На культурной площадке SKLAD в Сухуме смотрели и обсуждали фильм «Шум» молодого абхазского режиссера Даура Ладария. Короткометражная лента была снята выпускником Московской школы нового кино Дауром Ладария в 2021-м году.
В пресс-релизе SKLADа говорится о том, что режиссер фильма стремился «сделать из небольшого отрывка реальности развернутую метафору», и «Шум» «удивительно точно показывает традиционный для современной Абхазии патриархальный порядок, гендерные стереотипы и бытовой сексизм».
Даур Ладария рассказал о том, как возникла идея фильма, и добавил, что снимал правду жизни, так как видел в ней искренность и красоту, никакого желания поднимать социальные вопросы и давать оценки своим героям у него не было. К разговору присоединилась помощник режиссера и модератор кинопоказов на SKLADе Александра Авидзба:
«Мы в киношколе просто разговаривали с преподавателями, потом на общих занятиях мы поднимали тему фильма, разрабатывали ее, потом у нас был школьный пичинг (презентация проекта), там разыгрывали небольшие деньги, но я их не выиграл. И потом просто пошел, да и снял. До пичинга допускали проекты, которые были хотя бы на уровне сценария доработаны, дальше все зависит от тебя, хочешь снимать, иди снимай, не хочешь снимать, тебя никто не выгонит.
– Даур, вы не хотели никакой социальный план в этом фильме показывать, но вы все-таки выбрали именно этих ребят, именно такую среду, почему?
Весь прикол в том, что все эти вещи – правда, жизнь, реальность, они красивые, а кино снимает красивые вещи
– Люди путают социальное и реальное. Здесь есть реальное, и оно, наверное, заслуживает, чтобы это снимать. В процессе съемки фильма или выбора, что снимать, не участвуют критерии, как это резонирует, насколько это остро и так далее. Я вообще себе такие вопросы не задавал и, надеюсь, задавать не буду. Когда я захочу какие-то социальные вопросы поднимать, я начну снимать социальные ролики, потому что социальный ролик выполняет эту задачу, а кино выполняет абсолютно другие задачи. Весь прикол в том, что все эти вещи – правда, жизнь, реальность, они красивые, а кино снимает красивые вещи, наверное, так.
Александра Авидзба: Я постараюсь объяснить. Есть мир, допустим, мы сидели здесь, и, если мы здесь поставим камеру, это не будет так кинематографично и так пластично. А если мы вернемся в этот мир, в эту реальность и включим камеру там, то это будет вкусная киношная картинка, за которой ты хочешь наблюдать, правильно же?
– Да. Но вот опять же, как наш преподаватель говорил, это очень смешная фраза, но это очень круто. Он говорил, что то, что в жизни происходит, не значит, что это правда, потому что сама жизнь тебе врет. И ты, как режиссер, должен выявлять, где здесь правда, а где ложь. И вот ложь кино не терпит вообще. Это такое искусство, очень грубое, но при этом оно радикально относится ко лжи.
– Реакция зала вас удивила? Она понятна вам?
Правильно смотреть кино тоже нужно. Не только много смотреть, но и правильно
– Я ожидал более сложной дискуссии. Вроде бы люди такие отзывчивые, но нужно больше смотреть кино и поменьше пытаться его интерпретировать, поменьше пытаться себя впихнуть в это кино. Более честно смотреть кино, учиться смотреть кадр, потом следующий кадр, потом следующий и так далее. А эти примеси про социальное, это со временем пройдет, потому что, я надеюсь, наработается насмотренность, правильно смотреть кино тоже нужно. Не только много смотреть, но и правильно.
– Даур, а об абхазском кинематографе что-то можете сказать, он вообще существует?
– Абхазское кино существует, его очень много, его только нужно снять, вот и все!»
Your browser doesn’t support HTML5
«Шум» на сухумском SKLADе
Куратор SKLADа Асида Бутба осталась довольна активной полемикой, которая состоялась после просмотра фильма, а его тему обозначила для себя как «исследование локальных маскулинностей»:
Не важно, какая она, хорошая или плохая, но для меня это было чем-то очень точным, очень узнаваемым. Я не знаю, в какой сфере лежит интерес у автора, хочет ли он продолжать дальше исследовать эту же тему, но мне как зрителю это безумно интересно
«Я, честно говоря, в восторге от фильма. Мне очень понравилось. Мне очень сильно не хватает рефлексии именно вот этой локальной чувствительности, которая здесь есть, она уникальна! Мне кажется, что с этим очень интересно работать, это такая слепая зона. Когда шла дискуссия, я это охарактеризовала как исследование локальных маскулинностей, и то, как я это для себя сформулировала, для меня максимально аккуратно звучит, потому что это именно портрет очень локальной чувствительности. Она выражается в словах, в интонациях, в поведении, очень характерна эта сцена с девушкой, когда вдруг она начинает сильно раскаляться непонятно из-за чего. Я не понимаю механизмов этого, но я знаю отлично, как это происходит. Для меня это очень точный портрет какого-то чувства или какого-то среза реальности. Он для меня очень ценен, потому что в какой-то момент все становится таким динозавром, все умирает… И, несмотря на то, что у нас поднялась дискуссия про какой-то социальный срез, про то, что эти чуваки хорошие или плохие… Я росла в Москве, в девяностые годы я заканчивала школу, и, когда я училась в девятом классе, у нас была эпидемия героиновой наркомании в школе. Это реально трагическое событие, которое сломало жизни многих моих одноклассников, многих нет в живых, и я переживала вместе с ними, поскольку я была их близким другом. Это было очень ярко, это было очень сложно, это было связано с драмами, со слезами, страхом, радостью и так далее. Сегодня, повзрослев и уйдя в совершенно другую сферу жизни, я понимаю, что это было большим опытом. И я год назад в книжном магазине прикупила книжку, которая называется «Криминальный Татарстан». В этом «Криминальном Татарстане» отражена история сорока лет татарских воров в законе и всех, кто пытался быть ворами в законе. С тех пор мне интересно, что это все такое? Что это за энергия и чем живут эти люди? И здесь, когда я смотрела фильм, у меня было ощущение, что это прикосновение какой-то очень сильный энергии. Не важно, какая она, хорошая или плохая, но для меня это было чем-то очень точным, очень узнаваемым. Я не знаю, в какой сфере лежит интерес у автора, хочет ли он продолжать дальше исследовать эту же тему, но мне как зрителю это безумно интересно.
– Если спросить тебя, о чем этот фильм, какая у него тема, ты можешь сформулировать?
– Да, вот я и сформулировала ее как исследование локальных маскулинностей: этих подъемов, этой фрустрации, в чем все это выражается, их «бычки» какие-то и эта потерянность одновременно. Мне показалось, что это исследование большого сюжета».
Своим мнением и впечатлениями о фильме поделилась София, она не так давно живет в Абхазии, но, как оказалось, ей уже хорошо знаком тот «пацанский мир», фрагмент которого запечатлел Даур Ладария:
Было двойственное чувство от того, что тебе нравится эта картинка и хочется присутствовать в ней подольше, но в то же время эти герои у тебя не вызывают приязни, а, наоборот, вызывают неприязнь
«Мне было очень приятно смотреть фильм, потому что я люблю Сухум, люблю его любые запечатления. Он снял его очень профессионально, и все эти приемы присутствовали и окунали нас в это конкретное ощущение города. И было двойственное чувство от того, что тебе нравится эта картинка и хочется присутствовать в ней подольше, но в то же время эти герои у тебя не вызывают приязни, а, наоборот, вызывают неприязнь. И вот это двойственное ощущение, что тебе хочется продолжения и не хочется, что смысл как бы есть и его нет, этим мне понравилась работа режиссера. Он сам сказал, что это – не социальный ролик, ни к чему не призывающий, и в то же время призывающий, это было очень завуалировано и непрямолинейно, а кто-то наоборот увидел в нем прямолинейность».
София также отметила ценность состоявшейся дискуссии, она считает, что таких встреч должно быть больше, чтобы молодые люди не боялись высказываться:
Молодежь не может себя проявлять так, как ей бы хотелось. Потому что идеалы и авторитеты у того послевоенного поколения искажены, все равнялись на каких-то бандитов и непонятно на кого, и это превратилось в непонятно что
«Мало таких мероприятий, на которых мы сидим и обсуждаем абхазский кинематограф. Хотелось бы больше всего этого. Здесь не принято осуждение, у нас нет свободы слова, потому что здесь общество традиций. Они ведь там выпивали и думали, что делают это как застолье, для них это было частью культуры. Но они осквернили эту культуру тем, что они не умеют пить. Фильм о том, что мы каждый день видоизменяем культуру не в лучшую сторону. Это то, что не ведет к хорошему, мы это понимаем на интуитивном уровне. Это ведет к таким негативным последствиям, как аварии, как необоснованный патриархат, к неравноправию в той среде, в которой мы находимся. Потому что молодежь не может себя проявлять так, как ей бы хотелось. Потому что идеалы и авторитеты у того послевоенного поколения искажены, все равнялись на каких-то бандитов и непонятно на кого, и это превратилось в непонятно что. Люди, которые ничем не занимаются, которые мнят себя кем-то, – это ужасно, потому что мы понимаем, что это что-то нехорошее, что-то плохое. Автор фильма говорил о том, что он это не осуждает, он как раз нас наводил на то, что мы тут все их осудили, а мы не должны это осуждать. Но он ведь сам все-таки осуждает в глубине души? Иначе он бы не снял это так, этот фильм не был бы таким депрессивным, не была бы такая серая гамма, такой душный воздух, эти терзания главного героя как раз таки дают нам сигнал, что что-то не то, и мы его улавливаем!»
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия