Из Чечни – напоминание и предупреждение.
Я уже говорил про то, как дней десять назад вздувшийся от дождей и вошедший в силу Аргун смыл чири-юртовский мост. Говорил, но сам не понимал: как, Карл? Ведь даже если вода подмоет опору, то под ней еще на десятки метров уходят в грунт железобетонные буронабивные сваи! Каждый, кто ездил в последние годы по расширяемой чуть ли не до размеров аэродромной взлетно-посадочной полосы трассе «Кавказ», мог видеть это. Вот строят или реконструируют мост через Мартанку или Валерик – ручейки по щиколотку. Специальные машины – «Касагранда», наверное, – бурили скважины, почти шахты, туда опускали арматурный каркас и заливали бетон. А тут – Аргун! Наверняка предусмотрели...
А вот – внимание на экран – сюжет из новостей чеченского телевидения.
Видно, что опоры просто стоят на плитах, уложенных на грунт русла. Чуть подмыло – и все, в общем...
Как это можно было сделать после потопа 2002 года, я не понимаю. Ну да, кому-то Аргун запомнился речкой по колено перейти. Но любой, кто видел большую воду, не может не понимать, что все может повториться. А если не поймет – ему посоветуют.
Your browser doesn’t support HTML5
Глянец фасада против прочности фундамента
Тогда, летом 2002-го, я был в соседней Ингушетии, в Джейрахском ущелье. Вода в тот год поднялась, потому что дожди пролились на много лет копившие силу ледники. И – потоп. Речка Армхи поднялась метров на десять. Мосты подмыла – стояли опоры и пролеты, а справа-слева насыпи унесло. Село Ольгети, отстроенное при советской власти у реки, оказалось в русле – только крыши из гальки торчат. А рядом – набережная. Откуда? Да нет, это фундамент больницы. А грунтом заполнен потому, что на больницу сель сошел. Хорошо, что люди успели уйти, никто не погиб...
А ведь старики предупреждали: селиться тут нельзя. Потому как река рядом, и сель возможен... Но кто их слушал? У нас новая Советская власть, и куда вы лезете со своим устарелым?
Наверное, когда после паводка 2002 года ставили опоры моста в Чири-Юрте, кто-то тоже по-стариковски говорил: «Так нельзя!»
Но кому нужны эти слова, если важно только то, что видно, что можно показать, чем можно отчитаться? Фасад, оболочка, нарисованный очаг? Показатели – растущие или наоборот? А что будет через год, тем более – десять лет, так кого это волнует?
Вот сейчас на Кавказе спокойно. В 2013 году активность подполья снизилась в полтора раза по сравнению с 2012-м. В 2014-м – еще вдвое. В 2015-м – еще в три с половиной раза. Казалось бы, блестящий успех жесткого курса на подавление, взятого федеральным центром и проводимого везде (кроме, пожалуй, Ингушетии).
А ничего, что не в меньшей степени это снижение было обусловлено отъездом прессуемых – тех, кто раньше уходил «в лес», – на Ближний Восток?
А ничего, если наращивание усилий – и Асада с Россией, и международной коалиции – может погнать их назад?
На Кавказе – в Ингушетии, Дагестане, Кабарде – продолжаются жесткие операции силовиков. Закрывают мечети, где умеренные салафитские имамы увещевают не идти ни в лес, ни в Сирию.
А ничего, что растет число не уехавших, но недовольных, пока молчащих?
И что будет, если к ним присоединятся люди с опытом ИГИЛовского насилия?
Что будет, если дожди прольются на ледники?
А тем, кто думает, будто эти кавказские дела его не касаются, напомню: в сентябре того же 2002-го потревоженный Кармадонский ледник погубил съемочную группу Сергея Бодрова. «В чем сила, брат?» Сила, может, и в правде. Но только ее, правду, никогда не слушают. Особенно там, где глянец фасада важнее, чем прочность фундамента.
Из Чечни – напоминание и предупреждение.