ПРАГА---Журналисты из Польши и Словакии опубликовали результаты своего расследования о нелегальной торговле углем Донбасса. Добытый на шахтах самопровозглашенной Донецкой народной республики антрацит переправляется в Россию и по поддельным документам о том, что он добыт якобы в российских шахтах, в обход международных санкций экспортируется в Европу. В 2018 году так было переправлено почти шесть миллионов тонн, около половины из которых пришлись на страны Евросоюза. Все это происходит с участием российского руководства. При этом журналисты получили подтверждение еще одного факта: в нелегальную торговую схему активно вовлечена самопровозглашенная республика Южная Осетия, а в транспортировке участвует абхазская сторона. За «Некруглым столом» эту историю мы обсуждаем с одним из авторов расследования, польским журналистом Михалом Потоцким и корреспондентом «Эха Кавказа» Муратом Гукемуховым, экспертом по югоосетинским проблемам.
Вадим Дубнов: Михал, как следует из вашего расследования, в этом бизнесе задействованы самые разные люди и самые разные силы – и нынешние чиновники, и военачальники т.н. Донецкой народной республики, и бывший и новый криминалы по любую сторону любой границы. Насколько, по-вашему, этот процесс координирован?
Михал Потоцкий: Он координирован, и это очевидно. Он координирован российскими властями, этим занимается замминистра экономического развития Российской Федерации господин (Сергей) Назаров – как председатель специального комитета для поддержки определенных районов Донецкой и Луганской областей, занимается курированием экономических событий в этих оккупированных Россией регионах. И на самом деле, это человек номер один по координации всего бизнеса. Что касается людей, которые этим занимаются уже без посредников, это люди, связанные с Донецком, Луганском. Там есть такой человек, как Сергей Курченко – украинский олигарх, связанный с бывшим президентом Виктором Януковичем, который после событий 2014 года уехал в Россию, и он контролирует, в том числе, компании, которые зарегистрированы в Южной Осетии, для того чтобы скоординировать связи между непризнанными Донецкой и Луганской народными республиками и уже признанным миром бизнеса.
Your browser doesn’t support HTML5
Вадим Дубнов: Курченко является конечным бенефициаром?
Михал Потоцкий: Да, хотя некоторые наши источники говорят, что там есть еще кто-то выше него. Т.е. некоторые наши источники говорят, что как бы Курченко – не единственный из конечных бенефициаров, возможно, там еще задействованы какие-то силы, уже российские.
Вадим Дубнов: Кто контролирует схему – Курченко или Москва?
Москва запретила российским железным дорогам принимать уголь от других компаний, не связанных с КурченкоМихал Потоцкий
Михал Потоцкий: Москва через Курченко – я бы так сказал. Потому что без Москвы Курченко бы туда не зашел, во-первых, а во-вторых, и об этом также писали российские СМИ, монополия для Курченко была построена именно Москвой, т.е. Москва запретила российским железным дорогам принимать уголь от других компаний, не связанных с Курченко, для транспортировки из Донецка и Луганска в Российскую Федерацию, в Ростовскую область.
Вадим Дубнов: Речь идет о 2018 годе, когда Курченко получил контроль над веткой Дебальцево-Ростов, да?
Михал Потоцкий: Да, правильно. Хотя он пытался заходить на эти территории уже в 2014 году, на самом деле, т.е. после «майдана», после начала войны.
Вадим Дубнов: Вы говорили о фирмах из Южной Осетии, которые там работают. Какую функцию выполняют эти фирмы?
Скажем, деньги, которые зарабатывают сепаратисты в Луганске и Донецке, легализируются уже на российском финансовом рынке, как раз через Южную ОсетиюМихал Потоцкий
Михал Потоцкий: Смотрите: Южная Осетия – частично признанное государство, т.е. Южную Осетию признает, в частности, Российская Федерация. Донецкую и Луганскую народные республики не признает никто, кроме Южной Осетии. В итоге Южная Осетия как бы легально сотрудничает с Донецком и Луганском, а с Южной Осетией как бы легально сотрудничает уже Россия. И вот мы получили такую цепочку. Скажем, деньги, которые зарабатывают сепаратисты в Луганске и Донецке, легализируются уже на российском финансовом рынке, как раз через Южную Осетию. В Южной Осетии, в городе Цхинвали, зарегистрирован банк, который проводит все финансовые операции, а также фирма «Внешторгсервис», которая контролирует большую часть промышленности, в том числе, угольной промышленности оккупированного Донбасса. И вот через Южную Осетию, как через такую площадку, вся эта схема легализируется.
Вадим Дубнов: У нас есть возможность посмотреть на этот процесс изнутри, Мурат Гукемухов – специалист по югоосетинским процессам. Мурат, как начиналась эта история и как она развивается, причем, может быть, не только с углем – эта деликатная глобализация Южной Осетии?
Мурат Гукемухов: Во-первых, еще в 2014 году Южная Осетия признала независимость Луганска и Донецка, а через год, в 2015-м, Луганск и Донецк признали независимость Южной Осетии. Приблизительно с 2014 года уже обсуждалась перспектива создания оффшора, позволяющего российским юридическим лицам, сотрудничающим с Донбассом, избегать международных санкций и, соответственно, самим донбасским фирмам, регистрируясь как югоосетинские фирмы, работать с российскими партнерами, не подставляя их под санкции. Я даже слышал такую мысль – мне рассказывал один из бывших министров югоосетинского правительства, – что инициатором создания такого внутреннего, закрытого от внешнего мира югоосетинского оффшора выступили как раз югоосетинские бизнесмены, которые и сами были не прочь на этом заработать.
Есть надежда, что через три года не все окажутся бабочками-однодневками, какие-то предприятия останутся, и Южная Осетия будет жить как оффшорная территорияМурат Гукемухов
Вообще, югоосетинский бизнес всегда был ориентирован на такой «серый» транзит, который недоброжелатели Южной Осетии часто называют контрабандой. В 2018 году глава Торгово-промышленной палаты Южной Осетии подписал соглашение со своими коллегами в Донецке, Луганске и в Крыму, чтобы упростить процедуру ввоза/вывоза товаров, и тогда уже назывались конкретные номенклатуры товаров – это уголь, сталь, химическая промышленность, бытовая химия, «мясо-молочка» и т.д. Немного странно эти договоренности выглядели, потому что явно несовместимы рынки: производственные мощности территории с общим населением семь миллионов человек – два в Крыму и пять в Донецке и Луганске, – и рынок в 50 тысяч человек в Южной Осетии. Понятно было, что речь идет об оффшоре. Был создан специальный МРБ – Международный расчетный банк в Цхинвале – для обеспечения этих банковских расчетов, и, по данным газеты «Коммерсантъ», в этом году уже было зарегистрировано около двух тысяч югоосетинских юридических лиц на Донбассе. Причем, как меня уверяли югоосетинские чиновники, все эти предприниматели приезжали в Цхинвал и регистрировали предприятия в Цхинвале, открывали счета в Международном расчетном банке.
Пока от этих предприятий каких-то серьезных поступлений в бюджет Южной Осетии не происходит, потому что по югоосетинскому законодательству все предприятия получают трехлетние налоговые каникулы, но вот есть надежда, что через три года не все окажутся бабочками-однодневками, какие-то предприятия останутся, и Южная Осетия будет жить как оффшорная территория.
Вадим Дубнов: Мурат, как выглядит эта схема? Приезжает донецкий бизнесмен в город Цхинвали, регистрируется и что происходит дальше? Какие функции эта фирма выполняет в том процессе, который расследовал коллега Михал Потоцкий?
Мурат Гукемухов: А потом он уезжает к себе на Донбасс и занимается тем, чем может заниматься. Он осуществляет там предпринимательскую деятельность, он может, т.к. Южная Осетия защищена от возможных санкций в силу своего ограниченного статуса, заниматься бизнесом с российскими партнерами и, как выясняется, не только с российскими, но и европейцами.
Вадим Дубнов: Михал, вы переходим к самому «вкусному» этапу этой схемы, когда уголь превращается из донецкого в российский.
Михал Потоцкий: На самом деле, это два разных вопроса, потому что не все фирмы действуют через эту югоосетинскую схему – это тоже надо сказать. Т.е. уголь, который происходит из Донбасса, Донецка и Луганска, транспортируют в Ростовскую область Российской Федерации, обычно это происходит по железной дороге, и там он получает, можно сказать, легализационные документы происхождения, которые подтверждают, что якобы этот уголь добыт на шахтах Ростовской области, хотя в Ростовской области этих шахт уже не очень-то много и осталось. После этого из Ростовской области он идет в Европу или в Турцию, или в другие страны и регионы мира уже как российский уголь, российский антрацит.
Вадим Дубнов: Если я правильно понимаю, речь идет о дешевом энергетическом угле, и в этом весь смысл схемы. Но ведь можно проверить – в Ростовской области таких шахт уже практически нет, они в основном в Донецкой области, и они не очень законны. По характеру угля можно это восстановить?
Если кто-то уже покупает уголь, он не хочет платить дополнительные средства, чтобы узнать, откуда этот угольМихал Потоцкий
Михал Потоцкий: Да, можно, хотя это достаточно сложно и дорого, и если кто-то уже покупает уголь, он не хочет платить дополнительные средства, чтобы узнать, откуда этот уголь. Тем более что европейские власти не очень на это смотрят, им это не интересно, т.е. уже никто на самом деле этого не проверяет. Но вы сказали про уголь, про антрацит. На самом деле, это самый лучший вид угля, потому что в нем, можно сказать, больше всего энергетической мощи, чем в других видах угля. Он добывается там самыми разными способами – там есть и обычные шахты, там есть и нелегальные «копанки», которые т.н. власть Донецкой и Луганской народных республик легализовала после 2014 года, там есть карьеры, т.е. все, что угодно.
Вадим Дубнов: Мурат, что, глядя изнутри, можно добавить к этому, как происходит превращение донецкого угля, принадлежащего югоосетинской фирме, в российский?
По всей видимости, Донецкую область уголь покидает как югоосетинский, а российским он может стать, наверное, после его продажиМурат Гукемухов
Мурат Гукемухов: Здесь есть один момент: еще в 2014 году очень серьезно с коллегами и Донбасса обсуждалась возможность создания совместных механизмов такого легального перемещения через границу России товара, произведенного на Донбассе, путем создания, как тогда говорили, «югоосетинской таможенной зоны на их территории». Вот была такая идея создать югоосетинскую таможенную зону на тамошних территориях, но, как я слышал, не сложилось – почему-то решили этого не делать. По всей видимости, Донецкую область уголь покидает как югоосетинский, а российским он может стать, наверное, после его продажи.
Вадим Дубнов: Михал, ваше расследование подтверждает такую версию?
Михал Потоцкий: Да, это возможно. Хотя, на самом деле, тут большая разница между тем, откуда по документам происходит уголь и какие фирмы где зарегистрированы, потому что уголь никогда формально не является югоосетинским – там лишь расчеты идут через Южную Осетию. Покупает, например, посредник из Российской Федерации, который тоже контролируется господином Курченко, и он переводит деньги через югоосетинские счета, через Международный расчетный банк, о котором говорил коллега. Т.е. тут деньги идут через счета в Южной Осетии.
Вадим Дубнов: Одним из самых массивных потребителей этого угля, кстати, является Грузия. Михал, как эта схема может быть разоблачена или прервана, скажем так? Потому что в Западной Европе угля в энергетическом балансе не очень много, т.е. это в основном идет в Восточную Европу, где не очень пристально следят за подобными вещами, но тем не менее где здесь слабое звено в этой схеме?
Михал Потоцкий: Тут нужна политическая воля прежде всего – если не будет такой воли, ничего сделать не сможем. Но если появится такая воля, мы можем, например, докопаться к этим документам, которые же на самом деле не показывают реальности, потому что они говорят, что уголь происходит из шахт Ростовской области, хотя на самом деле он происходит из Донецка и Луганска. Т.е. это уже подтверждение в документах, которое тоже является нелегальным. Можно попытаться дописать людей и фирмы, которые занимаются этим, в санкционные списки. В санкционных списках в Соединенных Штатах уже несколько таких фирм есть. Американцы вписывали, например, некоторые компании, даже те, которые были зарегистрированы формально в Евросоюзе, в том числе, в Польше, в свои санкционные списки, – это тоже немного мешает им работать в некоторых регионах мира. Т.е. тут нужна просто политическая воля, которой, к сожалению, сейчас нет.
Вадим Дубнов: Кроме Южной Осетии, какие-то еще подобные образования участвуют в этих схемах – Приднестровье, Карабах, Абхазия? Есть ли какие-то признаки их участия?
Михал Потоцкий: Есть несколько путей, по которым этот уголь идет дальше на экспорт. Один из этих путей идет через Абхазию, через порт в городе Очамчира, туда отправляется уголь из Ростовской области по железной дороге, а уже после из города Очамчира он идет то ли в Грузию, то ли в Турцию – прежде всего, в Турцию. То есть Абхазия тоже задействована.
Вадим Дубнов: Насколько югоосетинские участники этой схемы самостоятельны в своем бизнесе?
Абхазия не участвует в этой схеме как партнер Донбасса. Это исключено, потому что Абхазия, несмотря ни на какие упреки в ее адрес, не признала независимость ДонбассаМурат Гукемухов
Мурат Гукемухов: С одной стороны, действительно, есть заинтересованность югоосетинского бизнеса каким-то образом поучаствовать в этих схемах и заработать. С другой стороны, очевидно, что изначально эта история политическая, и она, конечно, срежиссирована из Москвы. Но я хочу заметить: Абхазия не участвует в этой схеме как партнер Донбасса. Это исключено, потому что Абхазия, несмотря ни на какие упреки в ее адрес, не признала независимость Донбасса, очевидно, что у нее есть свои планы на будущее, в котором она видит себя все-таки таким, независимым государством.
Вадим Дубнов: Но тем не менее очамчирский порт при этом можно использовать?
Мурат Гукемухов: Через очамчирский порт идет российский уголь – так ведь?
Вадим Дубнов: Получается, да…
Мурат Гукемухов: Даже не югоосетинский. Он идет ведь не только через Очамчиру – он идет еще и через границу с Евросоюзом, как оказывается.
Вадим Дубнов: Вот я как раз хотел это спросить у Михала: мы уже говорили о политической воле, и все-таки мы переходим, может быть, к главному вопросу. Ведь на самом деле и в Чехии, и в Польше, и в Словакии, и в Италии, я уже не говорю о Турции и Грузии, понимают, что это за уголь, понимают природу происхождения этой энергетики, и тем не менее они на это идут, хотя, в общем, для Европы это не такие уж большие барышни. Видимо, какие-то отдельные люди в этом заинтересованы, – как быть с этим противоречием?
Имиджевые потери являются очень весомым аргументом – большие фирмы не хотят терять репутацию из-за дешевого угляМихал Потоцкий
Михал Потоцкий: На самом деле, да, есть определенные люди, определенные компании, которые на это идут, которые этот уголь покупают. Они, в том числе, и в Польше находятся. Ну, понимаете, всегда, когда можно что-то купить дешевле, чем обычно, есть люди, которые на это идут. На самом деле, я могу сказать, что после того, как мы начали об этом писать в 2017 году, некоторые большие фирмы в Польше отказались от контрактов с посредниками, которые сомнительный уголь, так сказать, им предлагали. Большие компании думают о своем имидже, о том, что о них будут писать в прессе и т.д. Т.е. с этим можно и так бороться. Из того, что мы знаем, по нашим данным, после того как мы начали об этом писать, после того как американцы вписали в свой санкционный список некоторых героев наших публикаций, например, поток угля в Польшу упал на 40% – поток угля с территории Донецкой и Луганской народных республик. Т.е. имиджевые потери являются очень весомым аргументом – большие фирмы не хотят терять репутацию из-за дешевого угля. Но есть, конечно, те, которые соблазнятся на несколько процентов скидки и купят уголь из таких сомнительных источников.