Цепкая мозолистая рука Реальности в очередной раз ухватила грузинское общество за плечо и развернула лицом к проблеме, о которой многие предпочли бы забыть. За гибелью четырех работников ткибульской шахты имени Миндели последовала эмоциональная дискуссия о проблемах безопасности труда.
По данным профсоюзов, в 2007-2016 годах от производственных травм погибли 416 человек, 716 получили тяжелые повреждения. Выбирая этот временной отрезок, профсоюзные лидеры стремятся показать, что ситуация резко ухудшилась после того, как в 2006-м Михаил Саакашвили ликвидировал Трудовую инспекцию, указав на ее беспредельную коррумпированность. Впрочем, большинство комментаторов считают его решение, как и принятие воистину рабовладельческого Трудового кодекса, следствием политики, направленной на максимальное упрощение деятельности инвесторов. Она превратила экономику в своего рода Молоха, пожирающего права и жизни людей, которые, ввиду крайней бедности, согласны работать в любых условиях.
В 2012-м «Грузинская мечта» виртуозно эксплуатировала эту тему, но, придя к власти, лишь отчасти улучшила Трудовой кодекс. К слову, отец Бидзины Иванишвили добывал чиатурский марганец, а сам он в молодости стоял у станка. Его предвыборные рассуждения о справедливом устройстве общества могли показаться излишне смелыми даже пьяному студенту Володе Ульянову. Но после победы на выборах он заключил негласный пакт о сопроцветании с ведущими бизнесменами и явно не спешит вступить с ними в решительный бой за права трудящихся. И если у пролетария Иванишвили были какие-то розовые мечты, то прагматизм олигарха Иванишвили развеял их прах по ветру.
Your browser doesn’t support HTML5
Шахта смерти: что делать и кто виноват?
У Трудовой инспекции осталось два бестолковых и бесправных наследника – Департамент инспектирования условий труда и Агентство по техническому и строительному надзору. Департамент проводит проверки лишь с согласия владельцев предприятий и вырабатывает рекомендации, которые не являются обязательными к исполнению. Сотрудники Агентства имеют чуть больше прав и могут выписывать штрафы (и уже делали это на ткибульских шахтах), но они зачастую не превышают нескольких тысяч, а то и сотен лари. Бизнесменам проще выплатить их, чем заниматься дорогостоящей работой по улучшению условий труда в царстве рассыпающихся, советских еще механизмов, в стране, где безопасность зиждется на принципе «Авось пронесет», а уровень технической культуры неуклонно снижается.
Что бы ни говорил Карл Маркс (а на самом деле – Томас Даннинг) о преступлениях, на которые капитал пойдет ради 300% прибыли, многие грузинские капиталисты вряд ли справились бы с соблазном пустить ближнего своего на шашлыки, если бы речь зашла даже о 30 процентах. Парируя критику, они часто намекают, что закроют предприятия. В большинстве случаев это пустые угрозы, но все же следует помнить, что прекращение работы ткибульских шахт лишит средств к существованию почти все население городка, сократившееся за последние 20 лет более чем в два раза (в Чиатура идентичная динамика). Из-за бурного развития энергетических технологий и ситуации на рынке энергоносителей перспективы угледобывающей отрасли ухудшаются. Правительству какое-то время казалось, что оно сумеет если не преодолеть, то отодвинуть неизбежный кризис, привязав ткибульский уголь к новым мощным теплоэлектростанциям, одна из которых войдет в строй в конце 2020-го, и реализовав несколько других программ. Но углубленные расчеты показали, что эта стратегия крайне сомнительна и вряд ли дальновидна: для спасения Ткибули и (примерно) 10 тысяч его жителей, скорее всего, следует рассмотреть планы, не связанные с добычей угля.
В ходе сближения с Евросоюзом Грузия обязалась возродить Трудовую инспекцию и поэтапно привести условия труда в соответствие со стандартами цивилизованного мира. Лоббисты крупных компаний могут лишь ненадолго оттянуть неизбежное принятие законов, подводящих черту под затянувшейся постсоветской эпохой в сфере трудовых отношений. Новая реальность вряд ли будет менее жестокой и непременно спровоцирует дискуссию о приоритетности защиты прав человека вопреки экономической целесообразности, поставив общество перед рядом моральных дилемм, к разрешению которых оно вряд ли готово.
Многие деятели используют трагедию в Ткибули для того, чтобы привлечь всеобщее внимание к себе и своим полубезумным рецептам радикального улучшения ситуации – левые на этом поприще, несомненно, превзошли правых. А вот настоящих друзей и союзников у шахтеров очень мало; далеко не все сопереживают им искренне.
В 70-е престижность технических профессий, по сравнению с гуманитарными, начала быстро снижаться. Политехнический институт (ГПИ) стали все чаще называть «Государственным питомником идиотов», а ступенька инженеров на социальной лестнице как бы просела. Что уж говорить о рабочих – неприязнь большинства столичной молодежи к красной империи проявлялась и в презрительном отношении к ее любимому классу – гегемону. Оно было характерно, прежде всего, для потомков вчерашних крестьян, которые в годы индустриализации не попали на заводы и в шахты, а удачно влились в ряды бюрократии или интеллигенции. Представителям низших слоев не приходится рассчитывать на массовую солидарность в обществе, где почти все помешаны на постоянном повышении и демонстрации своего статуса.
Пару месяцев назад, ранним утром, я заметил у входа в банк нескольких молодых женщин – они потешались над подметающей улицу дворничихой. Вероятно, даже фаворитки Людовика XIV не смотрели так надменно на копошащихся в грязи крестьянок. Возвращаясь спустя четверть часа, я увидел, что большая стеклянная дверь банка приоткрыта, рядом покуривают охранники, а те спесивые девицы уже успели переодеться в рабочие халаты и усердно метут полы. Нечто подобное происходит в каждой социальной страте не вполне здорового общества.
Родственники погибших обычно не занимаются правдоискательством, а предпочитают молча принять компенсацию от компании, поскольку понимают, что, если на них обрушится вся мощь пресловутого Левиафана, их предадут и продажные политики, и пугливые профсоюзные лидеры, и даже многие шахтеры, вроде бы кровно заинтересованные в улучшении условий труда. В конце концов, останутся лишь уголь, пот и слезы и воспоминания о погибших, теплящиеся лампадой в кромешном аду шахтерского городка, да страшная цифра – 350, – именно столько метров пролетели четыре работника ремонтной бригады, которые чинили грузовой лифт, перед тем как разбиться насмерть.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции