Справедливость и кокаин

Дмитрий Мониава

На Пасху новостные ленты напоминают поздравительные открытки, поэтому граждане, которые не могут прожить и дня без обсуждения событий в стране и мире, бродят по закоулкам информационного пространства, как археологи в чреве пирамиды, разыскивая дискуссионные темы. Одни из них продолжают спорить о строительстве ГЭС в Панкисском ущелье или демаркации границы с Азербайджаном, другие, оттолкнувшись от украинских выборов, ныряют в омут геополитической конспирологии.

Но дебаты чуть ли не общенационального масштаба породил и следующий, на первый взгляд малозначительный факт: 23 апреля полицейские задержали актера и бизнесмена Левана Джибгашвили и изъяли из его машины 0,56 граммов кокаина и 0,19 граммов экстази.

У тех, кто часто появляется на телеэкранах, подобные проблемы возникали неоднократно. Певца Темура Татарашвили обвинили в торговле субутексом (активное вещество – бупренорфин) в сентябре 2006-го. Он получил 10 лет, но в январе 2008-го был помилован. Позже, в интервью газете «Алия», Татарашвили сказал, что его задержали сразу же после того, как он отказался участвовать в одной из пиар-акций Михаила Саакашвили. Музыкант Леван Мгалоблишвили (Панчо) считает, что пострадал по той же причине – в 2012-м ему дали полтора года за употребление марихуаны; он освободился по амнистии в 2013-м. В июле 2015-го был задержан продюсер Каха Мамулашвили (Мамулич), по данным полиции он пытался ввезти в Грузию 5,5 граммов кокаина и меньшее количество других наркотиков – в сентябре того же года его выпустили под залог в 15 тысяч лари. В мае 2016-го МВД заявило об изъятии 42 граммов экстази у телеведущего Левана Ростошвили и актера Лаши Куртанидзе. Сумма залога составила 150 тысяч лари (для каждого), позже их осудили на 8 и 5 лет соответственно. Вскоре после этого президент Маргвелашвили удовлетворил просьбу Куртанидзе о помиловании, но отказал Ростошвили. Он остается за решеткой, как и актер Георгий Гиорганашвили (Бахала), получивший в начале 2018-го 8 лет за хранение субутекса (Гиорганашвили говорил, что его подбросили).

Your browser doesn’t support HTML5

Справедливость и кокаин

В июне 2017-го задержали участников проекта Birja Mafia рэперов Михаила Мгалоблишвили (Young Mic) и Георгия Кебурия (Kay G). По их версии, это произошло потому, что руководству МВД очень не понравился образ полицейского в одном из их клипов, следствие же утверждало, что музыканты хранили большое количество наркотиков. То дело вызвало значительный резонанс и попало в отчет Amnesty International. В Тбилиси прошла внушительная акция протеста, Мгалоблишвили и Кебурия поддержал и сын Бидзины Иванишвили, Бера, а премьер-министр Квирикашвили высказался за либерализацию наркополитики и подчеркнул, что в Грузии нет цензуры. Рэперов выпустили под залог; в декабре 2017 уголовное преследование в отношении Кебурия было прекращено, а Мгалоблишвили еще раз привлек к себе внимание перед президентскими выборами 2018 года, когда записал клип, в котором сравнил правление «Нацдвижения» и «Грузинской мечты», отдав предпочтение последней.

Перечисленные дела отличаются друг от друга, но в каждом из них известность стала дополнительным и в целом благоприятным для фигурантов фактором, повлиявшим как на действия сторон, так и на реакцию населения. В эпизоде с участием Левана Джибгашвили на первый взгляд нет ничего особенного – против властей, как прежних, так и нынешних, он никогда не бунтовал, да и наркотиков у него изъяли не больше, чем у других. Риторической эскалации способствовали три обстоятельства. В мае 2018-го, сразу после акций протеста, вызванных антинаркотическими рейдами в ночных клубах, Джибгашвили в эфире телекомпании «Иберия» выступил против либерализации наркополитики, заявив, что «мы, грузины, ни в чем не ограничиваем себя нормами и дозами». А в зале суда он поблагодарил Господа за ниспосланное испытание – кому-то это показалось неуместным, а кому-то очень смешным. И что самое главное, прокуратура не потребовала оставить Джибгашвили до суда за решеткой и его выпустили под залог в 10 тысяч лари. Многие комментаторы восприняли произошедшее чуть ли не как освобождение от ответственности и, ссылаясь на прецеденты, принялись доказывать, что с бедными и никому не известными гражданами грузинская Фемида обходится не в пример жестче.

Когда сторонники и противники смягчения наркополитики спорят друг с другом, они почти всегда забывают, что изменения происходят не в вакууме, а в плохо обустроенном и весьма несправедливом государстве, где высокие принципы очень часто служат маскировкой для неблаговидных интересов. Репрессивные законы – это, прежде всего, инструмент влияния, позволяющий верхушке полицейской корпорации держать на крючке десятки тысяч граждан вместе с их семьями и создавать разветвленные, и, скажем так, многофункциональные сети. Вместе с тем они оставляют весь рынок психоактивных веществ под контролем наркомафии – в случае легализации т.н. легких наркотиков его часть вышла бы из тени. Но либерализация наркополитики не панацея, в лучшем случае ее (вопреки протестам консерваторов) можно назвать паллиативным средством, поскольку проблему нельзя решить, не реформировав суды и правоохранительные органы. А этому мешают не только сменяющие друг друга режимы, но и психологические барьеры.

В Грузии распространен добродушный показной эгалитаризм с сентиментальными восклицаниями о всеобщем братстве и равенстве перед законом. Но тот, кто вслушается и приглядится, обнаружит множество чудовищных теорий с делением на высших и низших, патрициев и плебеев, избранных и быдло и т. д.

В отличие от целого ряда небольших стран Грузия сохранила свою аристократию до конца Нового времени. Привилегии, которыми наделяла высшие слои общества грузинская, а затем и российская монархия, в конечном счете, сделали их неконкурентоспособными в эпоху расцвета капитализма и национальных государств. В изменившихся условиях они пытались сформулировать новые правила игры для того, чтобы удержаться на верхушке социальной пирамиды. В конце ХХ века с советской номенклатурой произошло то же самое, и она создала сложную иерархическую систему, в рамках которой статус и объем привилегий (включая фактический иммунитет от судебного преследования) зависят от богатства, известности и связей – все три фактора взаимозависимы и предоставляют огромные бонусы в давке у дверей социального лифта. Какой из них важнее? Когда одного из самых богатых грузин (ныне покойного) спросили, во что выгоднее всего вкладываться в Грузии, он коротко ответил: «В связи!»

Для того чтобы описать совокупность негласных правил и привилегий, родственных, дружеских и вассальных взаимоотношений, вероятно, следует позаимствовать из учебника истории словосочетание «Старый порядок». Он, подобно паутине, опутал не только суды и министерства, но и коллективное бессознательное. Тут, скорее, нужна не либерализация наркополитики, а добротная буржуазно-демократическая революция. Но возможна ли она в условиях, когда девять из десяти противников правящей элиты не собираются потрясать устои и аннигилировать скрепы, а просто хотят возвыситься?

В Грузии не принято желать кому бы то ни было оказаться за решеткой, за исключением разве что отъявленных маньяков и душегубов, ну, и, разумеется, политиков. История с задержанием Левана Джибгашвили вызвала эмоциональный всплеск, вероятно, не потому, что его выпустили под залог (Ростошвили и Куртанидзе, к слову, тоже выпустили, но позже осудили) – скорее всего, часть общества внезапно, со всей остротой осознала, что Джибгашвили может выпутаться, тогда как рядовой, не имеющий влиятельных покровителей гражданин на его месте почти гарантированно сядет лет на восемь, особенно если откажется назвать фамилии, которые хочет услышать следователь, и его вряд ли помилует президент. Впечатлительные люди в подобных обстоятельствах обычно представляют в главной роли себя.

Едва ли удастся обеспечить справедливый и беспристрастный суд для отдельно взятых любителей (ну, или хранителей) кокаина в стране, где часть граждан защищена негласным иммунитетом, а высокопоставленных чиновников не судят за коррупционные преступления и превышение полномочий так же часто, как, например, в Южной Корее. И ничего не изменится само собой до тех пор, пока протест против очевидной несправедливости будет ограничиваться репликами в Facebook с обильным применением двух смайликов – «возмущенного» и «хохочущего». Благодаря им возникает качественная иллюзия оппозиционности.

Желание радикальных перемен и страх перед ними уравновешивают друг друга. Реагируя на различные раздражители, общественность, словно актриса мелодрамы, то бросается к дверям в слезах, то возвращается назад, заламывая руки и, кажется, находит все больше смысла в этой монотонной садомазохистской игре. И пока она продолжается, в Грузии будет действовать правило, сформулированное очень страшными людьми: «Друзьям – все, остальным – закон».

Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции