ПРАГА---В минувшее воскресенье, в единый день голосования, по всей России прошли и массовые акции протеста, организованные Алексеем Навальным против пенсионной реформы. Акции жестко, иногда, судя по фото- и видеокадрам, откровенно жестоко пресекались полицией. Суть протестов, в которых участвовали многие молодые люди, причины такой реакции российской власти и запас ее прочности мы обсуждаем с руководителем научной программы «Внутренняя политика» Московского центра Карнеги Андреем Колесниковым.
Вадим Дубнов: Андрей, на фоне других предыдущих акций протеста, которые проходили по всей России, как бы вы оценили вчерашние акции с точки зрения численности и с точки зрения противодействия силовых структур?
Андрей Колесников: Считается, что эти акции не слишком успешные и не слишком многочисленные, и, в общем, нет никаких экстраординарных событий, сопутствующих им. На самом деле, очень важно, что продолжаются протесты на почве того, что эти протесты реализует не кто-нибудь, а (Алексей) Навальний, он не исчезает с политической площадки. В отличие от акций коммунистов и профсоюзов, которые, естественно, просто канализировали недовольство, эти акции были достаточно сфокусированы, и сфокусированы, прежде всего, на (Владимире) Путине, с которого они не снимали ответственность за пенсионную реформу.
Your browser doesn’t support HTML5
Анатомия протеста и анатомия испуга
Соответственно, мне кажется, что все с этими протестами, что называется, в норме, в том числе, и поведение самой полиции, которое в последние месяцы, если не годы, становится все более жестким. Никто уже не стесняется прямых репрессий, в том числе, против этого «крестового похода детей», которых бросают в автозаки, заламывают руки. Причем эта жестокость тоже симптоматична, это тоже один из знаков некой истерики самого режима, по этим симптомам можно судить о том, в каком этот режим находится состоянии. Так что, мне кажется, здесь не стоит считать штыки, не стоит считать, сколько голов пришло, сколько ушло и в каких городах, – география большая, люди выходят несмотря на то, что власти блокировали всех ключевых фигур из круга Навального. Акция не была сорвана, то, что власти боятся этих людей, – это очевидно, иначе бы они их превентивно не сажали, нарушая все возможные процессуальные нормы, как в случае с Любовью Соболь, у которой есть несовершеннолетний ребенок. Так что эта гибридная гражданская война продолжается, и это – одно из очевидных доказательств.
Вадим Дубнов: Что такое «крестовый поход детей», означает ли это, что выросло новое поколение, готовое к протесту?
Андрей Колесников: Мне кажется, что не очень-то выросло новое поколение, потому что основная масса молодежи – еще смотря что считать молодежью, – социологически есть группа от 18 до 24 лет, которая является, опять же судя по опросам, довольно инертной и консервативной, но не по взглядам, а просто потому, что эти люди еще сформировались как личности и не очень готовы ассоциировать себя с какими-то политическими взглядами. Но есть меньшинство в этом поколении, оно необычайно заметно, оно очень многозвучно, оно как раз попадает в объективы фотокамер. Есть, правда, совсем вопиющие вещи, когда в буквальном смысле дети отлавливаются полицией, но это какие-то загадочные эксцессы, которые требуют какого-то особого специального разговора. Скорее всего, для этих детей это, скорее, мода, чем осознанные действия, ну а полиция уже не различает ничего, у них явно карт-бланш на жестокость, и поэтому это становится заметно.
Просто я бы не стал преувеличивать степень участия во всем этом совсем молодых людей. Понятно, что это молодой протест, и понятно, что он не совсем по поводу пенсионной реформы, а просто против Путина, против того, что они видят вокруг, и больше ничего. На самом деле, это лишь часть огромной картины разных протестов, которые иногда не пересекаются, которые иногда находятся даже в конфронтации друг с другом. Есть разные виды социальных протестов: одна история – со свалками в Подмосковье, другая история – с пожаром в Кемерово, третья история – со сносом пятиэтажек год назад, четвертая история – это протест Навального и т.д. Но всякий раз очень сложно определить, что угрожает власти, с какой стороны вдруг придет совершенно неожиданная опасность, в том числе, из недр социальной базы этой власти – тех людей, которые победней, кто меньше задумывается о том, какова природа этого режима, те, кто не связывает ситуацию в стране с внешнеполитическими авантюрами, – эти люди иногда оказываются совершенно неожиданно оппонентами власти. Не всегда это оппонирование трансформируется в дальнейший осмысленный протест, но тем не менее риск всегда есть, и распознать его довольно сложно. История с пенсионной реформой тому доказательство.
Вадим Дубнов: Насколько перспективны для лидеров протеста попытки возглавить этот социализированный протест – начиная с дальнобойщиков, даже начиная с Калининграда, и вот сейчас пенсионная реформа, – насколько удачна эта стратегия, насколько она многообещающа?
Андрей Колесников: По большому счету она не очень многообещающая, потому что, как правило, социальный протест очень прагматичен, решает очень локальную задачу для локальных сообществ, и появление оппозиционных политиков на такого рода мероприятиях объективно может помешать решению тех задач, которые перед собой ставит, допустим, локальный митинг, поэтому обычно оппозиционеров с таких митингов прогоняют. Тем не менее то, что произошло с пенсионными делами, – это ведь совсем особый протест. Эта история коснулась каждого гражданина Российской Федерации, потому что каждый гражданин Российской Федерации – будущий пенсионер, если он доживает до этого возраста, а, соответственно, получается так, что в эту историю имеют право быть вовлечены, в том числе, и жестко оппозиционные политики. И надо отдать должное Навальному – он показал, что это возможно, и что его люди вполне могут возглавлять такого рода протесты и делать их более заметными и эффективными, чем это делают всякие фейковые структуры типа Компартии и профсоюзов, которые, в общем, только выпускают пар и канализируют протест в безопасное для власти русло. Так что пенсионная реформа ситуацию поменяла, может быть, радикально.
Вадим Дубнов: Вы сказали, что на жестокость получен карт-бланш от власти. Но карт-бланш на жестокость – это тоже своего рода технология, которая находит некоторый отклик в сердцах тех, кому не нравится любое действо против власти. Насколько эта жестокость в этом смысле эффективна, – не просто как запугивание, а как некий способ укрепить свои социальные корни в массах?
Андрей Колесников: Я думаю, что в достаточной степени эффективна, но опять же это же и признак страха самой власти – я имею в виду, на этот раз. Поэтому власть тем самым выдает и собственные фобии, беспокойство по поводу самой себя. Боится, поэтому ожесточается, и в нарастающей логике истерики происходят такие вещи, когда просто никто уже не обращает внимания на какой-то там закон при задержаниях. Правда, надо сказать, что тут тоже по-разному все бывает. На прошлом заметном такого рода мероприятии власть опиралась, в том числе, на добровольных помощников – всякие там казаки и квазиказаки, всякие СЕРБы. На этот раз их не было, очевидно, были извлечены какие-то уроки из того факта, что власть таким образом теряет монополию на насилие, если оно дает возможность резвиться таким квазинародным провластным объединениям. Из всех провластных объединений был только один (Владимир) Жириновский на этот раз, который, в общем, выполнил свою клоунскую роль, как было положено, и этом все дело ограничилось, прогрессивное казачество там не появилось. Поэтому тут тоже как-то немного корректируется стратегия, хотя, конечно, инструменты используются тупые, во всех смыслах слова.
Владимир Жириновский
Вадим Дубнов: Буквально накануне этих акций «Левада-центр» сообщил о том, что уровень социальной напряженности резко подскочил. Вот в связи с тем, что мы вчера наблюдали, можем ли мы говорить о каких-то рисках для прочности власти, запас которой еще несколько месяцев назад казался неисчерпаемым?
Андрей Колесников: Представляется, что этот запас достаточно велик и ресурсы этой силы велики. На самом деле, все прежние приемы, в том числе пропагандистские, – спекуляция на величии, на внешнеполитических квазипобедах, – все это по-прежнему работает, пусть и в меньшей степени, и даже крымский эффект, несмотря на то, что это было давно, он остается константой. Даже сирийский эффект остается, и люди по-прежнему одобряют военную операцию в Сирии, следят за ней, и по-прежнему всякие факторы вроде санкций, химических атак – все это влияет на массовое сознание в пользу Путина. Да, в меньшей степени, но все это продолжает работать, и запас прочности, и пропагандистские ресурсы пока еще большие, но нам не дано предугадать, с какой стороны может рвануть. В прошлом году совершенно неожиданно для власти в Москве это рвануло со стороны жителей пятиэтажек, которым подарили новые дома, - они не верили власти и отказывались переезжать. Кто же знал, что с этой стороны может рвануть? Погасили этот конфликт. Но эти опасности подстерегают просто за каждым кустом, они каждый раз какие-то новые, гибридные, непонятные, и, в общем, нельзя сказать, что власть может чувствовать себя в полной безопасности.