Новые рейтинги в старом сеттинге

1 ноября 1994 года, возвращаясь в Тбилиси после осмотра мцхетских достопримечательностей, Генеральный секретарь ООН Бутрос Бутрос-Гали якобы пожаловался сопровождавшему его Джабе Иоселиани: «Я объездил весь мир, но, кажется, кружусь на месте. Приемы, встречи, заседания, банкеты, самолеты и опять сначала… все будто проходит мимо меня». Описывая этот эпизод в мемуарах, Иоселиани добавил: «Я очень хорошо понимаю его, хоть и исхожу из совершенно других обстоятельств; эффект движения-неподвижности тот же. Ленинградская тюрьма «Кресты» и Невская Дубровка, Вологодская тюрьма, Челябинская тюрьма, Выборгская тюрьма, московские «Таганка», «Бутырка», «Пресня», Ростовская пересылка, Новочеркасская крытая тюрьма, Махачкалинская крытая, Кировская пересылка, Красноярская тюрьма, Пермская тюрьма и те же тбилисские тюрьмы. Все эти города для меня лишь названия. Все та же камера, та же пайка, та же комендатура, тот же карцер, та же параша (так называемая уборная), прогулка и т. д. Усмехаюсь про себя. Если я сейчас приведу это сравнение или упомяну какой-нибудь эпизод в качестве примера, он ведь из машины выпрыгнет…». Но обошлось – кортеж благополучно добрался до столицы. Генсек ООН покинул Грузию в добром расположении духа, а создатель «Мхедриони» год спустя снова попал за решетку, где и перенес свои воспоминания на бумагу.

Введенный Гегелем философский термин «дурная бесконечность» со временем превратился в расхожую метафору. Процесс идет, но выхода нет. Вся страна движется и остается на месте. Картинки на экранах сменяют друг друга, за парламентскими выборами следуют местные, за ними президентские и снова парламентские. Кажется, что общественная жизнь бьет ключом, но о качественных изменениях и новом уровне развития говорить не приходится. Граждане в большинстве своем по-прежнему делают выбор между двумя гибридными режимами (во главе с Иванишвили или Саакашвили), которые раз за разом будут предлагать им «ту же камеру, ту же пайку» и все остальное по списку.

Your browser doesn’t support HTML5

Многие комментаторы не могут избавиться от ощущения дежавю, когда отслеживают однотипные действия лидеров и драматургические повторы. Данные социологических опросов также не позволяют предположить, что на сцену, опрокидывая реквизит, ворвется пресловутая «третья сила». Из-за низкого (1%) барьера в парламент попадет множество партий, но это вряд ли уничтожит старую систему.

Согласно результатам последнего опроса NDI, правящей «Грузинской мечте» голоса готовы отдать 17% респондентов, «Единому национальному движению» – 5%, другим партиям – 5 %. Среди тех, кто решил, что обязательно проголосует, симпатии распределились так: ГМ – 21%, ЕНД – 4%, другие партии – 6%. А те из них, кто уже определился с выбором, судя по результатам опроса, проголосуют так: ГМ – 41%, ЕНД – 8%, другие партии – 9%.

Противники Иванишвили пытаются сгладить впечатление, которое производят относительно высокие показатели «Грузинской мечты», и говорят, что конкретную партию назвали лишь 27% опрошенных, а неопределившиеся поддержат оппозицию. Однако среди колеблющихся и, прежде всего, молчунов обычно бывает немало «лоялистов». В этой связи следует вспомнить о предыдущих парламентских выборах.

В последнем опросе 2020 года 40% респондентов заявили, что не знают, за кого проголосуют, 9% ответили «ни за одну партию» и 24% отказались отвечать. В 2016-м, в последнем перед выборами исследовании NDI, те же показатели были немного ниже: 38% (2%) – «не знаю», 5% – «ни за одну» 14% – отказ от ответа (здесь и далее в скобках – второй выбор). Однако тогда преимущество правящей партии выглядело не столь внушительно: «Грузинская мечта» – 17% (3%), «Нацдвижение» – 13% (3%), другие партии – 14% (18%). Среди тех, кто решил, что обязательно проголосует, показатели были следующими: ГМ – 19% (4%), ЕНД – 14% (2%), другие партии – 16% (21%). А те из них, кто уже определился, отвечали так: ГМ – 32% (6%), ЕНД – 26% (3%), другие партии – 24% (33%). На выборах партия Иванишвили получила 48,68% голосов, а партия Саакашвили – 27,11%. Из остальных политических объединений 5-процентный барьер преодолел лишь «Альянс патриотов» – 5,01%. Таким образом, большое количество респондентов, отказавшихся от окончательного ответа, само по себе, в отрыве от контекста, мало что значит.

По сравнению с 2016 годом, «Грузинская мечта» консолидировала своих избирателей не непосредственно перед выборами, а раньше. Пандемия сделала ее кампанию «двухтактной». А часть старого электората «Нацдвижения» очевидно перешла к отколовшейся от нее в 2017-м «Европейской Грузии» и союзным «малым партиям».

Еще одним показателем, который косвенно указывает на улучшение позиций правящей партии, традиционно считается ответ на вопрос: «В каком направлении развивается Грузия?» 39% ответили «в правильном» (плюс 20% по сравнению с предыдущим опросом NDI), 32% считают, что в неправильном (минус 21%). Подобный рост характерен для предвыборных периодов, когда пропагандистская машина «Мечты» работает на полную мощь. Показатель увеличивался и в 2016-м (20%-25%-32%), и во второй половине 2018-го. Но на сей раз рост был не плавным, а скачкообразным и начался раньше, чем обычно, по всей вероятности, из-за масштабной кампании, проведенной правительством на весеннем этапе коронакризиса.

Можно сопоставить и результаты двух опросов IRI – последнего перед выборами 2016-го и самого свежего. Четыре года назад положение партии Иванишвили казалось шатким: ГМ – 19% (5%), ЕНД - 18% (5%). При этом объединение Пааты Бурчуладзе поддерживали 12% (6%) респондентов, «Свободных демократов» – 10% (12%), «лейбористов» – 7% (8%). Но три упомянутые партии в предвыборный период будто бы состязались друг с другом в бездарности, провели кампании просто чудовищно и не попали в парламент. К тому же примерно за 1,5-2 месяца до выборов достаточно быстро начало расти число избирателей, которые полагали, что голосовать надо за «Мечту» или за «Нацдвижение», и не рассматривали промежуточные варианты всерьез. В итоге две ведущие силы получили в общей сложности три четверти голосов. А в последнем опросе IRI их показатели выглядят так: ГМ – 33% (3%), ЕНД – 15% (3%), на остальных пришлось немногим меньше 24% (второй выбор – 26%).

Для того чтобы сформировать правительство самостоятельно, «Грузинской мечте» нужно набрать (плюс-минус несколько процентов или мажоритарных мандатов) примерно 45% голосов и победить в 25 из 30 мажоритарных округов, где (любая) правящая партия обычно пользуется преимуществом благодаря альянсу с местной верхушкой – в 2016-м «Мечта» добыла 71 мажоритарный мандат из 73, а еще два достались вполне лояльным ей людям. С учетом итогов предыдущих выборов, результатов опросов и традиций «финишного спурта», ничего невозможного в этом нет. Но даже если оппозиционные партии получат бóльшую часть из 150 мест в парламенте, власть не сменится автоматически. Во-первых, «Альянс патриотов» никогда не войдет в коалицию с «националами» и «еврогрузинами» (и наоборот). В упомянутом выше опросе IRI его результат 3% (5%). Во-вторых, слабые партии начнут торговаться, и Иванишвили, возможно, предложит их лидерам некие блага в большем объеме, чем Саакашвили. И, наконец, не исключено, что амбиции «Нацдвижения» войдут в непреодолимое противоречие с позицией «младших партнеров». Совсем недавно они не сумели договориться о выдвижении единых кандидатов в мажоритарных округах, а в некоторых из них принялись даже не конкурировать, а враждовать. В этой связи может возникнуть очень важный вопрос – будет ли способствовать необходимость создания коалиции (вокруг любой из ведущих партий) развитию политической культуры или в конкретном случае, при сохранении двух мощных «полюсов», она усугубит политическую коррупцию?

Безусловно, перед выборами может случиться всякое. Впереди два неизбежных этапа – «раздача слонов» (решения о разнообразных субсидиях, акции, похожие на списание просроченных долгов в 2018-м, и т. д.) и «борьба в грязи» т. е. массированное применение компромата. Противники власти до сих пор рассчитывают на бывшего главу МВД Вано Мерабишвили и ждут от него разоблачительных материалов, хотя сама по себе тяга к информационному, да и любому Wunderwaffe (чудо-оружию) косвенно указывает на наличие стратегических проблем. Пара пленок, вероятно, найдется и в сейфах «Грузинской мечты». Впрочем, часть экспертов полагает, что в целом эффективность компромата (за исключением какой-нибудь «супербомбы») будет ниже, чем раньше, поскольку электорат пресытился.

Небезынтересны результаты еще трех опросов, которые готовы обсуждать не все партии. Лидеры «Грузинской мечты» отвергают данные Edison Research (опрос проводился по заказу ТВ «Формула»): ГМ – 38%, ЕНД – 15%, остальные – чуть меньше 27%. Они также отталкивают цифры IPSOS (заказ ТВ «Мтавари»): ГМ – 38%, ЕНД – 26%, другие партии – 36% (без учета аллокации – 25%, 15,5% и 26,5% соответственно). А их противники точно так же реагируют на результаты опроса GORBI (заказ ТВ «Имеди»): ГМ – 56,3%, ЕНД – 11,9%, остальные – 27,3%. Именно на эти данные опираются представители власти, делая заявления для СМИ.

Правители Грузии всегда стремились обеспечить «запас прочности» и хотели, чтобы количество подконтрольных им мандатов в парламенте было ближе к двум третям, чем к половине. Нынешние выборы не исключение – менеджеры, ответственные за кампанию «Грузинской мечты», ориентированы на результат выше 50% по пропорциональной системе и тотальную победу в мажоритарных округах (вслух сомнения высказываются лишь по поводу 1-2 мажоритарных мандатов). Слова «власть» и «две трети» будто бы связаны какими-то мистическими узами. Так было всегда – выиграв первые многопартийные выборы, лидер блока «Круглый стол – Свободная Грузия» Звиад Гамсахурдия заявил в интервью «Ахалгазрда Ивериели» (13.11.90): «Что касается победы на первом этапе, мы все же не считаем ее окончательной. Окончательная будет тогда, когда мы получим две трети мест».

Компартия совершила множество преступлений, однако ее фракция в том парламенте была самой пассивной в истории грузинской оппозиции. Деморализованные процессом разрушения старой системы коммунисты не оказывали новым властям сопротивления по сколько-нибудь принципиальным вопросам. Но Гамсахурдия не стал ждать их трансформации в социал-демократов, ни чего-либо иного и, обвинив их в поддержке ГКЧП, лишил депутатских мест. Через четыре месяца после того, как он избавился от оппозиции с мандатами, по его душу пришла оппозиция с автоматами. К слову, Джабу Иоселиани «в ту же камеру» успел посадить и Гамсахурдия, но повстанцы (или мятежники, путчисты – любой термин хоть кого-нибудь да обидит, даже сегодня, три десятилетия спустя) освободили его, и он сыграл ключевую роль в свержении президента. Тогда дурная бесконечность грузинской политики только начинала набирать обороты.

Бесплодное метание внутри диалектической пары «добро-зло» подпитывает устойчивый спрос на биполярную модель типа «Иванишвили-Саакашвили», как до того «Шеварднадзе-Гамсахурдия». Все, что усложняет ее, большинство избирателей со временем отсекает. Партии «третьего пути» стартуют хорошо, от них ждут многого, но затем их рейтинг ухудшается. Новые лидеры, как правило, ничего не смыслят в политических технологиях и/или не располагают солидными ресурсами и не могут презентовать свою партию как «полюс», как одного из двух китов (драконов, носорогов), на спинах которых зиждется грузинская политика. Третьему элементу никак не удается втиснуться между воображаемыми «добром» и «злом». Главный вопрос, адресованный новым лидерам (с вариациями формулировок в зависимости от СМИ), звучит примерно так: «Если «Грузинская мечта» и ее противники получат примерно равное количество мандатов, кому вы поможете сформировать правительство?» При этом чувствуется, что почти всех прежде всего интересует лояльность одному из центров, а все остальное второстепенно – будь то политическая идентичность нового объединения, личность лидера, программа и т. д. Похоже, что у нас появились партии-сюзерены и партии-вассалы.

В начале года набившее оскомину и очень расплывчатое в грузинских условиях определение «третья сила» связывали в первую очередь с «Лело для Грузии», как в 2016-м с объединением Бурчуладзе, а задолго до этого с «Новыми правыми». Но в последнем опросе IRI показатель «Лело» – 2% (и 2% второй выбор), у Edison Research и IPSOS – по 3%, у GORBI – 2,9%. Дело не только в том, что партия плохо проводит кампанию, хоть и тратит на нее немало средств, а биографии ее лидеров не нравятся части избирателей. Началу предвыборной гонки предшествовала борьба за избирательную реформу. Лидеры «Лело» участвовали в консультациях партий и в целом делали все правильно, тем более что требования оппозиции были обоснованы, их поддерживали многие избиратели и западные партнеры. Но у медали есть и другая сторона – в тот период лидеры «Лело» часто сидели за одним столом с представителями «Нацдвижения» и «Европейской Грузии», фотографировались с ними и т. д. Подобные «картинки» для биполярного восприятия могли значить только одно: «Они с ними!» (или «с нами» – в зависимости от точки обзора), несмотря на все логические доводы, пояснения и оговорки.

Следует учесть еще один фактор: немалая часть «блуждающего электората» – это те, кто в 2012-м голосовал за «Грузинскую мечту», затем отошел от нее, но не приблизился к «Нацдвижению». При определенных обстоятельствах они возвращаются назад, на что указывают результаты второго тура президентских выборов 2018 года – угроза реванша «националов» сплотила вокруг «Мечты» почти столько же избирателей, как в 2012-м (1 146 258 и 1 181 862 голосов), несмотря на все ошибки, допущенные ею за шесть лет. Но на парламентских выборах, во всяком случае, до второго тура в мажоритарных округах, боевой лозунг «Мы или они!» работает не так эффективно, и обиженные на «Мечту» «избиратели-антимишисты» могут подобрать себе партию по вкусу, само собой за исключением «националов», «еврогрузин» и «тех, кто с ними». Вот тут против «Лело», вероятно, и начали работать «картинки» с консультаций и раздуваемые проправительственной пропагандой подозрения. Лидер партии «Граждане» Алеко Элисашвили, кстати, предчувствовал осложнения и, поддерживая избирательную реформу, пытался дистанцироваться от «националов». Впрочем, он допустил ряд других ошибок, да и ресурсов у него несравнимо меньше, чем у руководителей «Лело».

Проблема «Лело» и других партий «третьего пути» заключается в том, что они не могут повести за собой большое количество избирателей «Нацдвижения». Во-первых, оно успешно консолидирует «ядро» сторонников, а во-вторых – электорат от него уходит, прежде всего, к «Европейской Грузии» и родственным «малым партиям». Новому политическому объединению очень сложно конкурировать в этой нише. Привлечь бывших избирателей «Мечты» намного проще (но не в том случае, если «Мы или они!» воспринимается ими со всей остротой). Таким образом, каждый шаг, который (пусть символически) приближал «Лело для Грузии» к «Нацдвижению», отдалял ее от места, где она могла собрать обильный урожай. Это, вероятно, радовало обе ведущие партии, так как для них «третий – лишний» кем бы он ни был и что бы собой не представлял. «Лело», скорее всего, добилась бы продвижения в рейтингах, если бы стала центром притяжения для других, более слабых партий, претендующих на титул «третьей силы», малых групп и отдельных лидеров, и начала с ними серьезные консультации о создании блока (поверхностный обмен мнениями не в счет). Но для этого Мамуке Хазарадзе пришлось бы проявить гибкость, отказаться от попыток продиктовать условия и, в конечном счете, пойти на тактические уступки во имя будущего успеха.

Не так важно, кто сформирует правительство. Намного важнее, удастся ли уничтожить биполярную, основанную на противопоставлении двух вождей, манихейскую, по сути, систему в стратегической перспективе. Общество, в принципе, переросло ее, но скорее психологическая, чем политическая инерция удерживает его на месте – внутри дежавю, в «Дне сурка», в той же камере и дурной бесконечности. Но это не катастрофа, а вызов, который следует принять со всей серьезностью. В конце концов, демократия не имеет ничего общего с поеданием лобио. Мы это знаем. Нас предупреждали еще в 90-х.

Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции