Тень победы и демоны пандемии

Сегодня, после изнурительной паузы, вызванной эпидемиологическими ограничениями, потоки автомобилей хлынули к грузинской столице и от нее во все четыре стороны. Должно быть, именно так начинает биться остановившееся сердце, постепенно обретая устойчивый ритм и разгоняя кровь до штатной скорости 50 сантиметров в секунду. Запретов по-прежнему много, в городе действует комендантский час и не работает общественный транспорт, но постепенно открываются магазины и предприятия, а настроение горожан неуклонно меняется так, словно на свободу по амнистии вышла сама Весна – измученная, но живая.

Врачи умоляют соблюдать осторожность, а боязливые комментаторы напоминают, что преждевременная эйфория часто приводила грузин к катастрофам, что подтверждает и ход Марабдинской битвы (1625 г.), и драматургия национально-освободительного движения ХХ века, да хотя бы и результаты множества спортивных состязаний. Но их мало слушают, поскольку в борьбе с эпидемией наметился перелом, а пропагандистская машина начала транслировать сигнал «Мы побеждаем, какой восторг!»

Правительство в предвыборном запале нещадно эксплуатирует метафору тяжелой войны и близящегося триумфа несмотря на то, что ситуация в любой момент может ухудшиться, за первой «волной» последовать вторая и т.д. Это тактически оправданный и в то же время близорукий расчет; после победы общество нельзя (просто взять и) вернуть в условно «предвоенное» состояние, оно непременно захочет большего.

Западные СМИ часто пишут, что Грузия успешно противостоит коронавирусу и в чем-то превосходит некоторые богатые и развитые страны. Такие публикации подводят обывателей к очень простой, но взрывоопасной мысли – «Оказывается, мы можем!» И она, если использовать богословский термин, превращается в «прилог» к вопросу: «Так почему же мы так плохо живем?»

Тень победы и демоны пандемии

Постсоветская история Грузии – это, в том числе, и беспрерывное единоборство с комплексом неполноценности. «У вас ничего не получится!», – доносилось из Москвы. «Мы слабы и беспомощны!», – твердила бóльшая часть местных мыслителей. «Ленивый, отсталый, негодный народ!», – шипели отвергнутые избирателями политики. И под этот аккомпанемент, вопреки страшным ошибкам и провалам, общество понемногу развивалось, государство становилось более эффективным, ситуация с правами и свободами улучшалась – по ряду показателей Грузия обогнала республики бывшего СССР и начала приближаться к европейским странам. Большинство населения не воспринимает соответствующие рейтинги и графики как нечто осязаемое, реальное, а вот первые успехи в борьбе с эпидемией повысили его самооценку. И (если все кончится хорошо) как правящая элита уговорит его вернуться назад – к мучительной повседневности с долгами и недоеданием, вороватыми политиками и несправедливыми судьями? Оно потянется к лучшей жизни, осознав, что не только «право имеет», но и «может». Победа раскрепощает – это понимал и Сталин, когда начал принимать меры против самозарождения новых декабристов задолго до взятия Берлина. И любой футбольный менеджер знает, что после неожиданного успеха болельщики требуют немыслимых достижений.

Часть интеллектуалов, безусловно, предчувствует некое новое, незнакомое будущее, но пока не может очертить его контуры. А то, что с нетерпением дожидается нашего возвращения, очень точно описал еще Мераб Мамардашвили: «Ад – это забытое, из которого не извлечен опыт. Неизвлеченный опыт обрекает на повторение. Ничего не изменилось. Значит, событие не произошло. Его нельзя считать произошедшим».

Согласно прошлогоднему исследованию «Сети солидарности», 78,6% грузинских медсестер зарабатывают от 300 до 500 лари в месяц, еще 8% – меньше 300 лари (100 лари ≈ 31$). 60,2% из них говорят, что доходы их семей составляют от 500 до 1000 лари (для 25,4% этот показатель – 1000-1500 лари, для 7% – менее 500 лари). 98,1% медсестер заявляют, что их сверхурочный труд не оплачивается должным образом. Напуганные эпидемией патриции, может, и готовы аплодировать им с балконов, но им, очевидно, не хватает ума или совести для того, чтобы создать общественный фонд и помочь женщинам, которые каждый день рискуют здоровьем и самой жизнью. Тем более что все понимают, «как много зависит от столь немногих». Зачастую во время кризисов авангардом и олицетворением нации становится небольшая группа ее представителей, как, например, команда американских врачей под руководством Уолтера Рида. В 1900-м на Кубе они изучали желтую лихорадку и сознательно подставляли руки под укусы москитов-переносчиков болезни, поскольку другой возможности проверить свою гипотезу у них не было. Из-за эпидемии коронавируса врачи вновь оказались в авангарде, за ними стоят полицейские, солдаты, специалисты, которые выполняют свою работу, несмотря на риск заражения. Но из этого вовсе не следует, что остальные превратились в пассивных зрителей, в безвольное стадо, загнанное в изоляцию с помощью жестких ограничений, как его описывают некоторые авторы. Почти каждому в последние недели неоднократно приходилось (и еще придется) делать неоднозначный с этической точки зрения выбор, заботиться о членах семьи или думать о необходимости самоограничения. Эпидемия останется важным уроком взросления, вне зависимости от того, что кто-то проспал или прогулял его. А сопереживание профессионалам, находящимся на «передовой», рано или поздно превратится в ощущение сопричастности победе.

После трагического по последствиям ливня 13 июня 2015 года многие молодые люди взяли в руки лопаты и пошли приводить столицу в порядок, однако сегодня они лишены возможности сделать что-то подобное. Кто-то записался в волонтеры, но их услуги нужны не всегда и не везде, а большинство так и не нашло точку приложения усилий. Судя по СМИ и соцсетям, лучшие представители молодежи чувствуют, что некое важное общее общественное дело (Res Publica) где-то рядом, и хотят, но не могут принять в нем участие. Карантинные ограничения в целом не способствуют проявлению гражданской активности. Энергия не находит выхода, накапливается и может стать важным аргументом против возвращения в «повторяющийся ад».

Но не все так просто – продвинутая столичная молодежь, которая мечтает о прорыве в будущее, в то же время испытывает стойкое отвращение к отечественной политике с ее примитивной демагогией, бесстыдной коррупцией и архаичным вождизмом – к вытаращенным глазам, отключенному критическому (и не только) мышлению и истеричным возгласам «Миша, Миша!», «Бидзина, Бидзина!» Вообще, в Грузии нет ничего более антиевропейского и жалкого, чем политическая повседневность. Но эти интересные, вдумчивые молодые люди, как правило, не спешат создавать новые партии, ассоциации, профсоюзы, не объединяются, не сотрудничают, но просто брезгливо отстраняются от орущих телеэкранов и вопящих толп. Судя по прошлогоднему опросу CRRC, большинство родителей оценивает такой подход положительно: 74% не понравилось бы, если бы их сын занялся политикой (в случае дочери – 77%). Подобное отношение может продлить «эпоху бидзиномишизма» и удручающей политической отсталости еще на пару десятилетий.

«Прошлое вы ненавидите, настоящее презираете, а на будущее вам наплевать. Ну чем хорошим это может кончиться?», – писал Ремарк в «Трех товарищах». Но последние события дестабилизировали «презренное настоящее», оно начало распадаться на части, словно ветхая тюрьма, разрушенная землетрясением, благодаря чему на наших глазах возникают почти идеальные условия для дебюта новых сил и реализации оригинальных идей. Если не сейчас, то когда?

Успешный выход из коронакризиса усилит «спрос на прорыв», и его едва ли удастся удовлетворить за счет восстановления туристического и сельскохозяйственного секторов; граждане почти наверняка захотят чего-то иного, более технологичного, высокодоходного и – как бы странно не прозвучало – яркого. Не исключено, что власти понимают это – 1 мая министр экономики Натия Турнава сделала заявление, которое может показаться самонадеянным. Она сказала, что ведущие корпорации вскоре частично перенесут производство из Китая в другие государства и «мы станем для них одной из первых стран… потому что раньше других одолеем коронавирус и потому что наша инвестиционная привлекательность была высока и до кризиса… Мы работаем над этим и предложим конкретные программы в следующих отраслях – электротовары, фармацевтическая продукция и медицинские исследования, швейная и текстильная промышленность, профессиональные бизнес-сервисы и др.». Она добавила, что желание работать в Грузии высказали японские, немецкие и южнокорейские компании.

Помнится, лет 25 назад, на очередной встрече Шеварднадзе с общественностью один маститый профессор произнес краткую бурную речь о необходимости развития отечественного производства. «Почему Грузия не может производить чайники?!», – воскликнул он. «Чайники!» – повторил профессор, воздев указательный палец. Он обвел взглядом зал, обернулся к Шеварднадзе и драматическим шепотом добавил: «Чайники!» Минуло четверть века, и вот, с подачи Натии Турнава, мы скоро заговорим о производстве электрочайников. Мы почти готовы к этому. И если мы так и не начнем их штамповать, то хотя бы придумаем в оправдание какую-нибудь броскую формулу, например: «Грузия – не ядерная, не промышленная, а экзистенциальная сверхдержава».

А если серьезно – в заявлении министра следует обратить внимание, прежде всего, на пропагандистский, а не на экономический аспект. Она, подобно другим членам правительства, пытается овладеть риторикой «прорыва», не ограничиваясь мучительными, но необходимыми рассуждениями о частичной реанимации туризма или агрокредитах. В целом же говорить о «девятом вале» инвестиций, вероятно, рано – несмотря на хорошие стартовые условия или наличие дешевой, во многом – бесправной рабочей силы, «серьезный капитал» (условно назовем его так) не придет в Грузию до тех пор, пока не будут созданы дополнительные гарантии безопасности, а состояние судебной системы не улучшится (есть и другие факторы, но эти – ключевые).

Когда в июле 2017 года на пятом заседании Совета инвесторов западные партнеры раскритиковали ситуацию в судах, правительство заявило о создании коммерческих палат для быстрого и беспристрастного рассмотрения связанных с бизнесом тяжб. Предприниматели в целом одобрили инициативу, однако большого энтузиазма в обществе она не вызвала, поскольку тем, кто не принадлежит к узкому кругу избранных, вновь придется иметь дело со знаменитым садомазохистским салоном «Фемида», телефонным правом и репрессивным правосудием.

Трудно превратить в изолированный остров как всю судебную систему, так и ее часть. Степень ее независимости связана с общим состоянием государства и общества, а старые негодяи не превращаются в праведников чудесным образом ни в коммерческих палатах, ни за их переделами. Есть два хрестоматийных примера – аргентинский и чилийский. Генерал Видела использовал судей для достижения своих целей намного реже, чем Пиночет, но, тем не менее, в Аргентине была проведена частичная «чистка» в верхнем эшелоне судебной системы, а спустя 30 (!) лет после падения диктатуры Совет судей заявил, что «необходимо внести ясность в то, какую роль исполняли судьи в государственном терроризме»; начались расследования. В Чили не тронули почти никого, поскольку, как писал политолог Энтони Перейра, «политические лидеры посчитали, что нельзя надеяться на должное очищение». В течение трех десятилетий там шел неспешный эволюционный процесс, и, по оценке эксперта в области права Кейт Коллинз, «судебная система Чили постепенно изменилась, ее чувствительность к требованиям о наказании преступников возросла». Грузия, с учетом поправок на местную специфику, ближе ко второму сценарию. При этом некоторые нормы, призванные уберечь суды от влияния политиков, по сути, превратились в баррикады, защищающие верхушку судейской корпорации от справедливой критики. Радикалы предлагают зачистить систему полностью и «начать с нуля», а кое-кто призывает «импортировать» иностранных судей – к примеру, в заявлении части оппозиционных партий от 13.03.20 говорилось о «назначении на длительный срок в верховные и апелляционные инстанции судей из США и Соединенного Королевства, которые должны составлять большинство всех возможных коллегий». Но подобные решения обычно подкрепляет либо консенсус основных политических объединений, а он достижим только по ряду вопросов внешней политики (и то с оговорками), либо губительный в долгосрочной перспективе диктаторский произвол. Проще говоря, волшебных рецептов в этой сфере нет и не предвидится.

Еще одним, менее заметным для иностранных наблюдателей препятствием является непотизм. Выходец из низших и даже средних слоев, будь он хоть семи пядей во лбу, почти наверняка не сумеет проникнуть в социальный лифт раньше людей со связями, чьих-то племянников и друзей детства, если только не найдет себе патрона и не станет служить ему с унижающим человеческое достоинство усердием, которое искалечит его личность задолго до того, как он продвинется на пару шагов вперед. Из-за непотизма на тех позициях в государственных структурах и в бизнесе, где требуются компетентные и смелые решения, часто оказываются недалекие, коррумпированные люди. Изменить ситуацию с ходу вряд ли удастся, и «диктатура развития» тоже не поможет, так как ее костяк составят точно такие же деятели – они в лучшем случае создадут некий «обновленный непотизм» на месте отвергнутого; все это мы уже видели.

Корни проблем уходят в прошлое, оплетая «неизвлеченный опыт», упомянутый Мамардашвили. Но мало кто хочет раз за разом возвращаться к нему, вспоминать, думать, обвинять и судить себя. А посему пресловутый прорыв в светлое будущее рассматривается скорее как подвиг веры с магическим преображением реальности в кульминационной точке эмоционального всплеска. Посмотрим, что у нас получится на этот раз.

Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции