Недели три назад, когда в Абхазии отмечали 75-летие со дня рождения ее первого президента Владислава Ардзинба, по телевидению вновь показывали памятные всем в республике кадры его выступления 2 июня 1989 года па I съезде народных депутатов СССР, после которого молодой доктор исторических наук стал известен всему Союзу и навсегда шагнул в политику. Впечатлениями об этом выступлении за минувшие десятилетия в Абхазии делилось множество людей, ну а вот как сам Владислав Григорьевич вспоминал о нем? С интересом прочел об этом совсем недавно в вышедшей посмертно, в 2018 году, его автобиографической книге «Моя жизнь». (Я уже цитировал как-то эту книгу в своей публикации на «Эхе Кавказа» и собираюсь делать это еще не раз; она – неисчерпаемый кладезь для пишущих о новейшей истории Абхазии, притом что выход ее, по моим ощущениям, оказался не очень замеченным нашим обществом.)
Итак, воспоминания Владислава Ардзинба о том его выступлении, из которого широкая общественность в СССР узнала о политике грузинизации Абхазии при Сталине и Берия и современной ситуации в ней: «Я постоянно требовал, чтобы мне дали слово на I съезде народных депутатов. Партийная иерархия делала все возможное, чтобы этого не произошло. С одной стороны, народ настаивал, чтобы кто-то из нашей делегации выступил, с другой стороны, партийное руководство, опасаясь последствий в связи с событиями 9 апреля в Тбилиси, боялось дать мне слово. И хотя один из членов отдела тогдашнего ЦК изучил мой доклад и знал, в принципе, все, что я буду говорить, но как быть с первым секретарем ЦК Грузии, который обращался с просьбой к Г.П. Разумовскому, члену Политбюро ЦК КПСС, и еще к одному члену Политбюро, чтобы они своим влиянием отговорили меня от выступления. Я хорошо помню, как первый секретарь ЦК Компартии Грузии г-н Г.Г. Гумбаридзе тогда говорил мне: «Я понимаю, что грузины, конечно, не правы, я понимаю, что все, что сказано в вашем выступлении, это правильно, но надо учесть, что грузины сейчас в таком состоянии, что лучше, чтобы вы не выступали и не говорили об этом. Не надо им обо всем этом напоминать». Я с этим был категорически не согласен и готовился публично, в знак протеста, сложить с себя депутатские полномочия и покинуть съезд, если мне не дадут слова. У меня до сих пор сохранился текст этого заявления о сложении полномочий депутата. Для этого мне хватило бы двух-трех минут, я уже планировал, как пробиться к трибуне и сделать заявление. Насколько я помню, только один человек в нашей делегации поддерживал мое решение. Но я был готов к решительным действиям. Сегодня кто-то может задаться вопросом, а чего это самый молодой депутат в нашей делегации вдруг проявлял большую прыть, чем остальные. Я помню, что один человек в нашей делегации, когда я зачитывал ему один из первых вариантов своего выступления, пришел в ужас и сказал: «И что, ты все это будешь говорить?..»
Your browser doesn’t support HTML5
Абхазия и «союз нерушимый»
Тут напрашиваются несколько пояснений. «Грузины сейчас в таком состоянии…» – речь шла об эмоциональном состоянии в Грузии после трагических событий 9 апреля 1989 года в Тбилиси; покаяния от т.н. Центра, за которые грузинские депутаты постоянно требовали на съезде. Но абхазское общество жило в те дни ожиданием, что кто-то из избранных от Абхазии нардепов выйдет к трибуне съезда и расскажет о боли и проблемах абхазов. Помню, что многие тогда мои знакомые гадали, кто же это будет, и вот теперь, судя по воспоминаниям Владислава Ардзинба, выясняется, что никакой конкуренции в абхазской депутации по этому вопросу и не было.
О дальнейшем Ардзинба вспоминает так: «Когда я закончил выступление, услышал овации. Проходя между рядами, я почувствовал, что многие люди, сидевшие в зале, положительно восприняли мое выступление. Одни пожимали мне руку, другие просто говорили: «Молодец! Здорово! Молодец!» Я прошел в конец зала на свое место. Со мной рядом оказался главком сухопутных войск генерал В.И. Варенников, он пожал мне руку. Сейчас я вдвойне горжусь этим рукопожатием, потому что из всех, кто был арестован по делу ГКЧП, он вел себя наиболее достойно. Он не признал себя виновным и добился полного оправдания. Много позднее я узнал о том, что у нас, в Абхазии, похоронены его родители».
По прочтению этой цитаты может показаться, что Владислав Ардзинба поддержал ГКЧП. Но это далеко не так, он говорит здесь исключительно о достоинстве, с которым держался конкретный человек (в отличие от некоторых других). И я в свое время, в марте 2010 года, после ухода первого президента Абхазии из жизни, полемизировал с таким утверждением какого-то российского автора. На самом деле Ардзинба после путча августа 1991 года, наоборот, искусно использовал запрет КПСС для того, чтобы сосредоточить властные рычаги в Абхазии в своих, как председателя ее Верховного Совета республики, руках и руках своих единомышленников по абхазскому национально-освободительному движению. В той же книге «Моя жизнь» он отрицает, что якобы состоял в блоке «Союз», куда входила наиболее консервативная часть депутатов Верховного Совета СССР, и пишет, что, наоборот, состоял в противостоящей ему Межрегиональной депутатской группе, от которой, правда, в определенный момент и по определенным обстоятельствам отошел. Что касается отношения Владислава Ардзинба к Союзу, но не депутатскому блоку, а Советских Социалистических Республик, то оно, как явствует далее из его книги, вернее всего следовало бы назвать сложным.
Попробую объяснить эту сложность, перекинув сейчас мостик от тех давнишних судьбоносных событий в наши дни.
В российском информационном пространстве вот уже почти тридцать лет не утихают и время от времени разгораются с новой силой споры о том, кто виноват в распаде (чаще пишут и говорят «развале») Советского Союза. Разумеется, с появлением блогосферы эта тема стала в ней одной из самых популярных. И вот наблюдая за этими бессчетными стенаниями и взаимными обвинениями, я обычно задаюсь риторическими вопросами, обращенными к ностальгирующим: «Интересно, неужели и австрийцы так долго сокрушались или до сих пор сокрушаются из-за распада в 1918 году Австро-Венгерской империи, которая ранее именовалась Австрийской и была весь девятнадцатый век второй по численности населения страной Европы после России? А спросили вы, к примеру, у армян, у которых еще более двух тысячелетий назад было свое государство, у казахов и прочих, переживают ли они такие же чувства и стремятся ли к потере своих независимости и членства в ООН? У вас есть национальные гордость и самолюбие, а почему у других народов их не должно быть? Может, откажемся все-таки когда-нибудь от этой воинствующей двойной морали и навязывания другим своих мыслей и интересов?»
Сразу оговорюсь, что считаю неприемлемым для аналитика при обсуждении данной темы примешивать к ней сугубо личные, субъективные ощущения от случившегося в декабре 1991-го: сожаления ли, радости или чего-то еще, ибо у каждого жителя постсоветского пространства они свои. Скажу следующее: распад СССР – это не хорошо и не плохо (или так: для кого-то это было хорошо, а для кого-то плохо), это закономерно. Так же, как закономерен распад рано или поздно любой другой империи, независимо от того, разделяют или нет отдельные ее части моря и океаны. На свете и сейчас остается, впрочем, немало полиэтнических государств; и их существование или распад – это тоже не хорошо и не плохо. Если народы устраивает совместная жизнь в таком государстве, – хорошо, если не все народы в нем это устраивает, – плохо.
Что касается нескончаемых споров в РФ между зюгановцами, жириновцами, демократами и прочими о том, когда была пройдена «точка невозврата» и «кто виноват», то мне представляется единственно верной точка зрения, сформулированная когда-то лет десять назад в одном из телевизионных ток-шоу российским политиком Виктором Рыжковым: «Вот когда Иван Грозный завоевал в XVI веке Казанское ханство, тогда и было положено начало будущему распаду». Правда, не думаю, что как раз тут Ивана Грозного следует обвинять, это было естественным для стран и народов на протяжении тысячелетий, начиная с Ассирийского царства: не завоюешь ты кого-то – завоюют тебя. Но сейчас-то иные времена, и подобное неприемлемо для современного человека так же, как, к примеру, рабовладение.
И вот как-то несколько месяцев назад в «Фейсбуке» известный в обществе сухумец, ветеран Отечественной войны народа Абхазии неожиданно для меня тоже предался вдруг сожалениям о канувшем в Лету Союзе ССР. Первым побуждением было обратиться к нему с вопросом: разве его устраивало пребывание Абхазии в составе Грузинской ССР, когда даже в позднесоветские времена Тбилиси продолжал политику этнической экспансии в Абхазию путем, к примеру, объявления в середине семидесятых курорта Гагры ударной республиканской комсомольской стройкой и направления в нее молодых строителей из Зугдидского, Хобского, Лечхумского и прочих районов с последующей пропиской там? Разве не против крайней формы этой экспансии сам он еще юношей воевал с оружием в руках в 1992-1993 годах? Но потом я раздумал, так как ясно понял, что он мне наверняка ответит: при чем, мол, тут Грузия? Ведь на многотысячном народном сходе в селе Лыхны в марте 1989 года абхазы потребовали у Москвы восстановления статуса союзной республики, в качестве которой – ССР Абхазия – их представители подписывали в декабре 1922 года договор об образовании СССР...
Ну да, потребовали. А одиннадцатью годами раньше, в 1978-м, на другом многотысячном сходе, на центральной площади Сухума, звучало другое, и столь же невыполнимое в рамках советско-партийной системы, требование: внести в новую Конституцию Абхазской АССР пункт о возможности выхода из одной союзной республики и вхождения в другую (подразумевалась РСФСР). Но прибывший тогда в Абхазию на «тушение пожара» один партийный бонза из Москвы в доступной, хотя ее можно назвать и циничной, форме объяснил в частной беседе активисту абхазского национального движения: «Неужели вам трудно понять, что в выяснении ваших отношений с грузинами мы никогда вас не поддержим по простой причине – потому что их в сорок раз больше?»
В брежневскую эпоху и в последующем Кремль никогда бы не пошел на какие-либо изменения устоявшегося национально-территориального устройства СССР, исходя из принципа: «Не буди лиха…» Но на рубеже 80-90-х годов, когда зашаталась вся конструкция страны, ему уже пришлось самому обращаться к автономиям как к некоему стабилизирующему фактору. А автономные образования, в свою очередь, по крайней мере, те, где сформировались наиболее активные политические элиты, обращались к союзному центру как к своей надежде и опоре в выяснениях отношений с руководствами союзных республик.
В Абхазии на политические митинги абхазского и так называемого русскоязычного населения в тот период его участники приходили под красными знаменами и с соответствующими транспарантами, потому что таковы были тогда символы Центра. И легко отказались от данных символов, когда в Центре те поменялись. И лишь такие не очень глубокие исследователи, как автор нашумевшей в 1992 году, но сейчас почти забытой книги «Абхазия: посткоммунистическая Вандея» Светлана Червонная (ее дальнейшую судьбу я так и не смог отследить в интернете), могли всерьез делать выводы о некоей склонности абхазов к коммунистической идеологии. Дальнейшие события с очевидностью показали, что Червонная тогда, что называется, запуталась в трех соснах.
В статье «Упущенный шанс», опубликованной 24 апреля 2020 года в российском еженедельнике «Совершенно секретно», ее автор Алексей Кирилленко напоминает о следующих мало кому уже памятных событиях: «В апреле 1990 года союзный парламент принял два закона. Первый закон – «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из состава СССР» от 3 апреля 1990 года. Второй закон – «О разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами федерации» от 26 апреля 1990 года. Согласно первому из них, выход союзной республики должен был проходить через референдум, после которого устанавливался переходный период сроком на пять лет, во время которого решались все вопросы, связанные с союзной собственностью и т.д. Самое же важное заключалось в том, что «в союзной республике, имеющей в своем составе автономные республики, автономные области и автономные округа, референдум проводится отдельно по каждой автономии. За народами автономных республик и автономных образований сохраняется право на самостоятельное решение вопроса о пребывании в Союзе ССР или в выходящей союзной республике, а также на постановку вопроса о своем государственно-правовом статусе. В союзной республике, на территории которой имеются места компактного проживания национальных групп, составляющих большинство населения данной местности, при определении итогов референдума результаты голосования по этим местностям учитываются отдельно». То есть не только автономии, но и просто проживающие внутри союзной республики компактно этнические группы могли самоопределиться по отношению к суверенизирующейся от СССР республике. И это уже не только Абхазия, Южная Осетия, Карабах, но и, например, русскоязычные территории Эстонии (Нарва и т.д.), населенные поляками территории Литвы, Приднестровье, Крым».
Деятельное участие в подготовке тех документов принимал и Владислав Ардзинба, бывший тогда депутатом Верховного Совета СССР, в котором возглавлял подкомиссию по государственному и правовому статусу автономных образований и был избран членом Президиума Верховного Совета СССР.
Нам всем давно уже известно, что в реальности все пошло совсем не так, как предписывалось исходя из принятых законов, ибо чаще всего жизнь опровергает теоретические построения. Борьба за власть между Ельциным и Горбачевым стала тем катализатором, из-за которого распад Союза произошел в одночасье, а про автономии и прочее тут уже никто и не вспоминал.
В начале той же статьи «Упущенный шанс» сказано: «Сейчас принято говорить, что советский федерализм привел к тому, что некогда прочное государство развалилось. Мол, это Владимир Ленин заложил мину под советское государство». Напомню: это российский президент Владимир Путин в прошлом году посетовал, что Ленин победил в преддверии создания СССР в споре со Сталиным, который предлагал другую модель – не объединение союзных республик с правом выхода из Союза, а вхождение всех республик в РСФСР, без права выхода. Кирилленко в связи с этим утверждением напоминает: «Российская империя не была федеративным государством, а была построена по столь любимому многими современными политиками губернскому принципу… Однако в 1917 году – сразу после февраля! – началось разделение бывших губерний по национальным квартирам. Именно тогда политики национальных окраин начали как отделяться от общероссийского центра, так и отчаянно разбираться друг с другом».
Все верно. И аналогично этому смешно было бы думать, что в начале 90-х годов, когда верх в СССР взяли центробежные силы, отсутствие формального права на выход из него остановило бы добивавшихся независимости. Точно так же принятые в апреле 1990 года законы, которые регламентировали порядок выхода союзных республик из СССР, абсолютно не заставили их руководство предоставлять право своим автономиям и компактно проживающим нацменьшинствам самим решать свою судьбу. И все, как всю историю человечества, вновь решалось «железом и кровью».
И подводя итог. Про Владислава Ардзинба можно сказать то же, что поэт ранее сказал про Нестора Лакоба: «Абхазия была его работой». Именно судьба Абхазии, судьба оказавшегося в силу исторических катаклизмов на грани исчезновения абхазского этноса волновала его больше всего. И исходя из этого строилось его и его соратников отношение к державе, которая навсегда уже канула в Лету.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия