В последние недели в абхазском сегменте Facebook привлек к себе внимание проведением интернет-опросов на разнообразные темы – политические, экономические и т.д., а затем куда-то запропастился, удалив свою страницу в ФБ, некий пользователь. Большинство затем решило, что абхазская фамилия, под которой он был зарегистрирован в Facebook, – это псевдоним анонимного пользователя. Некоторые мои знакомые восприняли ряд проведенных им опросов как «провокационные», а исчезновение его объяснили «разоблачением» или возникшей неотвратимостью «разоблачения» анонима.
Мне меньше всего хотелось бы сейчас заниматься обсуждением личности данного пользователя, который, вполне возможно, в скором времени «реинкарнируется» в интернет-сообществе под каким-то новым именем, и справедливости или несправедливости критики в его адрес. В любом случае следует отметить, что проведение опросов в небольшом замкнутом пространстве фейсбучных друзей может создавать картину, отличную от общественного мнения в целом, и позволять в той или иной мере манипулировать общественным сознанием.
Your browser doesn’t support HTML5
Но давно, еще до таинственного исчезновения упомянутой странички в ФБ, решил написать об одном опросе, который был проведен на ней и вызвал неоднозначное отношение в обществе. Сам я уже по прочтении предложенного в нем вопроса «Как вы относитесь к смешанным бракам?», то есть к межэтническим, подумал, что вопрос этот сформулирован слишком общо, а потому некорректно. Можно сказать, «неграмотно». Что имелось в нем в виду? Приемлет или не приемлет респондент смешанные браки вообще или конкретно для себя или членов своей семьи? Считает ли он их просто допустимым или позитивным явлением, отдает предпочтение перед гомогенными? И т.д., и т. п. Но сформулировавший вопрос явно не думал об этих нюансах, как и о том, что для среднестатистических представителей многомиллионного этноса и этноса малочисленного, озабоченного проблемой сохранения его идентичности, отношение к таким бракам отнюдь не одинаково. В частности, возрастает вероятность того, что дети, выросшие в смешанных семьях, не будут владеть языком родителя, представляющего малочисленный этнос.
В общем, как говорится, сытый голодного не разумеет.
И вот пост одного российского журналиста, часто бывающего в Абхазии, имеющего в ней родственные связи и принявшего опрос на «ура»: «Это очень правильный опрос. Во-первых, он предполагает всего два ответа: да и нет. Во-вторых, он живо показывает, каково отношение к этому явлению в абхазском обществе. 71 процент проголосовавших высказались «за». И это радует. 29 процентов – «против» (и большинство из них – женщины). Было бы чертовски интересно провести для них – этих протестующих против смешанных браков абхазских женщин – еще один опрос. Уточняющий. Потому что положение вещей хочется видеть более четко. Я бы задал вопрос: «Я против смешанных браков, потому что: 1. Считаю свою нацию лучше других. 2. Все, кто другой нации, не люди. 3. Я боюсь потерять свою национальную идентичность. 4. Я боюсь, но не знаю, чего. 5. Не знаю. 6. Родители не разрешают. 7. А что скажет родня?»
Далее в своих предполагаемых вариантах ответов автор поста доходит до скабрезности (цитировать, понятно, не буду). Заканчивает же так: «И попросил бы пояснений. Потому что, ну, мне это, правда, безумно интересно».
А на мой взгляд, возможность односложного – «да» или «нет» ответа – это в данном случае как раз не плюс, а огромный минус опроса. Почему – уже говорил ранее. Но автор поста явно воспринял опрос упрощенно, как тест на «цивилизованность». Ну и, конечно, многих абхазских читателей поста покоробили его безапелляционность и издевательский тон.
А теперь обратимся к исследованиям абхазских ученых. В работе кандидата исторических наук Астанды Хашба «Межэтнические браки в Республике Абхазия» говорится: «Абхазам в целом свойственны гомогенные браки. С 1994 по 2009 гг. по республике мужчины и женщины абхазы с невестой и женихом своей национальности заключили 5148 браков (56,7%). Мужчины абхазы в межэтнический брак вступают чаще (22,4%), нежели женщины абхазки (12,8%). Абхазки предпочитают вступать в брак с мужчинами своей национальности. Русских мужчин, вступивших в межэтнический брак, – 49,8%, русских женщин – 63,2%. У армян мужчин и женщин, вступивших в брак с женихом и невестой своей национальности, по 19,5%. Межэтнические браки у греков мужчин – 88,1%, женщин гречанок – 85,0%. У мужчин и женщин других национальностей показатели межэтнических браков одинаковы – по 82,5%. Грузины мужчины вступили в межэтнический брак – 28,8%, женщины – 38,9%».
Добавлю к этому свои впечатления разных лет. Из публикаций в советской прессе можно было получить представление о том, что у ряда народов СССР смешанные браки строго табуированы. У абхазов такого не было, мужчины, во всяком случае, нередко брали в жены русских и вообще славянок, чему способствовало и то, что они гораздо чаще абхазок оказывались за пределами родных мест. (Естественно при этом давно сформировавшееся у многих абхазок негативное отношение к распространению смешанных браков, так как часть их в данной ситуации оставалась без женихов.)
Можно назвать это парадоксом, но, несмотря на обострявшиеся время от времени грузино-абхазские противоречия, смешанные браки между грузинами (особенно мегрелами) и абхазами обоих полов вплоть до войны 1992-1993 годов были делом распространенным – в силу близости обычаев. А вот абхазо-армянские – весьма редки. Но после войны их количество стало увеличиваться.
Как известно, отцы, опираясь на жизненный опыт, воспринимают мир рациональнее детей. Проявляется это, в частности, и в том, что родители чаще ратуют за то, чтобы их дети, живущие, как правило, эмоциями, заключали браки с представителями своей национальности, ибо не без оснований считают: это поможет избежать многих проблем с адаптацией в семье представителя другого этноса, отличающегося обычаями, менталитетом от чужеродной для него этнической среды.
Большинство, конечно, понимает, что навязывать свою точку зрения тут не стоит. Но порой дело доходит до конфликтов, типичных для конфликтов «отцов и детей». Вспоминается драматическая история, которая разыгралась за пару лет до грузино-абхазской войны в семье одного хорошо знакомого мне абхазского журналиста. Отец и мать категорически воспротивились женитьбе сына на русской, долго не общались с поселившимися отдельно молодыми, и лишь годы спустя рождение внука мало-помалу примирило их. Самое интересное здесь то, что мать, долго не принимавшая невестку, сама была русской.
Нередко, впрочем, молодые люди, выросшие в абхазских семьях, сами были и бывают ориентированы на то, чтобы сочетаться браком с представителем своей национальности. И я не видел обычно в них никаких признаков «отсталости» или нетолерантности, просто таково было их убеждение, сформированное мыслями о важности сохранения национальной идентичности в условиях, когда малочисленные этносы подвержены опасности «растворения» в других. Но это убеждение могло и отступить, если они вдруг страстно влюблялись в представителя или представительницу другого этноса.
А вот российский журналист, цитату которого приводил, меня, не скрою, разочаровал. Ибо, рьяно вступив в борьбу с чужой нетолерантностью, он сам, по-моему, проявил вопиющую нетолерантность, не признавая за другими людьми права поступать в соответствии со своими, отличными от его, представлениями.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия