Back in the USSR, или Мой ответ другу Кольке

Давид Каландия

– Как хорошо было, когда мы все вместе были в СССР, – говорит мне вдруг московский друг Колька.

– Ты что, хочешь назад в СССР? – спрашиваю я, разглядывая по скайпу его расплывшуюся фигуру, облаченную в майку с олимпийским мишкой.

– А ты что, разве нет? – удивляется он.

* * *

Очень часто за последнее время, просматривая восточнославянскую прессу, слушая вражьи голоса с Севера и наблюдая крикливые ток-шоу на московитских каналах, я с удивлением осознаю, что многие россияне спят и мечтают о возрождении СССР. Зачем это им надо, понять не могу, но желание такое у них есть.

Если мне не изменяет моя новейшая память, ни одна из остальных республик, некогда входящих в состав Великого и Могучего Союза Советских, не высказывает подобных мыслей и не собирается снова включаться в эту авантюру.

Хотя, может, я чего не знаю?

* * *

Вечерело.

Я присел перед камином, налил себе крепчайшего чая, разгрыз твердый, как травертин, кусок позавчерашнего бисквита и задумался: хочу я назад в СССР или не хочу?

И вот мой ответ Керзону, то есть Кольке.

Нет, дорогой друг мой, Колька, назад в СССР («Back in the USSR», как пела Потрясающая Четверка) я однозначно не хочу. Слишком много глупостей было в этом самом СССР, не просто глупостей, а клинического бреда, вреда, запретов, преград, каких-то непонятных белых и темных пятен. И по этой стране я не тоскую. Я не хочу возвращаться в СССР, не хочу туда, где все были равны, где гений и злодейство получали одинаковую пайку.

Я не хочу возвращаться в страну тотального дефицита, где деньги не имели цены, где ничего не продавалось, а доставалось по блату, где верхом благополучия считалась дубленка (лучше канадская, чем турецкая или болгарская), видео-магнитофон и ГАЗ-24. Где желающие купить отечественную лоханку на четырех колесах должны были годами тухнуть в очередях. Да что там автомобиль, автомобиль был все-таки не средством передвижения, а роскошью. Даже простые предметы гигиены добывались в жестоких схватках, в которых мы теряли лучших товарищей, на скаку не заметив, что рядом товарища нет.

Я помню, шел как-то по центральной улице человек со счастливым лицом, увешанный связкой рулонов туалетной бумаги и вызывал зависть у встречных и поперечных. Подбегали к нему, трясли за рукава, кричали:

– Откуда рулоны?

– Из базы, вестимо.

База! Закрытая база-распределитель. Да, все были равны, но некоторые были более равны, чем остальные, и они пользовались так называемыми распределителями.

Помнишь, друг мой, Колька, у Жванецкого есть великолепная миниатюрка «На складе», которую так же великолепно исполняли Карцев и Ильченко. Там какому-то работяге за какие-то заслуги перед отечеством, ну, наверно, пятилетку в три дня отгрохал, дают пропуск на спецсклад, где есть ВСЕ. Есть джинсы, белые сандалии, оленьи языки, пиво восьми сортов и даже пирамидон. И вот работяга, потея и шалея от изобилия, теряет контроль над своими желаниями, не знает, что он хочет, у него едет крыша, и с ним случается падучая.

История эта ведь не совсем сказочная, такие склады были на территории СССР – для лиц, приближенных к телу Партии.

Один раз я тоже попал на такой склад, и мне досталось английское пальто из мериноса. Это было Пальто с большой буквы. Я потом вместе с этим пальто спал в обнимку. Такого пальто ни у кого вокруг меня не было, друзья мне завидовали и просили дать погладить. Я стал особенным, и мне снились особенные мериносовые сны.

Но это было всего лишь раз.

Потом пальто у меня отняли хулиганы, и я снова превратился в безпальтошного Акакия Акакиевича.

Да, друг мой, Колька, сижу вот я, пью чай, вспоминаю, и как будто холодом подуло. Нет, не хочу.

Не хочу возвращаться туда, где душевной жизнью населения одной шестой части суши командовала кучка старперов со Старой Площади под руководством иссушенного злобой Суслова. Эти проводники тухлых идей марксизма-ленинизма, мракобес-пуританизма, стайка идеологических социопатов решали, что можно народу читать, слушать, смотреть, петь... распоряжались, как писатели должны писать, режиссеры снимать, художники рисовать, а балерины – пританцовывать.

Я не хочу возвращаться туда, где Мандельштама и Джавахишвили убивали в заключении, где Шостаковичу запрещали сочинять, где Ростроповича и Вишневскую выпроваживали из страны, где Пастернака не читали, но осуждали, где Бродского сажали за тунеядство и где Высоцкого травили за... не знаю за что. А за что, кстати, травили Высоцкого? Наверно, за то, что народ его любил больше, чем Суслова и Пельше.

Я не хочу возвращаться в СССР, где главный труп страны до сих пор не предан земле и выставлен на всеобщее обозрение, я до сих пор не понимаю, зачем нельзя его в землю закопать и надпись написать.

Да, я не хочу возвращаться в СССР, несмотря на то, что в СССР учеба была бесплатная, проезд в метро стоил 5 копеек, старость была сравнительно защищена, все дети были всегда готовы и главным источником переживания был спорт.

Я не могу сказать, что сейчас я живу лучше. Может быть, даже во многом хуже: донашиваю штаны, приобретенные еще во времена Андропова, живу в квартирке, отремонтированной еще во времена Брежнева, гуляю с женщиной, рожденной еще во времена Хрущева, но тут уж ничего не поделаешь – выросший в совке я не смог перестроиться.

А может, и не захотел.

* * *

Так что, дорогой друг мой, Колька, СССР распался, и слава богу, что это случилось.

И я уверен, обратного пути не будет.

Ну, если только силой.

Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции