«В широкомасштабную войну все-таки никто не верит…»

ПРАГА---На Донбассе нарастает напряженность. Мониторинговая миссия ОБСЕ второй день подряд фиксирует почти две тысячи нарушений режима прекращения огня, с обеих сторон приходят сообщения о погибших, под обстрелом оказываются российские территории, при этом ясности с тем, откуда летят снаряды, нет. Несколько тысяч беженцев пытаются найти крышу над головой в Ростовской области. О том, что происходит в прифронтовой зоне Украины, рассказывает журналист из Днепра Юрий Райхель.

– Ощущает ли себя Днепропетровская область, Днепр, частью если не прифронтовой полосы, то прифронтовой зоны?

– В определенной степени ощущает, потому что раненых из зоны боевых действий на Донбассе привозят в основном в харьковский и наш военный госпиталь в Днепре. Особо тяжелых из тех, кого можно транспортировать, везут в Киев, но это меньше. Харьков, Днепр, частично Запорожье – в этом смысле, да, мы можем считать себя частью прифронтовой полосы. В остальном, конечно, жизнь обычная.

«В широкомасштабную войну все-таки никто не верит…»

– Раненых много?

– Я живу в районе, через который из аэропорта едут машины скорой помощи. На этот раз пока не очень много.

– Откуда их везут?

– Трудно определить, возможно, из зоны Луганска, но, скорее всего, судя по интенсивности боевых действий и обстрелов, это в основном направление Мариуполя, это сейчас самая горячая зона.

– Это военные или гражданские?

– Нет, это военные. Гражданских так далеко не везут. Гражданских можно и в Мариуполе лечить, и там есть для этого соответствующие условия. Просто здесь военно-полевая хирургия, у нас специалисты очень высокого класса, и они, как говорится, вытянули с того света много бойцов еще в период 2015, 2016 и 2017 годов. Тут целое отделение многоэтажное для этого создано, и оно оснащено соответствующей аппаратурой, так что в этом смысле тех, кто ранен, везут сюда и в Харьков – там примерно такие же условия и примерно такой же состав врачей.

– Предположение о мариупольском направлении – это подтверждение опасений, что обострение будет развиваться именно в этом направлении – в сторону Мариуполя и дальше, или это пока достаточно спорадические действия?

– Судя по тому, как развиваются события последних дней, это, видимо, основное направление, потому что топография этому способствует. И потом, там можно, – во всяком случае, теоретически, – предполагать удары в направлении Крыма, хотя это довольно сложно в силу ограниченной возможности прохождения техники. Но чисто логически, исходя из военно-политических условий, как удар вдоль азовского побережья, потом переход на Херсонскую область, с возможностью выхода к Днепру для того, чтобы решить водную проблему Крыма, – да, такой вариант представляется наиболее вероятным. Здесь местность менее насыщена населенными пунктами, и она более пригодна для прохождения бронетехники.

– Если мы говорим о военно-политическом характере этого направления, то дальше Херсон, Одесса и дальнейшее продвижение в сторону Приднестровья?

– Теоретически это так, но практически это мало осуществимо, потому что максимум, я думаю, дойти до Новой Каховки. Я вообще не представляю, как это сделать, потому что там сосредоточены достаточно серьезные массы украинских войск в полной боевой готовности и насыщенных техникой. Такой марш будет стоить очень дорого российским войскам. Поэтому я думаю, что политически можно ставить такую задачу, но реально она неосуществима.

– Мы говорим об этом, будто бы исходя из того, что вторжение уже неизбежно. Это действительно такое ощущение – непреложное и повсеместное?

– Я бы оценил это в 85-90 процентов. Но это будет не вторжение, а какая-то локальная операция, связанная с нагнетанием обстановки для дальнейших переговоров с целью заставить Запад оказать давление на Киев в принятии хоть каких-то условий из Минских протоколов. Потому что Украина категорически отказывается обсуждать любые условия, кроме одного – восстановление контроля над границей, а потом уже все остальное. И отказывается разговаривать с Донецком и Луганском. Поэтому, скорее всего, можно ожидать каких-то локальных действий, усиления обстрелов, но только в качестве дипломатических шагов для будущих переговоров, хотя не очень понятен их формат и кто будет в этих переговорах участвовать. Если говорить о Нормандском формате, то он фактически себя изживает или уже практически себя изжил, и мы наблюдаем изменение позиции Парижа, которая была относительно пророссийской – она становится более нейтральной и в чем-то даже более проукраинской. Поэтому очень непонятно, что в Москве задумали, скорее всего, это способ отступления с сохранением лица – несколько такой кровавый способ, но тем не менее именно так это представляется отсюда.

– По поводу локальной операции: правильно ли я понимаю, что расчет на то, что Украина вынуждена будет ответить на обстрелы и тогда уже подключится Москва? Тогда, если это так, то до каких границ и до какой степени может быть развито это российское наступление?

– Если говорить о тех российских войсках, о которых в нашей прессе пишется или в иностранной, то где-то в Ростовской области до 20 батальонов тактических групп. Это примерно 20 тысяч личного состава – то, что можно из Ростовской области направить в направлении Мариуполя. Там просто больше не поместится в силу рельефа местности. Судя по тому, как пишут у нас по данным украинской разведки в открытой прессе, то такая операция может быть на глубину, максимум 50-70 километров, т.е. она может ставить задачу, например, отсечение Мариуполя от шоссейных дорог, связывающих его с Запорожьем и железной дорогой.

– Включая Бердянск?

– До самого Бердянска это вряд ли дойдет, но где-то вблизи Бердянска, я бы так сказал. Такая диверсионная операция, в принципе, может быть запланирована, но насколько она осуществима, у меня есть определенные сомнения. Потому что это не новость, внезапности не будет, а там достаточно большое количество украинских войск.

– Если наступление пойдет из Донецкой области на запад и в Луганской области, там возможны какие-то изменения нынешнего статус-кво?

– Теоретически возможно, но для этого там тоже нужно такое же количество войск сосредоточить и направление ударов по нескольким направлениям, соответственно, концентрация на километр войск уменьшится, – т.е. получится борьба растопыренными пальцами.

– Но есть еще и северное направление, и Александр Григорьевич Лукашенко сказал слово «Чернигов»…

– Ну, Александр Григорьевич много чего говорит. Если взглянуть на топографическую карту, то у нас примерно 1700 или 1600 километров границы с Беларусью, но реально для наступления – это примерно 90 километров, потому что все остальное – глухие леса и болота. Если посмотреть на карту, как брали немцы Киев в сентябре 1941 года, то они не с севера наступали на него, а с юга и с востока, потому что с севера малопроходимо. Там шоссейные дороги относительно малой пропускной способности, и большие танковые колонны по ним если пройдут, то они окажутся под ударом. Поэтому наступление из Беларуси представляется больше пропагандистским.

– А авиация?

– Вот с авиацией будут проблемы. Тут есть два аспекта: чисто военно-технический, как у нас пишут, – это авиация, которая будет бомбить с больших высот, но для этого надо бомбить по большим площадям, потому что точность очень невысокая. Или штурмовая авиация должна бить с высоты где-то 3,5-4 километра, а тогда она оказывается в зоне достижения «Стингеров», а «Стингеры» третьего поколения, которые нам привозят сплошным потоком, это достаточно опасное оружие для самолетов и особенно для вертолетов. Что может быть, – это, конечно, ракетные обстрелы. Вот ракетные обстрелы с территории России по северным или восточным областям, по таким большим площадям, как, например, город Харьков, город Чернигов, – вот это действительно представляет очень большую опасность, потому что противоракетной обороны в полном смысле у Украины пока нет.

– Какие настроения в Днепре?

– Очень спокойные. И вообще, никто не бежит в магазины покупать спички, соль, тушенку. В общем-то ситуация такая, что люди понимают, что если завтра война, то придется защищаться, но вот в широкомасштабную войну, по-моему, никто особо и не верит.