Есть на нашем телевидении суперпопулярный сериал «Подруги моей жены». Как меня заверяют специалисты, это самый удачный ситком в грузинской реальности. Автор сего произведения, талантливая Кети Девдариани, в сатирико-юмористических тонах сумела написать историю дружбы трех давних подруг, со всеми вытекающими отсюда хитросплетениями. Сериал с 2011 года выходит каждую субботу-воскресенье и пользуется бешеной любовью грузиноговорящей зрительской массы.
Лично я небольшой любитель ситкомов, особенно юмористических, так как с чувством юмора у меня проблемы. Я посмотрел пару серий и остался равнодушным, но я не показатель, главное, что народу нравится. А одна из причин, по которой мне этот ситком не пришелся по вкусу, это то, что в нем матерятся.
К мату и к ненормативной лексике у меня всю жизнь было неприязненное отношение, может быть, потому, что я рос маменькиным сыночком, в моей семье никто не матерился, и мне внушали мысль, что говорить непечатными словами – это, блин, моветон! И насладиться сим произведением мне мешает именно ненормативная лексика, которая, за мило живешь, употребляется в сериале.
Я упустил тот переломный момент, когда на сладкоголосом нашем телевидении в эфир стали просачиваться, а затем и обрели постоянное присутствие грязные выражения, но это опять-таки мои проблемы. Факт налицо – употребление половых выражений с упоминанием матерей и других близких родственников стало делом обычным.
Одна очень давняя подруга дней моих суровых, живущая уже многие лета в Подмосковье, продолжает страстно любить свою бывшую солнечную родину и имеет дома у себя кабельное телевидение с грузинскими каналами. Недавно звонит она мне по вездесущему скайпу и взахлеб рассказывает, с каким она удовольствием смотрит сериал «Подруги моей жены». После длительных одобрительных возгласов и всхлипов подруга вдруг спрашивает меня:
– Кстати, Датошка... (друзья меня в минуты близости называют Датошкой), Датошка, скажи, а что, в Тбилиси сейчас повсюду идет сплошной мат-перемат?
– С чего ты взяла? – раскричался я и даже в праведном гневе попытался рвануть на себе последнюю рубаху, но потом пожалел ее и только грохнул кулаком по столу, как это делают настоящие мужчины.
– Как с чего? – удивилась она. – В этом сериале все время матерятся, чем бог послал, а в наше время (в 70-80 гг.) я такого в грузинской среде не припоминаю...
Пришлось мне клясться всеми мамами, что это не так, что в обществе, куда я вхож, употребление ненормативной лексики по сей день является показателем хамства и невоспитанности. И даже в магазинах продавцы не разговаривают с клиентом непечатным языком, да и клиенты, если уж выразятся, то тихонько, про себя, при виде бесшабашности цен. Ну, и т.д.
Про повседневность я не говорю, когда оппоненты, невзирая на чины и регалии, прилюдно обращаются друг к другу, сотрясая матерным глаголом. Я говорю о культурной жизни, где непечатное слово стало нормой. По-моему, только балет остался тем видом жанра, откуда не несет матерщиной, и то, наверно, исходя из своей специфики. В новом художественном слове лексика, которую раньше я слышал только в кривых подворотнях, меня жутко корежит. Надеюсь, корежит она не только меня.
Когда мы с моей младшей дщерью, которая еще учится в школе, сидим перед телевизором и смотрим что-то занимательное, и когда из этого занимательного, для усиления юмора и сатиры, слышится многофункциональная площадная брань, меня это колбасит, и перед своим подрастающим поколением я чувствую себя страшно неловко.
Вы скажете, что я человек-атавист, но ничего не поделаешь, вот такое я нежное создание. Когда мастера слова для эпатажа начинают употреблять обсценную лексику, мне это не нравится, кто бы и как бы это не делал, будь то талантливый Чак Паланик, ироничный Виктор Ерофеев или полузабытый уже при жизни Заза Бурчуладзе (не путать с мировым басом – Паатой Бурчуладзе, тот не выражается, тот только поет и иногда, в паузах, безуспешно пытается влезть в политику). Да, это мне не нравится, наверно, я из племени динозавров, которые вымерли.
И вот к чему я все это говорю, милые мои дамы и суровые господа! А не возродить ли в какой-то мере цензуру... даже не цензуру, а цензурку, легенькую такую, но принципиальную, на телевидении, в литературе, в драматических видах представления и в изобразительном искусстве, а? Или же хотя бы использовать богатый опыт наших заокеанских покровителей и применить их системы ранжирования? Что, скажете там нет цензуры и там кругом свобода слова? А вот и дудки!
К примеру: «1 ноября 1968 года американской киноассоциацией была принята система оценки содержания кинокартины «Система рейтингов американской киноассоциации», ограничивающая аудиторию фильмов, содержащих насилие и сексуальные сцены, за счет исключения из нее детей и подростков. Благодаря действию этой системы, несовершеннолетние граждане ограничены в доступе к просмотру фильма из-за используемых в нем языка, темы секса, насилия или изображения употребления наркотиков. Большинство кинотеатров следуют заведенной практике и могут потребовать показать документ, удостоверяющий возраст, перед продажей билетов».
Это касательно кино, наверное, такое же можно применить и к другим видам культурных жанров, конечно, очень осторожно, в плане рекомендаций, дабы не перегнуть палку.
Хоть какая, но будет защита ушей, глаз и психики, если не нашей, так хотя бы подрастающего поколения. Правда, при нынешнем развитии интернетов и всяких гаджетов любой пацаненок может на своем телефоне при желании услышать-увидеть такое, что мне в мои подростковые годы даже не мерещилось в тревожных снах.
Но все-таки, может, можно как-то очистить окружающую среду от вербальной грязи? Что скажете? Нет? Не получится? Это будет атакой на свободу слова? Ну-ну. Ладно, тогда продолжайте ваши игры, а я пошел перечитывать Тургенева.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции