Летняя прогулка с дьяволом по Москве

Идея создания группы «Вагнер» оформилась в российском Генштабе и была реализована его Главным управлением (ранее Главное разведывательное управление – ГРУ). Ее ядро составили бывалые офицеры спецназа. «Вагнер» мыслился как средство проецирования силы за рубежом в двусмысленных с политической и правовой точки зрения ситуациях. Поначалу речь шла о высокопрофессиональном, относительно небольшом формировании, своего рода хирургическом инструменте, но участие в боевых действиях на востоке Украины и в Сирии привело к росту его численности и выполнению новых задач в «серой зоне» за пределами правового поля. После полномасштабного вторжения 2022 года, некоторые источники сообщали, что «Вагнер» должен был провести стремительную операцию в Киеве, чтобы нейтрализовать военно-политическое руководство Украины и запугать жителей столицы, действуя в духе спецназа ГРУ. Затем началась трансформация этой группы, превратившая ее в весомый политический фактор.

«Нам неоднократно говорили, что холодная война закончилась и Запад ее выиграл. Это правда лишь наполовину, – писал бывший президент США Ричард Никсон в марте 1992-го: Коммунисты проиграли холодную войну, но Запад еще не выиграл ее. Коммунизм рухнул, потому что он провалился. Сегодня суду подвергается свобода. Если она не принесет лучшей жизни, мы станем свидетелями не возвращения к коммунизму, а рождения нового деспотизма, когда люди променяют свободу на безопасность и вверят свое будущее в старые руки с новыми лицами. Россия – ключевая страна, где будет выиграна или проиграна последняя битва холодной войны».

Перечитывая «Меморандум Никсона» три десятилетия спустя можно восхищаться прозорливостью автора и размышлять о том, было ли произошедшее неизбежным. Но есть более важные вопросы и выступление группы «Вагнер» вновь сделало их актуальными. Достиг ли «новый деспотизм» финальной стадии развития или все еще продвигается к ней? Может ли случиться худшее?

Многие люди, которые пострадали от действий Кремля, потеряли близких, стали беженцами или подверглись репрессиям, будто бы отталкивают определение «хуже Путина» – для них оно относится к сфере немыслимого, как словосочетание «хуже Гитлера» для жертв нацистского режима. Однако, мы можем провести мысленный эксперимент и представить, что бомба Штауффенберга все же убила фюрера, но операция «Валькирия» провалилась и к власти в силу обстоятельств пришел даже не Геринг, который считался официальным преемником, а Гиммлер. Глава СС, сочетая энергию фанатиков и навыки прагматиков из своего ведомства, мог создать неимоверно жестокую и более эффективную систему, чем Гитлер, быстро терявший когнитивные способности в 1944-45 годах. Это не спасло бы Третий рейх, но его сопротивление могло затянуться и жертв было бы больше. История неоднократно доказывала, что одно чудовище во дворце нередко сменяет другое, более кровожадное, сильное и хитрое. Худшее возможно всегда и зачастую оно внезапно. С 2012 года в прессе – то в Mirror, то в Politico – иногда всплывает фраза: «Путин – это дьявол, которого мы знаем». Обычно она указывает на опасность, исходящую от «неизвестного дьявола», возможно, более эффективного.

Владимир Путин не становится моложе и энергичнее – его следующий президентский срок под вопросом не только потому, что с ним России будет трудно выйти из войны и из-под санкций. Элитные группировки борются за влияние на стареющего президента и ждут от него уже не уравновешивающего арбитража, а легитимации их политических проектов, связанных с постпутинской эпохой. Баланс превратился для Путина и его сверстников из ближайшего окружения в самоценный ресурс, он продлевает их политическое (а в радикальном варианте – физическое) существование, но рано или поздно будет нарушен в пользу победителей. Правитель и его приближенные стремятся растянуть этот промежуточный период и достичь в его рамках максимально возможного равновесия. Еще в 1901 году, обращаясь «к царю и его помощникам», Лев Толстой писал: «Виноваты не злые, беспокойные люди, а правительство, не хотящее видеть ничего, кроме своего спокойствия в настоящую минуту». Страх перед «беспокоящими», опасными в краткосрочной перспективе, но стратегически необходимыми реформами подталкивал и тогдашнее и нынешнее руководство к политике паллиативных решений.

Министр обороны Сергей Шойгу долго расширял свою «империю влияния» и многие властные группировки ельцинского, а затем и путинского периода признали в нем вожака. Его противники сделали ставку на периферийные по отношению к ним силы, в том числе на тех армейцев, которые считают, что были унижены и обделены в процессе формирования новой элиты после распада СССР, других недовольных силовиков и управленцев среднего и отчасти высшего звена. Стремление превратить войну в «грузовой социальный лифт» и использовать в своих интересах схватку старых элитных групп не является необычным – нечто похожее когда-то происходило в Европе, затем в Латинской Америке и Африке. Но важно отметить, что в российском случае смертельно опасное решение вступить в политическую борьбу не самозародилось в среде молодых офицеров и чиновников – его тщательно сконструировали и имплементировали такие же опытные и, возможно, более решительные люди, чем Сергей Шойгу.

Весной 2022 года надежды российского руководства на быстрое и победоносное завершение войны рухнули. Необходимость усиления действующей в Украине группировки подталкивала его и к мобилизации заключенных, однако было крайне рискованно вливать их непосредственно в ряды армии, которая едва справлялась с консолидацией сил и средств. Мораль и степень управляемости и без того снизились, а наработки 80-летней давности мало что давали в современных условиях; армейские начальники стали активно использовать заключенных лишь месяцы спустя, изучив полученный ЧВК опыт. А до того Путину был предложен план создания на базе группы «Вагнер» изолированного от «линейных частей» конвейера по превращению зеков, а также завербованных «на воле» деклассированных элементов в бойцов с последующим разменом их жизней на продвижение вперед (Соледар, Бахмут). В процессе производства пушечного мяса из лагерной пыли «Вагнер» быстро разросся до размеров армейского корпуса, а связанная с ним брутальная этика и эстетика начала восприниматься в качестве форм самовыражения многими вытесненными на социальную обочину лицами.

Здесь можно сделать два противоречащих друг другу вывода. Упомянутое Толстым стремление к «спокойствию в настоящую минуту», несомненно подталкивало Кремль к решению о трансформации группы «Вагнер», несмотря на крайне опасное (но в относительно отдаленной перспективе) «раздвоение» действующей армии, подрыв принципа единоначалия, правовой хаос и т. д. Но с другой стороны, Путину могли указать на необходимость создания противовеса Сергею Шойгу, влияние которого в силовых структурах в условиях войны значительно увеличилось бы, если б ему не оказывали сопротивления. Группа «Вагнер» не была единственным элементом противовеса. Ее обслуживала огромная информационная сеть, включавшая в себя медиа-группу «Патриот», «фабрику троллей», группы социологов, хакеров и т. д. – она также сформировалась в результате серии ситуативных решений для пропаганды на Западе и маргинализации оппозиции. Подпитывали эти структуры не только контракты Минобороны с компаниями Евгения Пригожина, но, возможно, и трудноуловимые денежные потоки, которые перемещаются где-то между африканскими шахтами и сирийскими нарколабораториями и иногда внезапно концентрируются в назначенной точке. Не хватало разве что политической составляющей – движения или партии, но в последние месяцы медиа-структуры Пригожина начали консолидацию «рассерженных патриотов», сливая, словно капельки ртути, в единое кредо популистские, националистические, а порой и явно фашистские лозунги. Сам Пригожин отправился в откровенно политическое турне; с ним заигрывали многие лидеры общественного мнения. На все это, должно быть, указывал Шойгу, убеждая Путина, что процессы выходят из-под контроля, и, возможно, вспоминал циничную апрельскую реплику Пригожина «Мысль интересная… Мы не думали» в связи с гипотетическим походом группы «Вагнер» на Москву. В конце концов, Путин поддержал инициативы Шойгу о подписании ЧВК контрактов с Минобороны и тот параллельно принялся перекрывать каналы перекачки бюджетных средств в кассу Пригожина. Искушенный в аппаратных и коррупционных играх министр вряд ли изначально предполагал, что его оппоненты готовы (и готовятся) пойти дальше – перевернуть игорный стол, используя такие технологии политической борьбы, которые в наши дни считаются зазорными даже в самых отсталых странах.

Кто-то полагает, что Пригожин единолично распоряжался огромным конгломератом, созданным во многом благодаря ресурсам ГРУ (по крайней мере в части подготовки бойцов). Кому-то кажется, что его контролируют люди, ведущие игру на уровне Кремля и Генштаба, и они, на взаимовыгодной основе, используют его как умелого дельца и медийного фронтмена. Второе предположение может подкрепить то обстоятельство, что в отношениях с Шойгу Пригожин действовал как «человек-торпеда», словно важнее всего для него была не собственная политическая выгода, а подрыв влияния и амбиций министра обороны – это радовало противников последнего не только в Кремле, но и в его ведомстве. Они могли использовать в своих интересах взаимный урон, который наносили друг другу Пригожин и Шойгу – совершенно неравноценные фигуры в понимании чиновничьей элиты.

При позиционировании группы «Вагнер» использовались жесткие, характерные для полукриминального бизнеса схемы: собственное совершенство подчеркивалось за счет унижения визави. Соперничество между разными подразделениями неизбежно, поэтому совместные действия иранской армии и отрядов КСИР, вермахта и войск СС всегда сопровождались пропагандой «боевого братства». Возвеличивающие «Вагнер» СМИ указывали на неэффективность российской армии, наемники нередко избивали военнослужащих и издевались над ними, а Евгений Пригожин, матерясь, кричал на фоне трупов: «Шойгу! Герасимов! Где боеприпасы?!». Сегодня множество людей в России считает, что (если выражаться просто) Пригожин лучше Шойгу, потому что он более эффективен. А цена такой эффективности игнорируется, как в период установления фашистских диктатур в Европе. По сути, это эффективность кувалды, разбивающей череп человека, приговоренного к смерти какими-то неизвестными отцами-командирами.

В 1931 году в СССР не самым большим по тем временам пятитысячным тиражом издали книгу А. Нейберга «Вооруженное восстание» (впервые опубликована в 1928-м на немецком). Под этим псевдонимом скрывался красный латышский стрелок Август Гайлис, которого Москва направила в Германию, а затем в Китай в качестве военного инструктора для помощи местным коммунистам. Он дослужился до высоких чинов в советской военной разведке и был расстрелян в 1937-м. В книге он суммирует опыт нескольких восстаний, городских боев и излагает свои выводы: «От успеха и неудач боевых действий в первые, примерно час-два будет в сильной степени зависеть весь ход дальнейшей борьбы. Внезапность в условиях борьбы за власть в городе имеет колоссальное значение… Необходимо при организации восстания в любых условиях всегда выдвигать задачу своевременной ликвидации головки [т. е. руководства противника] и стремиться разрешить эту задачу одновременно с началом общего выступления… Руководство восстанием должно определить, какой из объектов восстания является главным, овладение каким объектом в первую очередь создает сразу резкий перелом в соотношении сил в пользу восставших. В зависимости от этого необходимо распределять силы и средства борьбы» и т. д. Это и другие похожие сочинения формировали кредо боевиков Коминтерна, а позже и спецназа ГРУ, который всегда стремился действовать молниеносно, чтобы ошеломить и обездвижить более крупные, но инертные силы противника, парализуя центры принятия решений. 23-24 июня 2023 года никаких атак и актов саботажа в Москве, совмещающей функции сердца и мозга российского государства, не произошло, хотя выступление почти наверняка готовили компетентные планировщики. Происходившее напоминало не просчитанный профессионалами переворот, а радикальную демонстрацию недовольства; военные и (реже) сотрудники других силовых структур время от времени устраивают что-то похожее в Африке (не так давно устраивали и в Латинской Америке) – при этом смещение главы государства изначально (!) не предусматривается, хотя по ходу дела случалось всякое. Из-за целого ряда странностей и неувязок может возникнуть вопрос: было ли произошедшее попыткой захвата власти, кульминацией процесса или лишь продуманным шагом на пути к ней?

Многие комментаторы справедливо замечали, что скрыть подготовку к масштабному выступлению (и даже к перемещению столь крупных колонн) очень сложно, тем более в накаленной атмосфере, за считанные дни до (не)подписания ЧВК контракта с Минобороны, когда обе стороны интерпретировали тревожные сообщения в негативном ключе. Но что мог сделать Шойгу с помощью Герасимова? Окружить множество бывалых бойцов в опасной близости от зоны боевых действий? Через 5 минут после этого пригожинские СМИ завопили бы, что обезумевший тувинский коррупционер убивает русских героев. Противодействие идущей на Ростов колонне также являлось проблематичным – в те часы ее продвижение все еще могло быть залегендировано и как «поиски справедливости», и как попытка демонстративно сдать технику на склады МО (Пригожин озвучил вторую версию уже после выступления, но ее распространяли в сети Telegram и до него, по всей видимости – целенаправленно). Активизация не бог весть каких правительственных сил на этой стадии также вела к сюжету «Безумный тувинский коррупционер убивает…» и т. д. Возможно, Шойгу был вынужден дожидаться момента, когда «Вагнер» грубо нарушит закон у всех на виду при том, что концентрация правительственных войск шла относительно медленно. И они, судя по заявлению главы Росгвардии Виктора Золотова, готовились пресечь некие «провокации» в Москве, более чем вероятные в рамках «логики переворота» – однако, на деле ничего неожиданного в столице не произошло. Острая фаза кризиса завершилась переговорами, отказом от уголовного преследования мятежников и уходом их части в Беларусь (это решение труднее всего воспринять как спонтанное, выработанное в ходе импровизации) под «крышу» Лукашенко, сделавшего свою ставку во внутрироссийской борьбе – там Шойгу будет непросто до них дотянуться. Кто выиграл раунд «по очкам» – министр обороны или его оппоненты?

Проблема консолидированной Шойгу группы заключается в том, что в ее случае претензия на власть персонифицирована в большей степени, чем в случае ее противников. В раскрутку Пригожина вложены значительные ресурсы, но он не связан таким количеством политических, внутриэлитных обязательств (они, грубо говоря, были ему «не по чину»), и в определенных условиях его можно заменить. Если он растворится где-нибудь в Африке, балтийских водах, подмосковном суглинке, контроль над его военно-информационной империей, ряд ключевых узлов которой сегодня недосягаем не только для Шойгу, но отчасти и для Путина, скорее всего, перейдет в весьма компетентные руки. Могущественный министр сегодня выглядит ослабшим, к тому же он и Герасимов поставлены перед необходимостью воевать хорошо (а это непросто) – «рассерженные патриоты» будут связывать каждое поражение с ними. Шойгу стал куда более токсичным для своих союзников в высших эшелонах, вассальных чиновников и зарубежных игроков, которые пытались оценить его шансы – все увидели, что у него есть решительные противники и они могут двинуть на Москву тысячи бойцов или убить кого-нибудь кувалдой. Все эти казни на камеру, черепа, кости и прочие макабрические пляски группы «Вагнер» были направлены и на внешнюю и на внутреннюю аудиторию. Страх части политикума не только перед потерей позиций, но и физическим уничтожением, может стать серьезным мобилизующим фактором, если Путин, ломая баланс, предоставит Шойгу карт-бланш, но с это вряд ли произойдет.

«Вагнер» атаковал Путина лишь опосредованно – ему (дав на раздумья не часы, а месяцы), по сути, предложили начать очередной президентский срок в роли короля Виктора Эммануила III после того, как тот открыл молодым и энергичным фашистам путь к власти, отодвинув в сторону условных «итальянских шойгу». Формально, он сделал это добровольно, фактически – под силовым давлением, по итогам похода чернорубашечников на Рим. С другой стороны, шансы на то, что сам Шойгу или кто-то из его марионеток вскоре станет первым лицом государства, снизились, и он с вассалами также может увидеть лучший шанс в новом сроке Путина и сохранении прежнего баланса с небольшими изменениями. И многие за пределами дестабилизированной ядерной страны также могут посчитать меньшим злом «дьявола, которого они знают». Перечисленные обстоятельства подталкивают склонных к конспирологии комментаторов к выводам о том, что Путин полностью контролировал процесс. Но если бы он был так же силен, как прежде, то, вероятно, выбрал бы менее затратный способ сохранения власти, а не вселенское позорище для себя и для бывшей державы первого ранга, по просторам которой носилось незаконное вооруженное формирование, захватывая населенные пункты и сбивая летательные аппараты. Огромные имиджевые потери понес и Пригожин, и группа «Вагнер» в целом, но со временем, они могут быть компенсированы благодаря оставшемуся в России фан-клубу, перестроенной (а не исчезнувшей) информационной машине и какому-нибудь удачному рейду, которого сегодня опасается не только Украина, но и все соседи Беларуси (см. заявления лидеров Литвы, Польши, ряда других стран). Часть комментаторов чувствует драматургическую незавершенность июньских событий и моделирует следующий акт.

«Новый деспотизм», который, к сожалению, стал альтернативой демократии в России, никогда не был статичным и изменялся под влиянием обстоятельств. Несмотря на жесткие репрессии после начала войны в Украине, он не сумел обеспечить успешное ведение боевых действий, мобилизацию военных, экономических и моральных ресурсов. Нет ничего удивительного в том, что в некоторых кластерах возник спрос на более эффективный деспотизм, а часть элитных группировок увидела в этом свой политтехнологический шанс точно так же, как ранее обнаружила силовой ресурс в застрявших в социальном лифте офицерах средних лет, маргинальных интеллектуалах и т. д. Путинский режим состарился и в нынешнем виде не способен стать столь же результативным и страшным, как его откровенно фашистское альтер эго, чудовищный прообраз которого проступал сквозь деятельность группы «Вагнер» и аффилированных с ней структур. Из того, что ее часто используют как пугало, вовсе не следует, что ее практики не могут быть восприняты обновленным режимом. Не исключено, что старые, многоопытные игроки все еще сохраняют контроль, однако история XX века напоминает, что фашистские и родственные им силы нередко с неожиданной легкостью вырываются из клетки.

В годы правления Андропова, должно быть стараниями КГБ, широко распространилась история о том, что в 30-х гитлеровцы остановили трамвай и, не взирая на лица, расстреляли безбилетников – мол, с тех пор немцы всегда покупают билеты. Взрослые, вроде бы гуманные и образованные люди пересказывая эту байку часто смеялись и соглашались с тем, что в стране необходимо навести порядок, пусть не такими зверскими методами, но все же… чем, собственно, в тот период и пытались заниматься правоохранительные органы. Юрий Андропов в бытность послом СССР в Венгрии стал одним из душителей революции 1956 года и получил в Будапеште важный урок. Дипломат Олег Трояновский вспоминал: «Мне всегда казалось, что на Андропова произвели очень большое впечатление события 56-го года в Венгрии, очевидцем которых он тогда оказался. Он постоянно возвращался к ним в своих рассказах. Он часто говорил: "Вы не представляете себе, что это такое – стотысячные толпы, никем не контролируемые, выходят на улицы". И эта боязнь повторения подобного уже в СССР накладывала отпечаток на его понимание политики. Осознавая необходимость реформ, он боялся допустить реформы "снизу"». Но когда постаревший, тяжело больной Андропов получил всю полноту власти, подгнившая система уже не могла улучшить качество управления и контроля – «закручивание гаек» не спасало, а осуществить смелые, масштабные реформы Андропов в силу своих представлений вряд ли сумел бы и едва ли успел бы. Положение России ухудшается и сегодня, многие в Москве осознают необходимость перемен, но путинская «вертикаль», фактически обездвиженная системой сдержек и противовесов, нашпигованная коррумпированными чиновниками без нравственных и идейных ориентиров, не может, подобно Мюнхгаузену, вытащить сама себя за волосы из болота. К тому же выход из кризиса через либерализацию является куда менее вероятным, чем в 80-х, а вот фашизация с кадровым омоложением, оптимизацией (или скорее – упрощением) управления и расстрелами безбилетников и инакомыслящих, представляется вполне возможной. Россия – не первая на этом пути и вряд ли последняя.

Реформы – не панацея; стоит вспомнить еще одну статью «эпохи неуслышанных пророчеств», которую в январе 1994-го опубликовал Генри Киссинджер в Washington Post: «Самое серьезное заблуждение… состоит в том, что реформистское российское правительство автоматически откажется от традиционных внешнеполитических целей… Если закрывать глаза на повторное появление исторических российских имперских притязаний, это будет препятствовать, а не помогать умеренной российской внешней политике. Реформаторские усилия России не могут освободить ее от общепринятых принципов ведения внешней политики. На самом деле, именно двусмысленность в отношении разделительных линий, а не их существование, амбивалентность в связи с реакциями Запада, а не их определенность, соблазняют милитаристов и националистов». Несмотря на это важное предупреждение, которое мало кто расслышал в 90-х, следует признать, что реформистское, стремящееся к либерализации правительство в Москве будет куда проще развернуть к «общепринятым принципам», чем нынешнее или новое с более «эффективной» политикой репрессий и геноцида.

Даже если борьба за власть в РФ приведет к масштабным столкновениям с кровопролитием и это позволит завершить войну в Украине на границах 1991 года, «новый деспотизм» не исчезнет волшебным образом. Судя по комментариям ведущих политиков и экспертов, вероятность того, что ключевые державы поддержат расчленение государства-агрессора еще ниже, чем на Версальской конференции 1919 года – тогда речь шла о Германии, объединившейся пятью десятилетиями ранее. Следовательно, население, территория и потенциал России могут остаться примерно такими же, что и до войны. «Новый деспотизм», питаясь ресентиментом и мутируя в недрах коллективного бессознательного, рано или поздно воспользуется слабостью демократической традиции и вернется для реванша внутри страны и за ее пределами. Именно поэтому необходимо постоянно искать формы для усиления демократических идей в России и, возможно, в отличие от 80-х и 90-х, обращать больше внимания на регионы, а не на столицу, каким бы нереалистичным, прекраснодушным не казался сегодня этот призыв. Если не формировать демократическую альтернативу, то жителям России, соседних стран и всему миру в течение десятилетий, если не столетий, гарантированно придется иметь дело с «дьяволом, которого мы (не) знаем» и он будет потрясать то ядерной бомбой, то окровавленной кувалдой и убеждать всех в том, что реформировать ад нельзя, а посему его власть является меньшим злом. Кажется, он убежден, что выиграет так беспокоившую Ричарда Никсона мучительно долгую последнюю битву холодной войны.

Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции

Подписывайтесь на нас в соцсетях