В Грузии прошли парламентские выборы. По предварительным данным, на них побеждает правящая «Грузинская мечта». Оппозиция не признает этой победы. Следят ли в Цхинвале за политическими процессами в Тбилиси и что о них думают?
По словам гражданской активистки из Ленингора Тамары Меаракишвили, это первые выборы в постсоветский Грузии, в которых жители района не смогли принять участие из-за закрытия пункта пропуска «Раздахан». Не имея возможности голосовать, ленингорцы утолили гражданский голод в социальных сетях, говорит Меаракишвили:
«Я наблюдала в соцсетях, как жители нашего района относятся к избирательной кампании. Из этих обсуждений мне показалось, что они были более активны, чем во время выборов 2012 и 2016 годов. Даже утром, в день голосования, публиковались посты: «Пусть победит тот, кто будет содействовать открытию «Раздахана»!» В районе люди говорят, что, может быть, после выборов откроют дорогу. Это уже стало обычаем: любое событие – повод для надежды. То говорят, что после Нового года откроют, потом утверждают, что после Пасхи…»
Your browser doesn’t support HTML5
«Я наделся, что победит избирательный блок Саакашвили»
Югоосетинский общественник Тимур Цхурбати говорит, что внимание югоосетинского общества к политическим процессам в Грузии – минимальное. Выборы в этом смысле – не исключение. При этом есть такое общепринятое представление: раз Михаил Саакашвили на нас напал, то и приход к власти в Грузии связанных с ним политических сил для Южной Осетии нежелателен. Так думает большинство, но есть и другие мнения, говорит Цхурбати:
«Я за выборами следил, что называется, сквозь пальцы. Я надеялся, что победит избирательный блок Саакашвили, и мне приятно, что они набрали голосов больше, чем я предполагал. Все-таки 27% – это приличный результат. Я считаю, что для нас это хорошо, если учесть отношение к Саакашвили в России, где его назвали «зоологическим россияфобом». По моему мнению, чем хуже будут отношения между Россией и Грузией, тем лучше Южной Осетии, а чем больше они будут сближаться, тем это хуже для будущего нашей республики».
Югоосетинский политолог Вячеслав Гобозов отмечает, что до августовской войны местные власти и экспертное сообщество внимательно следили за происходящим в Грузии. Каждое политическое событие или заявление сколь-нибудь значимого политика анализировалось и обсуждалось. А после признания республики и установления прочного мира, видимо, югоосетинские политики решили: грузинский фактор больше не существует, говорит Вячеслав Гобозов:
«Может, я ошибаюсь, и в соответствующих структурах МИДа и специальных служб эта работа продолжается, но в экспертном сообществе ее уже не видно. Я считаю, что политическое руководство Южной Осетии уделяет неоправданно мало внимания политическим процессам, которые идут в Грузии, и анализу того, какие они могут иметь последствия. Все сводится к простой позиции: нам выгодно, чтобы в Грузии побеждали антироссийские силы и не происходило сближения с Россией. На самом деле, это слишком упрощенное представление. Плохо, когда ты свою судьбу ставишь в зависимость от того, как будут развиваться отношения между другими двумя субъектами.
– Почему так? Цхинвал не знает, чего хотеть от Тбилиси, или все упирается в однажды занятую позицию: нам не о чем говорить, пока не будет подписано соглашение о неприменении силы?
– И то и другое здесь сказывается. С одной стороны, в соглашение о неприменении силы. С другой – нет четко сформулированных интересов в плане отношений с Грузией. После августа 2008 года она перестала восприниматься как военная угроза, а, в принципе, до этого Грузия только так и воспринималась – никаких других восприятий не было. Поэтому грузинский фактор в политике Южной Осетии исчез, за исключением вот этих Женевских дискуссий, которые могут продолжаться вечно».
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия