«Абортный туризм» в разгаре?

Принятые несколько месяцев назад абхазским парламентом закон «О здравоохранении» и соответствующая поправка к Конституции, которые предусматривают с 1 января сего года запрет в республике абортов, вызвали, как говорится, неоднозначную оценку. Еще когда только началось рассмотрение законопроектов, они были жестко раскритикованы на абхазских интернет-форумах, а затем удостоились немалого числа язвительных комментариев в СМИ, в том числе зарубежных (мне особенно запомнилась статья Андрея Николаева в «Росбалте»).

Но, так или иначе, закон действует уже почти полгода. И вот недавно я наткнулся на переписку в разделе «Обсуждения» социальной сети «Одноклассники», подтвердившую то, о чем говорили все противники запрета, начиная с раскритиковавшего ее при самом первом рассмотрении в парламенте депутата Ахры Бжания, и то, в чем в принципе странно было бы сомневаться. Вот что пишет одна женщина: «У меня знакомая была на днях в адлерской больнице, в гинекологии; так там, говорит, половина наших, из Абхазии, дам, приехавших делать аборт...» Другая подтверждает: «Да, так и есть! Жалко наших женщин!» Третья развивает тему: «Говорят, что в Сочи с нашими властями соглашение, чтобы нашим не делали, и люди едут в сторону Туапсе». Впрочем, с последним утверждением согласны далеко не все, многие полагают, что это просто ложный слух. Другие интернет-пользователи рассуждали, что в Россию, за Псоу, отправляются абортироваться все же более или менее материально обеспеченные, неимущие же едут в Грузию или прибегают в Абхазии к «народным средствам решения проблемы».

«Абортный туризм» в разгаре?

Наш разговор с председателем парламентского комитета по социальной политике, труду и здравоохранению Апполоном Гургулия я начал с того, что показал ему распечатку этого интернет-обсуждения. А поговорить с ним решил вот почему. Как-то так уже давно повелось в нашем обществе, что большинство людей, которые придерживаются противоположных взглядов на проблему, предпочитают более легкий путь – не вступать в диалог друг с другом, а произносить монологи или же говорить в унисон со своими единомышленниками. В данном случае помню несколько круглых столов, на которые собирались «заединщики», а разница в выступлениях заключалась только в степени их радикальности. Мы же с Гургулия, с которым меня связывают многие годы доброго знакомства, придерживаемся противоположных взглядов на проблему. Ведь он был одним из разработчиков проекта закона «О здравоохранении», при принятии которого в парламенте против него выступили всего двое депутатов; я же придерживаюсь мнения, что мы в Абхазии наступили на те же грабли, на которые уже наступали в странах, где подобный запрет вводили, а потом отменяли. Апполон Алмасханович на это сказал:

«Ну, я бы это граблями не назвал. Были периоды в истории и развитии любого общества, периоды спада и подъема численности населения данной страны. И бывала необходимость поддержки демографического роста. Нужным посчитало в определенный период правительство ввести запрет абортов, а когда достигался определенный уровень в демографической ситуации, пошло послабление… По сей день во многих странах, где действительно большое народонаселение, высокая плотность населения, там аборты не запрещены».

Как видим, председатель парламентского комитета рассматривает принятое решение исключительно в аспекте увеличения народонаселения (хотя многие подходят к нему, прежде всего, с религиозных соображений). Но вспомним, к примеру, запрет на аборты, который действовал в СССР с 1936 по 1955 годы, причем за подпольный аборт тогда сажали как врачей, так и знахарок и женщин, его сделавших. Согласно справочной литературе, в первые месяцы после введения того запрета действительно число рождений возросло, но затем оно вернулось на прежний уровень плюс распространились аборты криминальные, от которых женщины часто умирали, в частности, потому, что их делали люди без медицинского образования, в неприемлемых условиях, а также убийства новорожденных.

Судить о позитивном влиянии того, сталинского запрета на рост народонаселения трудно, поскольку время его действия пришлось на годы войны и репрессий. Но давайте, предложил я собеседнику, сопоставим временные отрезки с 1965 по 1989 годы в Румынии и СССР. За эти 24 года правления Николае Чаушеску, которые привел в качестве позитивного примера Апполон Гургулия, когда в Румынии вскоре после его прихода к власти были запрещены не только аборты, но и продажа контрацептивов, действительно численность населения страны выросла на 22 процента. Ну, а в тот же период в СССР, где тогда аборты были разрешены, – на 25 процентов!

В обеих этих странах запрет на аборты вводился коммунистическими диктаторами. Но вот в еще одной восточноевропейской стране – Польше – он был введен, наоборот, после падения социалистического и атеистического режима, ибо в ней очень сильны позиции католической церкви. И вот что я прочел в одной интернет-публикации: «Пример Польши показывает, что законодательный запрет не решил проблему аборта, а лишь загнал ее в подполье. При этом грубо нарушены международно признанные нормы и права человека. Не повлиял он и на демографическую ситуацию. Рождаемость не только не стала расти после 1993 г., а, наоборот, продолжила быстрое снижение. За десять лет – с 1993 по 2003-й – годовое число рождений снизилось на 29 процентов». Добавлю к этому, что Польша сегодня занимает одно из самых последних мест в списке европейских стран по числу детей на одну женщину. И еще. Вскоре после введения в Польше запрета на аборты там распространилось понятие «абортный туризм»; под ним имеются в виду поездки беременных женщин за границу для проведения там абортов.

Ну, а для Абхазии и слово «туризм» представляется здесь преувеличением. Ведь доехать из ее столицы до границы с Россией нетрудно часа за полтора, а это столько, сколько тратят многие москвичи, добираясь из дому до работы. Апполон Гургулия по поводу показанной ему распечатки разговоров абхазских женщин в «Одноклассниках» сказал мне, что, конечно, в парламенте предвидели это явление, но он надеется, что оно не носит столь уж массового характера. Я на это ответил, что тоже хотел бы резкого снижения в Абхазии числа абортов – сегодня оно на душу населения пусть и не так высоко, как в России, но намного выше, чем в развитых западноевропейских странах, таких как Германия, Швейцария. Но там добились этого положения отнюдь не счет запрета абортов, а за счет, думаю, более высокого уровня ответственности и медицинской культуры. Кстати, в самые последние годы, число абортов в России, слава Богу, начало снижаться, и, как известно, без всякого ввода запрета на них.

Конечно, аборт – это зло, тут двух мнений быть не может, уже хотя бы потому, что он часто наносит вред женскому организму. А если произойдет такое чудо и в ближайшие годы число рождений в Абхазии возрастет с 2 050, которые регистрируются в среднем в год, на 800 (абортов у нас ранее проводилось по статистике 800-1000 в год, в прошлом году было 830), то есть примерно на 40 процентов, скажу только «Честь и хвала пятому созыву абхазского парламента!». Но предыдущий опыт аналогичных попыток в других странах заставляет сомневаться в реальности такого механического прироста рождаемости.

Кстати, любопытно, что полный запрет абортов законодательно установлен в тех странах, где как раз нет проблем с рождаемостью, – достаточно посмотреть на соответствующую карту мира в интернет-публикациях. Это почти вся Африка, ряд стран Латинской Америки, Ближнего и Среднего Востока, Юго-Восточной Азии.

Я не мог не затронуть в разговоре с Апполоном Гургулия вопрос, который дружно поднимают абхазские медики: в принятом законе аборт допускается только в случае перинатальной гибели плода (замершая беременность), ну а как же другие медицинские показания? Например, очевидная угроза жизни матери в случае продолжения беременности, или ситуация, когда мать обязывают рожать ребенка с неизлечимыми пороками развития? Мой собеседник напомнил, что ко всякому закону принимаются подзаконные акты, а этим уже занимается Минздрав. То же самое касается случаев беременности в результате изнасилования; они для Абхазии крайне редки, но теоретически возможны, а потому должны быть включены в подзаконном акте в число исключений.

В завершение разговора мы коснулись такой темы, как двоеженство, которое в конце войны 1992-1993 годов вполне серьезно обсуждалось в абхазской прессе в качестве одного из способов восстановления военных потерь населения. Но если нет такой укоренившейся традиции, как во многих мусульманских странах и регионах, то она и не привьется. Есть, правда, среди абхазов традиция приводить в семью вторую жену в случае бездетности первой, но это всегда были единичные случаи. Апполон Гургулия говорит:

«Авырта – приводили там, где несколько лет ждали ребенка после замужества. Родители жены приходили и говорили мужу: мы не хотим лишать тебя наследника по вине нашей дочери, мы забираем свою дочь обратно. Тот мог согласиться, а мог и нет. Когда не соглашался отпускать, ему не запрещалось привести другую жену. И ее приводила первая жена, выбирала и приводила».

Такие случаи, по словам Гургулия, встречаются в селах и сейчас, он знает конкретные примеры. (Разумеется, ни о каком документальном оформлении отношений тут речь не идет.) Что до запрета абортов как фактора решения демографической проблемы, то тут мы сошлись в одном: ближайшее будущее нас рассудит.

Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия