Чувство чести и время мести

«В жизни народов бывают торжественные моменты, когда национальное чувство чести, бурно вскипая, становится непреодолимой силой, доминирует над всеми интересами и в одиночку руководит судьбами страны». Такое действительно случается, но фраза обрастет дополнительными смыслами, если мы вспомним об ее источнике, воззвании Наполеона III в начале франко-прусской войны – семь месяцев спустя немцы вступили в Париж. Ее с удовольствием добавили бы в коллекцию авторы, которые любят противопоставлять «политике чувств» «политику интересов» и не хотят признавать, что ни одна из них не существует в чистом виде. Они переплетаются и в действиях правительства, и в отношении партий к любой актуальной проблеме – будь то война в Украине или угроза аннексии Россией Цхинвальского региона. Но прежде чем коснуться их, следует ненадолго вернуться в эпоху Второй империи, поскольку все интересные истории начинаются издалека.

В мае 1866 года состоялся один из самых важных в истории Франции обменов мнениями. Историк Адольф Тьер (тогда оппозиционер; в будущем – глава Третьей республики) подверг внешнюю политику властей критике, заявив, что, посодействовав объединению Италии, Франция столкнулась с непредвиденными проблемами, а назревающее объединение Германии создаст ей куда бóльшую угрозу. Затем Тьер сказал, что ненавидит трактаты 1815 года, которые были начертаны на обломках наполеоновской Франции, но, «по крайней мере, в нынешних обстоятельствах», они служат охраной для страны, и их неукоснительное выполнение – это защитная мера. Его слова вызвали огромный резонанс, эмоции вскипели, и ключевую мысль заметили не все. Международные отношения – системны, вне зависимости от того, нравился ли французам порядок вещей, установленный Венским конгрессом, немцам – постверсальский мир, а россиянам – итоги холодной войны. И если крушить старую систему, не имея перед глазами образ новой, так или иначе приемлемой для других держав, можно первым погибнуть под обломками. Наполеон III не собирался молчать и три дня спустя, выступая в связи с совершенно иными, хозяйственными вопросами, без оговорок, без всяких «но», заявил, что, «подобно большинству французского народа, ненавидит те самые трактаты 1815 года, из которых хотят сейчас сделать единственную основу для нашей внешней политики». Таким образом, он подтвердил курс на разрушение прежних правил и балансов, надеясь, что Франция обретет новую, доминирующую роль в Европе и расширит границы. Бисмарк понял его правильно, и два месяца спустя прусская армия принялась громить Австрию, не опасаясь удара французов в спину.

Ненависть у Наполеона III и Тьера была одной и той же, но предохранители для «бурно вскипающего чувства» – разными. Разумеется, император не руководствовался исключительно эмоциями, но, будучи крайне изворотливым, отнюдь не глупым политиком, тем не менее постоянно думал о том, хорошо ли выглядит на авансцене истории, а ахиллесовой пятой его режима была зависимость от общественного мнения. Перед франко-прусской войной, уже после того, как Бисмарк несколько раз обвел его вокруг пальца, он, будто бы почуяв неладное, предпринял несколько лихорадочных, почти успешных шагов для сохранения мира, но затем уступил ближайшим советникам и общественному мнению, которое, по свидетельству современников, в июле 1870 года буквально билось в истерике. Позже оно оказало огромное влияние на выбор пагубной военной стратегии, и символично, что в воззвании императора к армии за день до Седанской катастрофы общественное мнение было упомянуто два раза, а Франция – всего один.

«Россия не может позволить себе проиграть, поэтому нам нужна некая победа», – сказал влиятельный российский политолог и бывший советник двух президентов Сергей Караганов в интервью The New Statesman, с помощью которого, вероятно, попытался донести сигналы Кремля до экспертного и политического сообщества Запада. Несмотря на заявления о том, что война в Украине носит для российской элиты экзистенциальный характер, и завуалированные угрозы ядерной эскалации в случае военных неудач, речь, по сути, шла о выскальзывании из кризиса с сохранением лица, о «некой победе» как ощущении, а не о «лучшем, чем довоенный», мире для России в рамках общепринятого определения. Менее виртуозные комментаторы в эти дни говорят: «Путину нужно что-то к 9 мая» (его зависимость от общественного мнения, к слову, ничуть не меньше, чем вышеописанная). Война в Украине началась с возгласов о сокрушении несправедливого мирового порядка, сложившегося после холодной войны, теперь же амбиции съежились, и их описывают как «нечто» или «что-то», да и запоздалое желание вернуться к системной игре и ощущается, и просчитывается.

Грузинам есть что ненавидеть – и российскую оккупацию двух регионов, и политику стран-партнеров, которые все эти годы расширяли сотрудничество с Кремлем, и ощущение бессилия перед лицом несправедливости. После начала войны в Украине многим захотелось, чтобы Грузия приняла деятельное участие в демонтаже «русского мира», отомстила за прежние обиды и если не открыла бы второй фронт, то хотя бы присоединилась ко всем мыслимым санкциям (а не только к отдельным, связанным с банками и т. п.). Нынешний порядок вещей в регионе, сотканный из сотен соглашений, косвенных гарантий и даже умолчаний, стал казаться им липкой, удушающей паутиной, а действия ключевых партнеров в Париже, Берлине, Анкаре, Баку, а иногда и в Вашингтоне – недостаточно жесткими, запоздалыми. Эти чувства могут быть использованы как во благо Грузии, так и во вред и ей, и ее партнерам – в зависимости от того, в какое русло их направят. Внутренние процессы в небольших странах нельзя недооценивать, что убедительно доказала Сербия в начале XX века.

Вот краткий перечень новостей, на которые грузинская общественность на минувшей неделе практически не обратила внимания. Руководители Армении и Азербайджана на радость европейским посредникам выразили желание в сжатые сроки заключить мирное соглашение и поручили главам МИД подготовить его. США и Турция запустили «Совместный стратегический механизм», продвинулись к расширению экономического сотрудничества и завершению сделки по самолетам F-16. Азербайджан, Грузия, Турция и Казахстан подписали декларацию «О Транскаспийском коридоре Восток-Запад», и премьер Казахстана поручил Министерству индустрии и Национальной железнодорожной компании сконцентрироваться на этом направлении. Транзит нефти и нефтепродуктов через Грузию почти наверняка увеличится, что выглядит вполне логично на фоне проблем, «внезапно» возникших у казахских экспортеров в Новороссийске – эксперты Handelsblatt сочли поломки на нефтеналивном терминале частью политики Кремля по энергетическому шантажу Европы. Разумеется, перенаправление стратегического потока центральноазиатских энергоносителей на Южный Кавказ потребует более весомых гарантий безопасности и инвестиций, но важнее другое. Регион меняется, причем основательно и достаточно быстро, и, попросту говоря, России в нем становится меньше, но новые правила рождаются без сценической декламации и кипения чувств, подобного тому, что вызвало в Грузии заявление лидера цхинвальских сепаратистов Анатолия Бибилова о присоединении самопровозглашенной республики к РФ.

Часть комментаторов не отнеслась к его словам со всей серьезностью, так как восприняла их в контексте внутриполитической борьбы в Цхинвали; нечто похожее говорили там и раньше, но до конкретных шагов дело не дошло. Кое-кто посчитал, что это – одна из дежурных угроз Кремля: с ними в последние недели сталкиваются все страны, которые могут вступить в НАТО (в воздушное пространство Швеции, например, недавно вторглись российские самолеты, предположительно, оснащенные ядерным оружием). Вероятно, сторонники этой версии укрепились в своем мнении после появления сообщений о том, что подготовка к референдуму завершится в июне, т.е. ближе к Мадридскому саммиту НАТО. С другой стороны, аннексия Цхинвальского региона войдет в непреодолимое противоречие со стремлением Москвы добиться отмены хотя бы части санкций сразу же после завершения боевых действий в Украине. Однако, несмотря на то, что Кремль прокомментировал заявление Бибилова относительно сдержанно, грузинская общественность прореагировала нервно, так как украинский кризис показал, что Владимир Путин способен на неадекватные шаги.

Может показаться, что аннексия ничего не изменит по существу, так как территория уже оккупирована путинской Россией и после ее краха в любом случае воссоединится с Грузией при содействии западных партнеров. Однако она непременно породит серьезнейшие проблемы в Тбилиси, так как сдержанная, все еще прикованная к трупу «нормализации» 2012-19 гг., политика властей на российском направлении будет полностью дискредитирована. Им придется выбирать (по сути – между двумя сценариями эскалации): либо жесткие ответные действия с мобилизацией, изъятием российских активов и блокированием транзита на юг, либо (что вероятнее) обострение риторики при сохранении нынешнего курса, что почти наверняка приведет к политическому кризису. Его «двигателем внутреннего сгорания» станет именно общественное мнение.

Несмотря на плохо маскируемые желания, Кремль не может нанести прямой удар по южнокавказскому коридору, так как это приведет к фатальному для России столкновению с Турцией и ее западными партнерами. Впрочем, хаос в Грузии приоткроет для него окно возможностей и предоставит шанс начать стратегическую игру. В долгосрочной перспективе Кремль не сумеет выиграть в силу своей некомпетентности, которую, в соответствии с печально известным правилом Даннинга-Крюгера, он не осознает именно в силу своей некомпетентности, ведущей не только к поражениям России, но и к жертвам и разрушениям в соседних странах. Однако из этого вовсе не следует, что он не станет играть.

«Грузинская мечта» успешно использовала общественное мнение и гневную реакцию на нарушение прав заключенных, чтобы прийти к власти, и с тех пор относится к нему с осторожностью. Когда в 2018-м вспыхнули протесты после несправедливого приговора по делу об убийстве подростков на улице Хорава, главный прокурор ушел в отставку (ему, скажем так, настоятельно порекомендовали), а дело, по сути, расследовали заново. В 2019-м инцидент с российским депутатом Гавриловым (далеко не все считают его случайным) и последующее извержение эмоций привели к неоправданно жесткому разгону митинга, отставке председателя парламента и целому ряду последствий, которые со временем дестабилизировали страну. Не исключено, что после этого русские решили, что «могут повторить». Практически каждый внутригрузинский спор (о Познере, о санкциях и т. д.) Москва сопровождала комментариями своих спикеров (Гаврилова, Карасина, Захаровой и др.), противопоставлявших прагматичное, «хорошее», несмотря на несовершенство, правительство «плохим русофобам». После этого общественное мнение в Грузии вскипало, как забытое на плите молоко, однако масштабных, подобных «гавриловским» последствий не было по двум причинам: а) постоянное применение шаблонных приемов выработало у визави защитную реакцию; б) противники нынешних властей стали слишком слабы для того, чтобы эффективно использовать энергию масс.

Здесь нужно сделать обидную для национального самолюбия оговорку. В рассматриваемом контексте Грузия для Кремля не цель, а лишь средство – дестабилизируя ее, можно создавать многообразные угрозы южнокавказскому коридору. Это делает для Москвы третьестепенным вопрос о том, кто сидит в Тбилиси во дворце, а кто пытается ворваться в него – главное, чтобы они яростно боролись друг с другом, а «в идеале» развязали кровавую бойню, как в 90-х. То противостояние вызвали объективные конфликты вокруг раздела советских активов и интеграции в старую элиту новых групп, однако их можно было разрешить в конституционных рамках – именно общественное мнение, его бескомпромиссность, «кипение чувств» столкнули страну в пропасть. Российские спецслужбы прекрасно помнят тот опыт.

«Единственный, кто выигрывает от этих взаимных атак, – Россия», – сказала посол США в Грузии Келли Дегнан в связи с очередной риторической эскалацией в отношениях Киева и Тбилиси. Она призвала стороны решить серьезный вопрос не перед СМИ, а используя соответствующие межправительственные каналы. Скандал начался после заявления украинской военной разведки о том, что россияне налаживают контрабандные поставки подсанкционных товаров через Грузию, а ее политическое руководство обязало спецслужбы не мешать им. Последнее утверждение сразу же осложнило ситуацию, поскольку такое противозаконное указание по определению нельзя оформить документально, следовательно, речь, вероятнее всего, шла о косвенных, а не о прямых доказательствах. После того, как грузинская сторона потребовала их предъявить, глава МИД Украины Кулеба заявил (в эфире телемарафона – этот нюанс важен), что Грузия должна доказать, что ничего подобного не происходит, после чего в Тбилиси указали на презумпцию невиновности. У проблемы есть два значимых аспекта. Во-первых, государство обязано прореагировать в правовом поле на информацию о возможном преступлении, и просто «плюнуть и забыть» этот инцидент не получится. Во-вторых, обе стороны ведут себя как участники теледебатов, наскоро просчитывая реакцию зрителей, которые нервничают и становятся все более восприимчивыми к новым импульсам: один из них, рано или поздно, может произвести тот же эффект, что и состряпанная Бисмарком «эмсская депеша», заманившая общественное мнение и правительство Франции в умело расставленную ловушку. Вероятно, поэтому Келли Дегнан и призвала отделить вопрос от политического шоу и понять, что подобные громогласные дискуссии между партнерами выгодны только (!) России.

Нельзя сказать, что данный эпизод многосерийного грузино-украинского скандала принес «Грузинской мечте» только негативные последствия. Она получила новые аргументы для обработки «ядерного электората», убеждая его в том, что украинские власти находятся под влиянием Михаила Саакашвили и «партии войны». Если мы просмотрим публикации в проправительственном сегменте СМИ и соцсетей за последние две недели, то увидим, что количество негативных комментариев об Украине увеличилось. Указывают и на неловкие моменты в прошлом, например, на то, как 2 сентября 2008 года Верховная Рада не приняла постановление, осуждающее российскую интервенцию в Грузии (интересно, что резолюции о признании сепаратистских образований и осуждении военной агрессии Грузии тоже не прошли, но получили больше голосов), и на актуальные события – пишут о том, что, требуя от Грузии ужесточения санкций, украинские власти продолжают прокачивать российский газ, а запрет на импорт российских товаров ввели лишь вчера и т.д. Тем самым «Грузинская мечта» пытается косвенно легитимизировать нынешнюю ригидную позицию по санкциям, и целевая аудитория отвечает ей большей взаимностью, чем в первые дни кризиса, когда она испытывала ощутимую неловкость из-за грубых и, откровенно говоря, глупых комментариев премьер-министра Гарибашвили. Цели оппонентов правящей партии противоположны.

В разногласиях между партнерами нет ничего противоестественного, и обмен нелицеприятными заявлениями между ними тоже не редкость – на днях, к примеру, друг друга упрекали главы Польши и Франции (примечательно, что одна из стран является ведущим европейским партнером Украины, а вторая - Грузии). Однако рассматриваемый случай выламывается за рамки и помогает понять, что как-то постепенно мы пришли к ситуации, когда спонтанная эмоциональная реакция и слепленное из нее суждение рассматривается как главный политический ресурс, чуть ли не высшая ценность, и логика действий правящей партии и ее оппонентов изменилась соответственно. Это создает предпосылки для того, чтобы провокация типа «эмсской депеши» сработала как бомба. Если русские получат такой шанс, то вряд ли его упустят.

«Солдаты! Поскольку начало войны оказалось неудачным, то я не считал возможным брать на себя никакой личной ответственности и передал главное командование тем маршалам, на которых мне указывало общественное мнение». Первая фраза из воззвания Наполеона III перед седанским поражением звучит безумно, но абсолютно точно отображает сложившуюся к тому времени ситуацию. Она продиктована даже не страхом перед беспорядками, которые режим, вероятно, сумел бы пресечь, но перед осуждающими оценками. Конечно, политика без влияния общественного мнения невозможна – проблема в передозировке, возникающей при дефиците демократии.

Оглядываясь на события 2018-19 годов, можно заметить, что действия властей зависели от гневной или, наоборот, индифферентной реакции какого-то количества граждан. Важнейшее решение о т.н. нулевом барьере в рамках избирательной реформы было принято, чтобы «стравить пар» после «Ночи Гаврилова», и пересмотрено после того, как гнев утих (во многом благодаря тому, что оппозиция провалила кампанию с требованием отставки Г. Гахария), что, в свою очередь, создало предпосылки для углубления политического кризиса. Ключевые решения, похожие на вышеупомянутое назначение маршалов, по сути, принимались под влиянием эмоциональной стихии, что в конце концов привело к созданию гибридной, уродливой избирательной системы, привязанной к сиюминутной конъюнктуре, принесшей куда больше вреда, чем пользы. Сбежится на площадь 50 000 человек, запрыгают столбики в рейтингах – стратегическое решение будет одним, а если нет – то другим. Кстати, роковой для французской армии маневр, который привел ее к Седану, начался со слов «Продвигайтесь на восток, не на север, а не то в Париже вспыхнет революция».

Разумеется, негодное правительство необходимо постоянно разоблачать, а при необходимости смещать. Одно лишь сравнение официальных заявлений и обещаний с реальностью быстро приведет нас к выводу о том, что руководители страны, как шутили встарь, «наговорили себе на два срока и три расстрела». Однако в каждом конкретном случае следует выяснять, чем вызван протест – пагубной политикой, неправильными действиями или отдельными комментариями, интерпретациями, интерпретациями интерпретаций и т. д. Пропаганда правящей партии и ее оппонентов превращают войну в Украине, как и любое другое событие, в инструмент манипуляции и, словно на наркотик, «подсаживает» реципиентов на ощущение собственной правоты, отрицающей легитимность любой альтернативной позиции. Подход Тьера «Я ненавижу, но…» (а он прекрасно знал историю Первой империи и понимал, «как это бывает») является для них слишком сложным, амбивалентным; им требуется беспримесная ненависть.

Прежде чем разрушать старый миропорядок, нужно получить какое-то представление о новом, внимательно наблюдая за действиями западных партнеров и соседей в регионе, соизмеряя свои планы и действия с общими тенденциями. Если же «бурно вскипевшее чувство чести» вновь начнет «в одиночку руководить судьбами страны» (ключевое слово – «в одиночку»), Кремлю будет намного проще заманить нацию в окружение. При этом и власти, и оппозиция, подобно Наполеону III, находятся c общественным мнением в сложных садомазохистских отношениях – вроде бы управляют им и в то же время раболепно подчиняются ему, зависят от его капризов и малейших колебаний. И рассчитывать на что-либо кроме удачного стечения обстоятельств в таком положении не приходится.

Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции