– Путин – словно маленький ребенок, который проверяет пределы терпения родителей, в данном случае – мирового общественного мнения и цивилизованного мира. Сначала была Грузия в 2008 году – вроде бы получилось. Потом был Крым в марте 2014-го – тоже получилось. Потом Восточная Украина. В Восточной Украине не получилось то, что планировалось изначально, – проект "Новороссия" захлебнулся, осталась идея сухопутного коридора к Приднестровью. Пробы продолжились: тестировались границ НАТО, прибалтийских государств, скандинавской морской границы. Вроде бы тоже все нормально: никто российские самолеты не сбивал, подводные лодки не топил. Значит, можно двигаться дальше. Дальше расширение пошло не в направлении Восточной Украины – как я считал, если честно, – и даже не в направлении Белоруссии (хотя, как мы видим, вопрос о российской военно-воздушной базе решается, хотя это немножко отрицается белорусским правительством, Россия постепенно втягивает Белоруссию в свои границы). Достаточно неожиданно "русское расширение" пошло в направлении Ближнего Востока. Куда пойдет Путин дальше? В принципе, Путин ищет конфликты. Я думаю, что ему было хорошо понятно, что рано или поздно турецкие ВВС собьют российский бомбардировщик, нарушивший пределы воздушного пространства Турции. Я думаю, что установка, которая была дана пилотам, в том и заключалась, чтобы понять, будет ли Турция сбивать эти самолеты или не будет. То, чем занимается Путин, начиная с грузинской кампании 2008 года, – откровенная провокация НАТО.
– У вас есть объяснение главной причины, по которой Путин именно так себя ведет?
Мы находимся в очень серьезной зоне риска именно потому, что во главе Российской Федерации сегодня стоит Федеральная служба безопасности
– Конечно, у меня есть ответ. Это продолжение старой советской политики. Просто до 1991 года, при Советском Союзе, КГБ функционировал под политическим руководством компартии. А после 1999-2000 годов, когда сначала во главе российского правительства, а затем уже во главе государства встал Путин, представитель ФСБ – преемника КГБ, специальная служба наконец-то получила возможность проводить свою политику без какого бы то ни было политического контроля. Мы являемся сегодня свидетелями продолжения старой гэбэшной политики, которая проводилась начиная с 1917 года. Но сегодня над ФСБ, бывшим КГБ, нет даже контроля политбюро. Это достаточно опасная ситуация. Я думаю, что в мировой истории немного примеров, когда государством руководили бы спецслужбы, особенно когда речь идет о таком большом государстве, сверхдержаве с ядерным оружием, каковым является Россия.
В этом смысле мы все находимся в очень серьезном поле риска. Согласитесь, даже от советского правительства мы не слышали открытых угроз применить ядерное оружие, каковые неоднократно в разных вариантах (и на официальном, и на полуофициальном уровне) вот уже второй год слышим от представителей российского руководства. Да, собственно, и сам Путин рассказал нам о том, как в марте 2014 года при обсуждении операции по захвату Крыма приводились в боевую готовность ядерные вооружения Российской Федерации. Мы находимся в очень серьезной зоне риска именно потому, что во главе Российской Федерации сегодня стоит Федеральная служба безопасности, бывший КГБ, и эти люди, к сожалению, преследуют собственные корпоративные цели, далекие от мирных намерений. Мир – последнее, что этих людей беспокоит, – считает американский историк Юрий Фельштинский.