Атеистам, к которым тут следовало бы присовокупить и агностиков, трудно находить общий язык с истово верующими всех конфессий, поскольку у двух этих категорий граждан, как известно, кардинально различны представления о мироздании и многих ценностях. Резко обострилось это «разночтение» в период коронавирусной пандемии.
В России в эти дни целование икон в храмах, а в Грузии намерение священнослужителей продолжать обряды причащения, когда прихожане делают по глотку сладкого вина в обязательном порядке из одной и той же ложечки, вызвали недоумение и возмущение у людей, которые привыкли ориентироваться на научные данные, а не на веру в сверхъестественное. (Мол, церковники, наверное, думают, что если вера горяча, то как бы разогревает ложечку до температуры, при которой коронавирус погибает.) А в Абхазии аналогично этому сложилось неоднозначное отношение к 15-километровому крестному ходу, организованному прихожанами АПЦ по маршруту от Сухумского кафедрального собора до Каманского храма.
Your browser doesn’t support HTML5
Пандемия и «высшие силы»
Когда в СМИ появилась информация об их намерении, на популярном абхазском интернет-сайте были весьма саркастические комментарии (на «Эхе Кавказа» они упоминались 25 марта), но после того, как организаторы оперативно осуществили задуманное и выложили фото в «Фейсбуке», комментарии пользователей там оказались по большей части одобрительными: «Так держать! С нами Бог!», «Молодцы!» Видимо, тут комментировали сочувствующие и, разумеется, воцерковленные: «Я ходила, хожу в Храм и буду ходить. Да, нас немного, три-четыре человека, но кто-то же должен присутствовать, когда Спаситель с Богородицей приходят в Храм». Но несколько отрицательных мнений прозвучало и здесь: «Человеческой глупости нет предела»; «И обязательно надо было сбившись в кучу идти, а не на расстоянии друг от друга?» Обратили внимание и на то, что планировали собрать до ста участников крестного хода, но, судя по снимкам, шло только человек тридцать: «приписками», мол, занимаются… Впрочем, я заметил по рассуждениям некоторых своих знакомых, что их удерживает тут от откровенного выражения критических оценок такое соображение: «Выскажешь то, что думаешь, а потом это квалифицируют как оскорбление чувств верующих».
Читайте также Давид Сарсания: «Не будем искушать Господа своей глупостью и гордыней»А в начале апреля в некоторых семьях в Абхазии провели моление по обрядам традиционной абхазской религии с просьбой ко Всевышнему защитить от охватившей весь мир пандемии коронавируса. Но они проводились в семейном кругу. Для моления абхазские хозяйки приготовили вареники с сыром в форме мешочков и вареники обычной формы, растворенные в воде мед и кислое молоко. Традиционно моление в данном случае проводит женщина. «Всевышний, спаси и сохрани нас! Пусть твой добрый взгляд всегда нас оберегает! Мы обращаемся к тебе с пищей, которой ты нас наделил. Молимся за благополучие абхазского народа», – с такими словами обратилась ко Всевышнему Замира Губаз из Гудауты.
Анжела Цвижба-Бигуаа из села Тхина провела ритуал немного иначе. Она обвела зажженную свечу вокруг головы участников моления со словами: «Всевышний, прошу тебя уберечь нас от этого заболевания, которое охватило весь мир. Насколько мне известно, сегодня многие по всей Абхазии с молитвой обращаются к тебе. Пускай наши молитвы будут услышаны и за тех, кто сегодня не проводит это моление. Прошу о здравии и благополучии всего народа».
По словам этнолога Валерия Бигуаа, ко Всевышнему в Абхазии обращались и во время «испанки» в 1918-1919 годах. Не знаю описаний этого в художественной литературе. Но вот какой отрывок из прозы Фазиля Искандера хотелось бы тут привести. На днях мне позвонил большой поклонник его творчества, педагог абхазского языка Ладико Адлейба, и спросил, помню ли я искандеровский рассказ «Утраты». Рассказ этот я, конечно, помнил, но фрагмент, о котором говорил Ладико Константинович, – как абхазские крестьяне старались в 1931 году противостоять черной оспе, – выпал из памяти.
После нашего разговора я нашел в интернете рассказ «Утраты» и соответствующее место в нем. Вот отрывок из искандеровского текста, где о былом вспоминает живший тогда мальчик:
«Черную оспу абхазцы именуют Царским Гонцом. Непонятно, когда и откуда пришло это название. Ясно одно – оно из глубокой древности. Однажды из дома нашего соседа Альяса, жившего повыше нас метров на двести, раздался чей-то голос: «Эй, слушайте! Царский Гонец пришел в наш дом, Царский Гонец! Передайте людям!»
У нас в доме все взрослые выскочили во двор. Отец, мать, братья отца. И мы, детвора, ничего не понимая, побежали следом. По лицам взрослых я чувствовал, что случилось что-то необыкновенное, а что именно, не знал. Слова «Царский Гонец» для меня звучали нелепо. Что-то вроде слов из детской сказки.
Лица взрослых окаменели, выражая ужас, тревогу, внимание.
Мать строго-настрого запретила мне подходить к дому Альяса без сопровождения взрослых, но я не выдержал и через два дня украдкой подошел к его усадьбе. Человек десять незнакомых мне людей, с лицами рябыми, как я догадался, от оспы, ходили по двору и почему-то очень громко, словно сквозь бурю случившегося, переговаривались. Двое или трое, стоя посреди двора, сжигали какую-то ветошь и домашнюю рухлядь. Мне показалось, что языки пламени, то захлебываясь от бессилия, то яростно вздымаясь, пожирают зараженные вещи. Остальные тащили из ближайшего леса заостренные колья и вязанки свежих, очищенных от листьев ветвей рододендрона.
«Для чего это они?» – спросил я у охотника Щаадата, который, как и я, стоял возле усадьбы и следил за тем, что происходит во дворе. «Они хотят новым плетнем обнести усадьбу», – сказал Щаадат. «Почему новым, – спросил я, – а старый что, будут сносить?» «Не в этом дело, – сказал охотник Щаадат, – новый плетень должен быть такой густой, чтобы даже мышка из усадьбы в деревню не могла пронести Царского Гонца... А старый плетень трогать незачем... Вон видишь дом Эсната?»
Дом Эсната стоял прямо над домом Альяса выше по горе. Я хорошо знал этот дом, бывал там. «Конечно, – говорю, – я там бывал много раз». «Так вот, – сказал охотник Щаадат, – сейчас там никто не живет». «Перемерли от Царского Гонца?!» – ужаснулся я, одновременно удивляясь, что нас об этом не известили. «Нет, – сказал Щаадат, – им велели переселиться к родственникам. Они могут заразиться, потому что на их дом ветер задувает со стороны дома Альяса». «Они навсегда переселились?» – спросил я. «Нет, – сказал Щаадат, – если Альяс умрет и больше никто не заразится в доме или если он выздоровеет, они вернутся в
свой дом. А всех домашних Альяса и тех, что пришли навещать его, когда бывалый человек распознал его болезнь, не выпустят из дому, пока не убедятся, что они не заразились от Альяса».
Как видим, в те далекие времена, восемьдесят лет назад, абхазские крестьяне, наученные горьким опытом предыдущих эпидемий смертоносных инфекционных болезней, хорошо представляли себе, что такое карантин, как люди могут противостоять инфекциям. Ибо на Бога надейся, а сам не плошай… Сейчас нам надо учиться этому заново.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия