Легко ли быть иностранным агентом?

Красный треугольник – политический преступник, шпион, дезертир; розовый треугольник – гомосексуалист; лиловый треугольник – свидетель Иеговы; черный треугольник – асоциальный элемент… Метки на робах узников концлагерей помогали надзирателям сортировать их, и были инструментом социальной стигматизации, подобно желтой звезде, которую заставляли носить евреев. Знаки на одежде и клейма на телах заключенных сегодня кажутся кровавыми отпечатками прошлого. Когда в 2001-м Талибан принуждал представителей индуистского меньшинства носить желтые отличительные повязки, это вызвало протесты во всем мире. Часть американских законодателей тогда ходила с желтыми значками «I am a Hindu» (Я – индус). Из акций последующих лет, участники которых символически ассоциировали себя с преследуемыми группами, наиболее памятным для нас является флешмоб российских демократов «Я – грузин» против депортации 2006 года. Современные режимы не клеймят недовольных раскаленным железом, но всегда стремятся хоть как-то промаркировать их, чтобы в случае необходимости быстро навести на их след охранку и обработанное пропагандой общественное мнение, словно двух немецких овчарок, – вторая из них менее сметлива, но очень кровожадна.

Законопроект движения «Сила народа» «О прозрачности иностранного влияния» стоит рассмотреть не только в контексте политической борьбы, но и стигматизации, поскольку метка «агент иностранного влияния» может принести немало бед. Если парламент примет его, некоммерческие организации и телекомпании, которые получают свыше 20% доходов от зарубежных госструктур или юридических лиц, а также иностранных граждан, должны будут регистрироваться в реестре агентов иностранного влияния (ограничения не распространяются на спортивные федерации и грузинские государственные организации; исключение сделано для доходов от рекламы). За уклонение от регистрации и другие нарушения предусмотрены внушительные штрафы – от 10 до 25 тысяч лари; контроль за соблюдением закона возлагается на Министерство юстиции. Лидеры «Силы народа» утверждают, что источником их вдохновения послужили похожие законы демократических стран – Foreign Agents Registration Act (FARA) в США, FITSA в Австралии и др. Их оппоненты говорят о российских и венгерских корнях инициативы. Официальный представитель Госдепартамента США Нед Прайс указал на угрозу для демократического развития Грузии и ее евроатлантических перспектив и добавил: «Судя по всему, грузинский законопроект основан на соответствующих законах России и Венгрии, а не на FARA или каких-то других американских законах». Но прежде чем углубляться в сравнительный анализ иностранного законодательства, вспоминая известную метафору о молотке полезном в мастерской плотника и крайне опасном в руках серийного убийцы, следует обратить внимание на цель, обозначенную грузинскими депутатами.

Один из лидеров «Силы народа» Гурам Мачарашвили заявил: «Исходя из принципов гласности и прозрачности, обществу должны быть известны не только источники доходов политиков, принимающих решения. Также для него должны быть прозрачны источники доходов субъектов (НКО и СМИ), которые стремятся влиять на публичные решения и принимают участие в формировании общественного мнения или в дискуссиях, сопутствующих принятию законов и решений законодательной и исполнительной властью». А депутат правящей «Грузинской мечты» Михаил Сарджвеладзе сказал: «Общество имеет право видеть, кто и как финансируется, на основе каких средств осуществляет свою деятельность… Я думаю, что проблема прозрачности действительно существует, общество действительно знает не все о том, кто, из какого фонда, откуда и как финансируется и на что употребляет эти средства». Поддержку законопроекту в той или иной форме выразили и другие депутаты «Мечты», поэтому, как и в связи с прежними инициативами «Силы народа», сразу же возникло подозрение, что истинный заказчик – правящая партия, об этом много говорили и оппозиционеры, и независимые комментаторы. Но важнее другое: сторонники законопроекта постоянно подчеркивают, что не стремятся покарать или ограничить кого бы то ни было, а хотят помочь общественности идентифицировать «иноагентов» т. е. в фокусе их внимания находится не выявление правонарушений, а метка, которую легко нанести и опознать.

Соответствующие российские нормы ужесточались постепенно, да и Виктор Орбан сначала протолкнул закон, обязавший венгерские НКО, которые получают свыше 24000 евро из-за рубежа, проходить перерегистрацию и помечать свои публикации, а затем ввел жесткие меры против организаций, работающих с мигрантами (штрафы, высылка иностранных сотрудников и т. д.). Не исключено, что и грузинские власти чуть позже, с помощью поправок, превратят новый закон в эффективный карательный механизм, несмотря на то, что на данном этапе они не хотят предоставлять зарубежным оппонентам дополнительные поводы для критики. Однако такие предположения могут увести дискуссию в сторону от ключевой мысли: закон опасен даже в нынешнем виде. И почти наверняка будет использован как простой и действенный политтехнологический инструмент, позволяющий проводить разделительные линии по принципу «свой-чужой» – он весьма актуален в пропитанной компенсаторным национализмом стране (там - иностранные агенты, следовательно, здесь – истинные патриоты и т. д.). Политическое доминирование «Грузинской мечты» требует постоянного подновления угрожающего образа «конституирующего Другого». Именно поэтому пропагандистская машина вводит в оборот новые маркеры вроде «глобальная партия войны», «агентократия», продолжая эксплуатировать старые, такие как «враги нации», «враги Церкви». Ничего нового в этом нет – республика живет в таком режиме со времен распада СССР, наследуя его политическим и пропагандистским традициям. Но попытка легализовать подобные ярлыки, подвести под них юридическую основу предпринимается впервые. Авторы законопроекта то и дело говорят, что слово «агент» не нужно приковывать к наиболее мрачному, связанному со спецслужбами смыслу, и указывают на другие значения – «представитель», «проводник интересов» и т. п., но их замечания не нейтрализуют крайне негативные ассоциации, к тому же власти вряд ли хотят этого (скорее наоборот).

Истошный вопль «Вы – агенты Кремля!» сопутствует современной грузинской политике со дня ее рождения. Звиад Гамсахурдия использовал этническую мобилизацию в своих интересах, и, поскольку его оппоненты, будучи такими же грузинами, претендовали на активное участие в общенациональной дискуссии, радикалы стремились промаркировать как неправильных, «нечистых» соплеменников, к которым нельзя прислушиваться. Ярлык «Агент КГБ» бездоказательно навешивали в период национально-освободительного движения столько раз, что к моменту распада СССР его, как правило, воспринимали с усмешкой. В те же годы широко распространилась шутка о генерале КГБ, который якобы попросил передать известному лицу, засыпавшему его запросами: «Если он не успокоится, то узнает не только, кто донес на его отца, но и на кого донес его дедушка». При этом для выявления и разоблачения настоящих иностранных агентов в тот период практически ничего (расследования, суды и т. д.) не делалось. Новое руководство интересовал, прежде всего, пропагандистский, психологический аспект, возможность пометить своих оппонентов как проводников чужих интересов, врагов нации. Постоянные разговоры об агентах напоминали безудержную чеканку монет в Средние века – произошла неизбежная девальвация слова и смысла.

В первые годы правления Шеварднадзе произошло интересное раздвоение: сторонники новых властей упоминали агентов с иронией, высмеивая «звиадистов» и их пропаганду, и в то же время со всей серьезностью говорили, например, о бывшем главе Госбезопасности Игоре Гиоргадзе и политиках-проводниках российских интересов. После того, как в Грузии появились и усилились первые неправительственные организации, некоторые руководители правящего «Союза граждан» увидели в них союзников своих оппонентов-младореформаторов, после чего с их подачи в консервативной, в том числе и околоцерковной печати, начались бесконечные рассуждения о связи грузинских НКО с враждебными замыслами Сороса, угрозах глобализации, либеральном интернационале и коварном масонстве. Основным инструментом оставалось публичное, позорящее обвинение, об уголовном преследовании подрывных элементов речь в 99% случаев вообще не велась. Ближе к концу правления Шеварднадзе окончательно оформился своеобразный «агентурный детерминизм», в рамках которого любые явления общественно-политической жизни рассматривались сквозь призму борьбы иностранных правительств, спецслужб и их агентов. В нем, словно в зеркале, отразилась структура местной элиты с иерархией связей патронов и клиентов – каждый из последних, действуя в политическом и медийном пространстве, непременно рассматривался как «чей-то человек». В его независимость не верили, либо рассматривали ее как редкую аномалию – это отношение актуально по сей день.

При Саакашвили оппозиционеров описывали как проводников интересов Москвы так же часто, как при Гамсахурдия. Характерным примером такой пропаганды был фильм «От ноября до ноября» о политическом кризисе 2007 года, в котором контакты оппозиционеров с представителями России преподносились как однозначное доказательство их враждебной сущности. Официальное расследование гипотетического антигосударственного заговора при этом не проводилось. Если бы к «Делу пилотов» и «Делу фотографов», о котором речь пойдет чуть ниже, добавилось «Дело оппозиционеров» с такими же сомнительными уликами и полученными под давлением показаниями, режим почти наверняка подвергся бы серьезной критике западных партнеров. Поэтому он называл политиков вражескими агентами исключительно в рамках агрессивных пропагандистских кампаний, что в очередной раз обесценило ряд понятий – об агентах и шпиономании начали постоянно шутить.

После смены власти тема на какое-то время отошла на задний план, но чем более сложным становилось положение «Грузинской мечты», тем чаще она прибегала к уловкам предшественников, связывая свои проблемы с происками агентов могущественных внешних сил. Ее пропаганда клеймит как агентов Кремля, так и коллективного Запада («глобальной партии войны» и т. д.), просто в последнем случае лидеры правящей партии не озвучивают скандальные обвинения сами, а используют промежуточное звено – вышедших из ее состава (возможно, именно с этой целью) депутатов «Силы народа» и прикормленных экспертов, предоставляя им трибуну в проправительственных СМИ.

Власти разыграли стандартную двухходовку. Вбросив в информационное пространство выдержки из законопроекта и, прежде всего, словосочетание «агент иностранного влияния», они, по всей видимости, полагали, что их оппоненты в очередной раз прибегнут к поверхностным аналогиям, позволяющим без особого труда промаркировать инициативу властей как «пророссийскую», «путинистскую» (там «иноагент» и здесь «иноагент» – к чему углубляться в детали?) Когда это произошло, член «Силы народа» Дмитрий Хундадзе еще раз повторил, что грузинский законопроект представляет собой облегченную версию американского «Foreign Agents Registration Act (FARA)» и предложил «Давайте переведем американский вариант слово в слово, один к одному. Скажут ли они и тогда, что это российский вариант?» Стало ясно, что критиков скоро попытаются поставить перед выбором: поддерживаешь грузинский законопроект или критикуешь американский закон (или, например, израильский закон «О прозрачности некоммерческих организаций»). Схожим образом «Грузинская мечта» поступила с антиолигархическим законом – дала оппозиции возможность разогреть тему, затем перевела украинский вариант слово в слово (он плохо подходит к грузинскому контексту и в целом выгоден властям) и подвела оппонентов к развилке: поддерживаешь законодательную инициативу или вступаешь в заочную полемику с авторами украинского закона и европейскими партнерами. Дискуссия на эту тему предсказуемо прекратилась.

Главный ресурс гибридных режимов – умение мимикрировать, копируя демократические формы и отбрасывая содержание: в Америке выборы и у нас выборы, в Америке FARA и у нас тоже фара. Многие комментаторы внимательно изучают американский закон, который сначала был инструментом противодействия пропаганде тоталитарных держав (прежде всего, нацистской Германии), а затем стал средством контроля за продвижением иностранных интересов. Но юридические нюансы могут заслонить коренное отличие – сильная, независимая судебная система США не позволит исполнительной власти использовать закон как дубинку, как она не позволяла этого до сих пор, в куда более суровые времена. Авторы инициативы постоянно подчеркивают, что предложенный ими закон мягче, чем FARA, и ставит своей целью информирование общественности путем регистрации «иноагентов». Что интересует их в большей степени – наказание реальных злоумышленников, наносящих урон грузинскому государству, или возможность пометить оппонентов и мобилизовать против них общественное мнение так, как это делают их венгерские и российские коллеги? Ведь превращение ярлыка «иноагент» в ярлык «враг народа» является для пропагандистской машины сугубо технической, достаточно простой операцией.

В Уголовном кодексе есть статьи, предусматривающие наказание за шпионаж, саботаж и заговор с целью свержения власти – ряд неплохих законов позволяет спецслужбам эффективно выполнять свои обязанности. Работа органов финансового контроля обеспечена еще лучше: скрыть махинации и тем более каналы тайного финансирования весьма сложно. Если в каких-то НКО или телекомпаниях происходит что-то незаконное, власти располагают всеми инструментами для того, чтобы это пресечь. Легальное получение средств из зарубежных фондов преступлением не является – в 90-х оно было похоже на переливание крови, которое позволило гражданскому обществу родиться и сделать первые шаги. Позже появились и местные источники, впрочем, согласно исследованию CRRC, в 2018 году 64,4% доходов общественным организациям приносили зарубежные гранты, тогда как пожертвования физических лиц – 17,6%, членские взносы – 13,5%, средства, полученные от бизнеса – 9,0%, государственное финансирование – 19,8%, доходы от собственной экономической деятельности – 23,9%, другие источники – 11,3%. Отношения с бизнесом заслуживают отдельной ремарки – часть предпринимателей не хочет сотрудничать, так как боится даже опосредованно соприкоснуться с политикой и вызвать недовольство властей. А некоторые, вступая в переговоры, нередко ведут себя так, будто собираются прикупить новых рабов (метафора из частной беседы с руководителем одной из НКО). С другой стороны, многие бизнесмены грубо нарушают права наемных работников, и сближение с ними зачастую кажется активистам морально неприемлемым. Отношения с госструктурами также связаны с рядом моральных и политических рисков, причем они обычно проявляются не сразу, а по мере углубления сотрудничества. Если судить по данным CRRC, значительная часть общественных организаций может быть внесена в реестр «агентов иностранного влияния», поскольку они получают свыше 20% дохода извне, в том числе и от тех западных структур, которым власти то и дело клянутся в вечной любви. «Грузинская мечта» и ее сателлиты уже сегодня описывают часть НКО как нечто инородное по отношению к нации и, вероятно, с удовольствием примутся использовать ярлык «иноагент», дискредитируя не только эти организации, но и продвигаемые ими универсальные демократические принципы, несовместимые с «суверенной демократией» местного разлива.

Смене власти в Грузии всегда предшествовали призывы к либерализации и соблюдению прав человека – тому есть множество примеров, начиная с хрестоматийного «Заявления Католикоса-Патриарха и группы общественности» (см. «Сакартвелос республика» от 14.09.1991) и заканчивая посланием Иванишвили о вступлении в политическую борьбу. В этот период оппозиционеры активно заимствуют демократические идеи и лозунги, цитируют отчеты правозащитников и т. д. Позже, описав сложную, но предсказуемую траекторию, основатели нового режима «закручивают гайки», отбрасывают либеральную риторику и пытаются опереться на национализм, консерватизм и клерикализм. Если бы машина времени дала избирателям 2012 года возможность услышать нынешние рассуждения обслуживающих «Грузинскую мечту» комментаторов об «агентократии», они вряд ли поверили бы своим ушам. Стартовали неплохо, а получилось как всегда: путь, начавшийся с призыва к освобождению от тирании, завершается поиском вражеских агентов в темных углах.

В июле 2011-го сотрудники МВД задержали группу фотографов – их обвинили в шпионаже. Как выяснилось позже, власти таким образом отомстили им за распространение снимков, запечатлевших зверский разгон митинга 26 мая 2011 года. В 2017-м были осуждены двое силовиков, которые выдавливали из них показания, а в 2018-м апелляционный суд полностью оправдал фотографов. Но в июле 2011-го мало кто надеялся, что история закончится именно так, и, когда власти принялись твердить, что обвиняемые признали свою вину и только поэтому выйдут на свободу в рамках процессуального соглашения, несколько десятков журналистов и гражданских активистов устроили флешмоб «Я признаю!» и «сознались» в совершении чудовищных преступлений, которых, разумеется, никогда не совершали (автор, например, рассказал о том, как 22 ноября 1963 года находился в Далласе и успел заметить, как прекрасно выглядит Жаклин Кеннеди, прежде чем перевел ствол винтовки левее; другие объявляли себя шпионами, врагами и т. д.). Масштаб сетевой акции был скромным, но она сильно нервировала представителей и сторонников режима, поскольку подчеркивала абсурдность их обвинений и патетических заявлений. Возможно, этот прием следует использовать еще раз и провести акцию «Я – агент!» (агент свободы, демократии, родной страны, а хотя бы и любви) – значки, майки, статусы в социальных сетях, «банкеты агентов» позволили бы нейтрализовать свинцовую серьезность «агентурного дискурса» и в очередной раз выставить режим глупым и жалким. Апелляция к комическому порой имеет серьезное практическое значение.

Стальными нервами могут похвастаться не все – активист, нырнувший в водоворот общественно-политической жизни, скорее всего, просто отмахнется, если его назовут (ино)агентом, но его дети, родители или бабушка с дедушкой, вероятно, воспримут это очень болезненно. Изучив кампании травли, которые организуют т. н. патриотические группы в России против враждебных, по их мнению, элементов (скоординированные атаки в соцсетях, знаки на дверях, телефонные звонки и т. д.), мы убедимся, что их родным и близким приходится очень плохо. Если законопроект не пройдет, но значительная часть общества будет по-прежнему со всей серьезностью вслушиваться в рассуждения об «агентократии», проблему социальной стигматизации не удастся снять с повестки дня, поскольку правящая партия изыщет иные способы нанесения позорящих меток и продолжит убеждать население в том, что все сотрудники НКО и оппозиционных телекомпаний являются агентами иностранного влияния и, следовательно, врагами нации. Если же ее усилия будут высмеяны, то неоднократно выручавшая грузин игристая, пьянящая ирония позволит предотвратить возможные психологические травмы.

В июле 2022 года председатель «Грузинской мечты» Ираклий Кобахидзе вышел из себя и оскорбил журналистку телекомпании «Мтавари Архи», которая спросила, был ли его отец агентом КГБ (это заявление сделал один из украинских политиков). И он, вероятно, сможет представить, как прореагируют дети «агентов иностранного влияния», когда сверстники или какие-нибудь незнакомцы в сквере спросят, кем в действительности являются их родители, или пришлют им выписку из реестра иноагентов. Необходимо еще раз повторить, что слово «агент» в Грузии имеет очень непростую историю, оно не очищено от грязных, позорящих ассоциаций, поэтому последствия манипуляций с ним непредсказуемы.

Промежуточная цель этой и других похожих кампаний – победа на парламентских выборах. С сугубо технологической точки зрения их в Грузии обычно выигрывает тот, кто проводит разделительные линии таким образом, чтобы оказаться во главе большинства в рамках биполярной системы «свои-чужие» – процесс можно уподобить конкурсу рисования мелом на асфальте. Избирателю предлагают иллюзию морального превосходства «над чужими» и ощущение единства со «своими», обращаясь не столько к его разуму, сколько к глубинным слоям бессознательного. Постоянная игра на инстинктах и националистических чувствах банальна и в то же время крайне эффективна, особенно сейчас, когда оппозиция напоминает бездарного боксера в нокдауне и реагирует на действия властей лишь рефлекторно. Всем, кто беспокоится о будущем грузинской демократии, стоит задуматься о формах сопротивления принятию закона «О прозрачности иностранного влияния» и его превращению в инструмент господства «Грузинской мечты». Но вместе с тем важно понять, что он появился не на пустом месте и стигматизация оппонентов стала главным двигателем политической и общественной жизни Грузии десятилетия назад – ее используют не только расчетливые негодяи, но и практически все жители страны. Общество привыкло к ней, как к отравленному выхлопными газами воздуху и загрязненной воде, и это куда более серьезная проблема, чем нейтрализация одной законодательной инициативы. Наверное, стоит открыть «Клуб агентов», чтобы под головокружительные рулады иностранного, но еще не запрещенного саксофона провести там жаркую дискуссию на тему «Что делать?». А после этого непременно сделать хоть что-то хорошее.

Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции

Подписывайтесь на нас в соцсетях