Когда организация «Идентоба», известная защитой интересов сексуальных меньшинств, решила провести в Свободном университете, самой популярной частной высшей школе Грузии, публичную лекцию профессора Таты Цопурашвили, вуз предоставил им такую возможность. На лекцию пришли несколько слушателей плюс многочисленная группа агрессивно настроенных молодых людей, целью которых было лекцию сорвать. Последним не пришлось применять силу – достаточно было кричать и ругаться. Они своего добились – лекция не состоялась. Руководство заявило, что, поскольку физического насилия не было, университет не мог покуситься на право самовыражения группы молодых людей, как бы неприемлема не была их позиция.
Люди, выросшие в Советском Союзе (но не только они), привыкли связывать понятие «цензура» с репрессивным государством. Такое государство применяет жесткие методы для того, чтобы не допускать распространения определенной информации или мнений. В советское время открыто противостоять требованиям цензуры осмеливались лишь одиночки: их называли «диссидентами» и строго наказывали. Но многие пытались обойти цензуру через иносказание, умолчание и прочие методы, столь характерные для позднесоветского общества.
Сейчас открытой государственной цензуры больше нет, что замечательно. Но в некотором смысле ситуация стала сложнее. Действия молодых людей, не допустивших проведения лекции под эгидой «Идентоба», олицетворяют собой не что иное, как приватизированную форму цензуры. Конкретная группа людей взяла на себя защиту определенных общественных ценностей (или того, что они считают таковыми): она спасла «заблудших» студентов от «пропаганды разврата». У меня нет оснований сомневаться, что молодые защитники общественной морали вполне искренне считали, что делают благое дело (наверное, в своей правоте были уверены и советские цензоры).
Если государственная цензура – проблема авторитарных государств и уходит в небытие вместе с их институтами, ее приватизированная разновидность характерна именно для демократических обществ. Поэтому неправильно считать ее пережитком прошлого – наоборот, это новое явление, которое будет с нами еще долго. В Грузии оно ассоциируется главным образом с агрессивными защитниками религиозных ценностей, которых просвещенное общество считает мракобесами. Сила и влияние таких групп пропорциональны высокому авторитету Грузинской православной церкви: правительства обычно не хотят с ними связываться. Сегодня деятельность молодых цензоров получила и геополитический привкус: она полностью вписывается в дискурс российской пропаганды, согласно которой западные либеральные ценности отождествляются с пропагандой гомосексуализма.
Но активность приватной цензуры совершенно необязательно связывать с тем, что считается крайне правой повесткой дня. Похожая проблема стоит и в западных обществах, например, в американских университетах, где свободе самовыражения все больше приходится потесниться под натиском агрессивной политкорректности. Тамошние молодые и идейные цензоры в основном увлечены защитой различных меньшинств (в том числе и тех, интересы которых в Грузии защищает организация «Идентоба»). В принципе, это дело благородное, поскольку меньшинства везде могут стать объектом притеснений. Но самые благородные начинания могут стать крайне опасными, когда какие-то группы объявляют монополию на истину и берут на себя миссию заглушать голоса, противоречащие провозглашенной ими ортодоксии. Проблема в том, что американские частные цензоры левого направления часто столь же успешны, как их право-религиозные собратья в Грузии.
Как с этим быть? Главное оружие в этой борьбе – последовательность, принципиальность и точность в защите ценности свободы самовыражения, особенно тогда, когда она вступает в противоречие с популярными в обществе идеями. Пример такой принципиальности проявила французская публика, когда единогласно встала на защиту «Шарли Эбдо» и его коллег, убитых за крайне неполиткорректные карикатуры. Но там имело место убийство, а права угнетенных религиозных меньшинств защищали террористы с автоматами. Подобная принципиальность нужна и в менее чрезвычайных обстоятельствах по отношению к менее криминальным цензорам.
Несправедливо слишком ругать Свободный университет за то, что он не смог пресечь саботаж младоправославных активистов, но он был крайне неточен, когда стал защищать право на обструкцию как частный случай права на самовыражение. Как любые другие права, они не могут быть использованы для того, чтобы лишать права на самовыражение других людей. Чтобы этого не происходило, необходимы регламент и те, кто призван его защищать, в случае необходимости – с применением силы.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции