Правящая партия напоминает вампира из фильма категории B. Вот он лежит нашпигованный свинцом и вроде бы корчится в предсмертных муках, но мгновение спустя вновь скачет по крышам, оскалив клыки: пульс и давление в норме, рейтинг – 25%. Это больше, чем у ближайшего конкурента – «Нацдвижения» (8%) и у других оппозиционных партий (13%) вместе взятых, притом что не все они готовы создать единый фронт. Цифры из августовского опроса NDI (ответ на вопрос «Какая партия ближе всего к вашим взглядам?») могут подтолкнуть наблюдателей к поиску колдовского зелья регенерации, которое раз за разом восстанавливает жизненные силы «Грузинской мечты» и ее показатели в опросах после грубых ошибок и кошмарных скандалов. Вот колебания 2021-22 годов по данным NDI: 23%-18%-24%-26%-22%-25%. Возможно, ключ к разгадке скрыт еще в одном неказистом и незнаменитом фильме - автор вряд ли узнал бы о его существовании, если бы один из функционеров правящей партии не упомянул о нем в беседе.
Рейтинг ленты «Branded» на IMDb всего 4,6 – ее не вытянули ни режиссура, ни актерское мастерство Эда Стоппарда и Лили Собески. Но в ней предельно лаконично и немного цинично изложен принцип, который в книгах рекламщиков и политтехнологов обычно дробят на части или прячут в подтекст: «Вы должны убедить людей, что конкурирующие бренды для них опасны». Главный герой, прежде чем раскрутить сеть вегетарианских ресторанов, выбрасывает на рынок некий прибор, показывающий, что говядина (а значит, и использующая ее популярная сеть фастфуда) смертельна для организма. Секрет заключается в том, чтобы на условной линии, крайними точками которой являются жизнь и смерть, всегда находиться к первой ближе, чем конкурент – по крайней мере, с точки зрения аудитории. Это звучит банально, однако основополагающие принципы в прикладной политике, как правило, очень просты.
На судьбоносных выборах 2012 года «Грузинская мечта» пригвоздила образ «Нацдвижения» к двум тесно связанным со смертью явлениям – пыткам и войне, эксплуатируя тягу избирателей к миру и безопасности. Поскольку история с «тюремными видео» и тогдашняя дискуссия вокруг августовской войны общеизвестны, можно вспомнить о другой, относительно малозаметной информации, также распространявшейся перед выборами. Позже, в декабре 2013-го создатель «Мечты» Бидзина Иванишвили, рассказав Forbes о своем участии в создании фонда, из которого после «Революции роз» выплачивали высокие зарплаты чиновникам, чтобы те меньше думали о взятках, добавил: «Другой фонд был создан для помощи армии. На деньги фонда строились казармы, покупалось обмундирование для солдат, которые ходили в рваных кроссовках и домашних тапках. У них даже одеял не было, чтобы укрыться. Я следил только за тем, чтобы оружие на мои деньги не покупалось. Полиции в то время я тоже помогал». Таким образом, все, что относилось к жизни горячо любимых народом солдат, за которых после войны 2008 года стали больше переживать, он связал с собой, но будто бы отстранил инструмент смерти – оружие. В рамках привычной логики это звучит абсурдно – армия неотделима от вооружений, однако Иванишвили целенаправленно пробивал брешь в коллективном бессознательном, замыкая на себя ассоциации, связанные с заботой о жизни, и оставляя символы смерти противнику.
После неудачного для «Грузинской мечты» первого тура президентских выборов 2018 года за несколько дней до решающего голосования на улицах появились т.н. кровавые баннеры, на которых был изображен Михаил Саакашвили вместе с соратниками, олицетворявшими самые мрачные страницы его правления. Сознанию адресовали лозунг «Нет «националам»! Нет злу!», а глубинным слоям психики – кровавые пятна, доносившие до избирателей недвусмысленное послание «Нацдвижение» – это смерть». Виртуозы политтехнологии сочли бы такую работу грубой, но «времени на раскачку» не было, к тому же «грубое» не значит «неэффективное». Кого-то эти баннеры убедили прийти на участки, кого-то остановили – они, несомненно, помогли победить «Мечте», мобилизовавшей на полмиллиона голосов больше, чем в первом туре.
В конце «ковидного 2020-го» показатель «Грузинской мечты» в опросе NDI поднялся до 31% (в ноябре 2019-го он составлял 21%). Причиной, скорее всего, была все та же демонстративная, повсеместно «распиаренная» борьба за защиту жизни - на сей раз в условиях пандемии. Здесь же можно вспомнить кампанию оппозиции, которая стремилась высмеять Иванишвили, обвиняла его в нарушениях, когда он перевозил большие деревья в дендропарк, и привлекала внимание граждан к процессу. Многие факты (урон экологии конкретных участков, перекрытые дороги и т. д.) сегодня забыты, да и в те месяцы не воспринимались массами как смертельно (!) опасные. А образ и, следовательно, архетип гигантского древа жизни или, если угодно, Arbor Mundi где-то там, «в темных глубинах психического мира» по итогам кампании стал ассоциироваться с Иванишвили – возможно, именно поэтому власти в те дни не пытались помешать его противникам или перенаправить их энергию в иное русло, что они обычно делают в опасных для них эпизодах.
Известный программист и предприниматель Пол Грэм в одном из эссе представил аргументацию в спорах в виде семиуровневой пирамиды: чем выше – тем больше сила и ценность аргументов и тем реже их используют. На самом нижнем уровне – оскорбления и ругань, на следующем атаке подвергаются личность и авторитет оратора, затем идут претензии к форме его высказывания. Лишь на четвертой ступени ему противопоставляют собственную точку зрения, и то без доказательств. Выше этого уровня политические дискуссии в Грузии не поднимаются в принципе (дальше идут выдвижение встречных аргументов, указание на суть ошибки оппонента и, наконец, опровержение ключевой идеи) и чаще всего развертываются на двух нижних ступенях. В пространстве пропаганды оппонент всегда дурак, «агент Кремля» или – в зеркальном варианте – «соросенок», трусливый, коррумпированный негодяй, который, находясь в шаге от неизбежного краха, говорит и делает страшные глупости и не умеет мыслить системно. Проблема заключается в том, что пропаганда, как сильнодействующий яд, быстро затуманивает зрение ретранслирующих ее людей, поэтому практически все они всегда занижают интеллектуальные способности оппонентов. И когда время от времени в воздухе повисает вопрос «А может, они не совсем дураки?», его моментально торпедируют.
После вторжения российских войск в Украину «Грузинская мечта» принялась позиционировать «Нацдвижение» и его союзников как «партию войны», а себя, соответственно, как «партию мира по умолчанию». В начале конфликта ее подходы разделяли далеко не все. Во время мартовского опроса CRRC (эта организация обычно проводит опросы и для NDI) 61% опрошенных сказали, что грузинские власти должны больше поддерживать Украину; существовавший уровень поддержки удовлетворял лишь 32%. А судя по последнему, августовскому опросу NDI, 53% процента респондентов считают, что правительство поддерживает Украину в достаточной степени и лишь 32% полагают, что нужно делать больше, 3% – что меньше, 3% выступают против поддержки, 8% ответили «Не знаю» (соответствующие показатели при оценке деятельности парламента на украинском направлении составили 51%, 33%, 4%, 3% и 9% – разница минимальна и непринципиальна). Эти данные косвенно подтверждают, что в какой-то момент правящая партия начала переламывать ситуацию в свою пользу, не изменив по существу позицию по Украине.
Читайте также Хотят ли грузины войны?В военном деле есть понятие «тандемный боеприпас». Он состоит из двух последовательно размещенных зарядов – первый прокладывает путь через внешний контур защиты (например, динамическую защиту танка), а второй поражает собственно цель. Так устроена, к примеру, боевая часть британской ракеты Brimstone, которая успешно применяется в Украине. Политические кампании тоже иногда бывают тандемными. Формально отделившиеся от «Грузинской мечты» депутаты (общественное движение «Сила народа») при полном, даже демонстративном поощрении властей и их пропагандистских структур говорят, что определенные силы на Западе хотят открыть в Грузии «второй фронт»; их негативные отзывы об американских дипломатах и других представителях стран-партнеров не имеют аналогов в истории грузинского парламентаризма. Многие наблюдатели полагают, что таким образом власти хотят консолидировать вокруг этой группы распыленный антизападный электорат, связать свои проблемы с кознями могущественных внешних игроков, снизить влияние тесно связанных с Западом НПО и т. д. Но, помимо перечисленных целей, возможно, есть и другие. Не исключено, что «первый заряд» («Сила народа»), поддерживая своими скандальными заявлениями постоянный интерес к проблеме войны и мира, вместе с тем позволяет «второму заряду» пройти сквозь выставленные изнуренным обществом психологические щиты.
7 сентября Netgazeti опубликовала данные еще одного опроса CRRC, согласно которым 17% респондентов верят, что Грузия получила бы статус кандидата в ЕС, если бы согласилась открыть «второй фронт», т.е., по сути, соглашаются с главными постулатами «Силы народа». Значительная часть этих респондентов поддерживает власти, но среди них есть и сторонники оппозиции. Можно долго спорить о 17 процентах (много это или мало и т. д.), но целевой группой для планировщиков кампании, скорее всего, были не они (они уже обработаны), а люди, которые колеблются, отвергают лишь часть аргументов политиков или уходят до ответа. Они в спорных ситуациях обычно предаются сомнениям типа «То ли он украл, то ли у него украли, но что-то было». И их легко подвести к выводу: «ОК, Запад не хочет, чтобы в Грузию пришла война, но эти-то точно хотят!» Под «этими» подразумеваются лидеры «Нацдвижения» и их партнеры в Грузии и Украине, которые сделали ряд непродуманных заявлений о гипотетическом новом фронте и смежных вопросах. В данном случае принятие второго постулата может быть достигнуто за счет отрицания первого с прохождением следующей цепочки: «Кто-то хочет. Запад не хочет. Значит, хотят они». В этой точке с целью встречается «второй заряд» условного тандемного боеприпаса. Ключевой в данном случае является проблема долгосрочного (с прицелом на выборы) позиционирования, бетонирующего в сознании масс разделение на «партию войны» и «партию мира», а если говорить на языке бессознательного – «партию смерти» и «партию жизни» в полном соответствии с рецептом «Вы должны убедить людей, что конкурирующие бренды для них опасны».
В 2016-м, анализируя причины поражения на парламентских выборах, Заза Бибилашвили (бывший член политсовета «Нацдвижения»; покинул партию в начале 2020-го) писал: «Стигма распространяется на всю партию. Если спрятать все «одиозные лица», стигма перейдет на новые. Она создана как раз для этого. Да, избиратель голосует за будущее, но тот, кого выставили убийцей или насильником, никогда не сможет стать «будущим», даже потенциально, до тех пор, пока не очистится от этой стигмы». Его выводы казались разумными, но он предлагал товарищам по партии «убедить общество, что мы не убийцы и не насильники, а те люди, которые в 2003-м избавили людей от убийц и насильников», т. е. действовать от обороны, опираясь на коррекцию образа партии. Нынешние лидеры «Грузинской мечты» на его месте, скорее всего, поступили бы иначе, в соответствии с заветами главного героя фильма «Branded»: «Чтобы расти, ваш бренд должен научиться атаковать». Практика показывает, что обвинение «Вы убийцы!» работает куда эффективнее, чем оправдание «Мы не убийцы!», так как подсознание очень плохо различает частицу «не» и может парадоксальным образом превратить отрицание в утверждение.
Хуже всего «Грузинская мечта» почувствовала себя в 2019-м, после разгона акции ее противников (20.06). Власть стреляла в молодых людей резиновыми пулями, выбивая некоторым из них глаза, и быстро смещалась в восприятии масс от условного полюса жизни к полюсу смерти. Позже, благодаря слабости оппонентов, а затем – пандемии, ей удалось отчасти восстановить равновесие и уцелеть в многосерийном кризисе последующих лет. Не исключено, что партия Иванишвили потеряла бы власть, если бы он загодя не устроил в ней кадровый переворот – вывел в 2016-м на авансцену «молодую гвардию», и затем позволил, а по сути – помог ей победить и подчинить «старую». Над «комсомольцами» принято потешаться, и в начале игры у них не было ничего – ни увитого лаврами имиджа «старых борцов», которые с презрением интересовались в каких кустах прятались эти юноши в 2003-12 гг., ни авторитета в высших слоях общества (они могли рассчитывать на снисходительный комплимент «Хороший мальчик…», но не более), ни серьезных партнерских связей и капиталов – только неплохое западное образование и понимание того, что им придется действовать энергично, дерзко, зачастую нагло. Анализируя шаг Иванишвили, можно вспомнить и об Эдуарде Шеварднадзе – пестуя «молодых реформаторов» в 90-х, он защищал их от бывалых мафиози, которые просто передушили бы их прежде, чем те отрастили клыки.
Представители «старой гвардии» нередко относятся к Западу с враждебным предубеждением, но они вряд ли посмели бы действовать вопреки сформированным при том же Шеварднадзе паттернам, используя антизападные нарративы как основные инструменты. Они почти наверняка остановились бы и попытались зафиксировать новый порядок вещей после принятия очередного спорного законопроекта, ареста оппонента или выхода из соглашения Мишеля, вместо того, чтобы постоянно атаковать, «троллить» и покусывать противников, и выделили бы на «оборонительные» кампании и коррекцию собственного имиджа куда больше средств. И, скорее всего, потеряли бы власть в 2020-21 годах. Интересно, что в партии Саакашвили, который всегда гордился тем, что после «Революции роз» открыл молодым дорогу в политику, последнее «обновление крови» носило иной характер – партия рекрутировала «новые лица», упомянутые Зазой Бибилашвили, но не «новые умы». Во многих оппозиционных объединениях молодых симпатичных лидеров, кочевавших перед выборами из одной телестудии в другую, не подпускали к принятию решений, в их верхних эшелонах образовывался своеобразный «управленческий тромб» из поседевших ниспровергателей, озабоченных сохранением собственного влияния. Шалва Нателашвили безраздельно правит лейбористами 27 лет, за это время изменились технологии, средства коммуникации, политические науки, в общем – все, кроме Лейбористской партии, опустившейся на дно рейтингов. Говоря о Саакашвили, комментаторы часто упоминают страх потери влияния и накопленного в течение двух десятилетий политического капитала – в данном контексте интереснее всего рассматривать не отношения с нынешним председателем ЕНД Никой Мелия, а внутрипартийный конфликт 2016-17 годов, который завершился отделением «Европейской Грузии». Тогдашние предложения Гиги Бокерия были спорными, но он, несомненно, понимал, что партия поражена управленческим тромбофлебитом и нуждается в обновлении. В последующие пять лет, если использовать терминологию упомянутого фильма (бренды в нем выглядели как живые фантастические чудища), она так и не приучилась атаковать – точнее, делала это на словах, а фактически – суетливо оборонялась.
Оппозиционные объединения и подконтрольные им СМИ не углубляются в тему партийных рейтингов, как и в дискуссии о своих проблемах, и указывают, к примеру, на большое количество неопределившихся с политическими симпатиями респондентов NDI (вообще-то 54% – самый низкий показатель в 2020-22 годах, но бог с ним) или на общее недовольство масс ситуацией в стране как на предпосылку скорого и неизбежного краха «Грузинской мечты». Но недовольство подобно урану – если не использовать его на АЭС или для создания бомбы, он не принесет заметной пользы или вреда. 65% респондентов NDI в возрасте от 18 до 34 лет считают, что их интересы не представляет ни одна партия. К слову, вскоре, вероятно, завершится конструирование сразу двух формально оппозиционных, а на деле марионеточных объединений, которые распылят часть голосов колеблющихся избирателей-оппозиционеров. А тем, кто привык выбирать из двух зол, будет предложен все еще актуальный в Грузии, как и в любой воевавшей и голодавшей недавно стране, выбор между войной и миром, жизнью и смертью, упакованный в грубые, как советская оберточная бумага, политтехнологические решения.
Обновленное руководство «Грузинской мечты» не стремится окончательно уничтожить главного противника, чтобы его место не занял другой – более сильный и хищный, поскольку его появление обусловит сама структура общества. «Старая гвардия» всегда отвергала этот подход и, оперируя привычными стереотипами, по сути, требовала финальной ритуальной казни поверженного противника. Лишь в последнее время некоторые из ее представителей начали (умом, но не сердцем!) понимать, что кульминации в классическом драматургическом понимании не будет вовсе, а бесконечный «День сурка» в грузинской политике стал наиболее эффективным средством управления ею. Не стоит проводить грань между разными возрастными группами политиков, неизбежно увязая в эйджизме. Лучше взять за основу отношение к основополагающей философской проблеме конца пути, счастливого финала, который условные «старшие» связывают с завершением долгой, изнурительной борьбы, притом что для «младших» она является если не смыслом жизни, то главным средством самоутверждения, позволяющим претендовать на роль лидеров в ближайшие годы, а то и десятилетия. Тут может возникнуть три интересных вопроса: «Действительно ли Бидзина Иванишвили вмешивается во все дела или активизируется только когда руководители «Грузинской мечты» рапортуют, что они бессильны?», «Понимает ли он, что некоторые представители новых поколений способны управлять ГМ лучше, чем он сам?», «Насколько он готов довериться им?» Это вопросы можно адресовать и Михаилу Саакашвили, и многим другим грузинским политикам.
В августе 2011 года в интернете появились записи телефонных разговоров. Люди, чьи голоса были очень похожи на голоса высокопоставленных чиновников, обсуждали детали знакового дела фотографов, обвиняемых в шпионаже. После смены режима его расследовали заново, и прокуратура пришла к выводу, что бывшие правители страны мстили им за распространение снимков крайне жестокого разгона митинга 26 мая 2011 года; в ноябре 2018-го суд признал фотографов невиновными. Одни чиновники отрицали, что вели такие разговоры, и называли записи сфальсифицированными, другие отмалчивались. Мнения комментаторов разошлись: часть считала, что записи обнародовали противники «националов», но некоторым казалось, что «утечку» организовали они сами, поскольку стремились показать, что рассматривают выдвинутые против фотографов обвинения со всей серьезностью и верят в «шпионскую версию». Впрочем, приведенный ниже отрывок относится к делу лишь косвенно – в одной из записей условный «Мерабишвили» плохо отзывался о тех, кто «что-либо представлял из себя в 90-х», и называл их «агентами», а условный «Саакашвили» поддакивал: «Да, такое было время, такие люди, поэтому они и не развились, и застряли в прошлом. Но в этом поколении больше нет мужчин, в этом их проблема». Можно долго выяснять, считал ли Михаил Саакашвили настоящим мужчиной Бидзину Иванишвили (и наоборот), который вскоре отстранил его от власти, но вопрос действительно является одним из ключевых.
Если бы мы использовали образы древнегреческой мифологии, то, вероятно, сказали бы, что в общественно-политической Грузии присутствует «проблема оскопленного отца». Многие богатые, влиятельные, брызжущие жизненной силой люди 70-х и 80-х почувствовали себя слабыми, беззащитными и беспомощными в 90-х. А те саблезубые звери, которые выжили и даже расширили влияние в период кровавого хаоса, в нулевых обнаружили, что им не хватает знаний и навыков, что какие-то хилые, но оборотистые молокососы куда более успешны в политике, бизнесе и связях с общественностью. И они страдали как Уран после того, как Кронос взмахнул серпом. Только вот история на этом не закончилась.
Страх увидеть себя обессилевшим, ненужным, отстраненным от дел и сегодня заставляет многих политиков доказывать (в конечном счете – самим себе), что они вполне современны и адекватны и вообще «еще ого-го». Они гневно отмахиваются от тех, кто пытается сказать им, что импульс «Революции роз» угас, а люди, участвовавшие в ней, в большинстве своем устали, отстали технологически, не хотят рисковать своим нынешним положением, уже неспособны сражаться в первой и даже во второй линии и могут разве что изложить вдохновлявшие их идеи для будущих поколений (Эта революция сломалась, несите новую). Но мысль о том, что их история может завершиться без кульминации с символическим реваншем, схожая по своему генезису с терзаниями «старой гвардии ГМ», наверное, причиняет им мучительную боль и заставляет сжимать штурвал и отгонять от него талантливых и энергичных младших товарищей. Далеко не каждый способен своевременно выйти из роли вождя, стать наставником, советником и, наконец, просто наблюдателем, оценивающим дело своей жизни. «Думаю, это хороший момент, чтобы остановиться», – заявил на минувшей неделе Вуди Аллен в интервью La Vanguardia. Завершив работу над последним фильмом, культовый режиссер начнет писать книги; ранее он неоднократно сетовал, что чувствует себя неуютно в мире потокового вещания. Ему, безусловно, еще есть, что сказать, но он выбирает новые формы. Увы, не все понимают, что их «хороший момент» уже наступил.
Заза Бибилашвили, вероятно, ошибался, когда предлагал «националам» доказывать, что они «в 2003-м избавили людей от убийц и насильников» не только потому, что эта тактика в конечном счете приковала бы партию к глухой и бесперспективной обороне, но и потому, что 65% неопределившихся молодых респондентов NDI вряд ли волнует, кто кем был и что делал в 2003-м, 1993-м, 1983-м и даже в 2013-м. Предыстория в лучшем случае может стать имиджевым бонусом к программе на 2023-й и последующие годы. Постоянное обращение к прошлому содержит в себе косвенное признание того, что все лучшее (чутье, энергия, вера) осталось там. Место «старой гвардии» в задних рядах, где стояли грозные, но далеко не всегда вступавшие в битву римские триарии. Однако для того, чтобы увидеть и принять свою новую роль, требуются честность и мужество, а они встречаются в грузинской общественно-политической жизни реже, чем глубокие мысли в фильмах категории В.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции