Уже заранее было ясно, что 17 марта голосовать (и голосовать в подавляющем большинстве «за») пойдут абхазы и поддерживающая их часть армянского, русского и др. населения
СУХУМИ---17 марта этого года СМИ на постсоветском пространстве обрушили на свои аудитории поток воспоминаний и аналитических статей, посвященных двадцатилетию первого и последнего всесоюзного референдума.
Как известно, в его ходе избиратели отвечали «да» или «нет» на вопрос: «Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?»
Но я решил подождать со своим откликом до другой юбилейной даты – 31 марта, когда через две недели после всесоюзного в Грузинской ССР, или, как тогда она уже именовалась, Республике Грузия, в которую входила и Абхазия, был проведен свой, альтернативный, референдум – об отношении к независимости Грузии. Ведь два этих события тесно взаимосвязаны, и рассматривать их, разумеется, следует в связке между собой.
Прежде всего, поделюсь несколькими своими соображениями о всесоюзном референдуме.
Обратите, кстати, внимание на то, что руководителям Страны Советов на протяжении 70 с лишним лет ее существования не приходило в голову советоваться с народом с помощью плебисцита (зачем, ведь они и так «плоть от плоти народа»?). И только когда СССР уже стал агонизировать, решили прибегнуть к этому широко распространенному в мировой практике инструменту. Но и тогда, похоже, не для выяснения истины, а пытаясь использовать его для реанимации «безнадежно больного» и не стесняясь при этом никаких натяжек.
Уже сама формулировка вынесенного на референдум вопроса, в которой усиленно подсказывался ответ, вызывала в демократической прессе того времени множество насмешек. Ну а разве можно назвать правомерным сам по себе подход, при котором, скажем, судьбу жителей Армении: быть ей независимым государством или входить в состав Союза, как бы тот ни назывался, – решали жители Вологодской и других подобных ей областей?
Это примерно то же, как если бы в Грузинской ССР решили провести референдум по вопросу, «отпускать» ли Абхазию. Итог тут, с учетом национального состава населения союзной республики, был бы абсолютно предсказуем, но почему, спрашивается, жители Кахетии и Имеретии, при всем уважении к ним, имеют право навязывать свою волю абхазскому народу?
И вот читая нынешние плачи в России по «великому могучему», я не мог не испытать чувства уныния. Как будто и не было этих двадцати лет, наполненных историческими катаклизмами. «Они ничего не забыли и ничему не научились».
Все с теми же торжеством и зашоренностью мышления «патриоты» выкладывают цифры: «Из 185,6 миллиона граждан СССР с правом голоса в референдуме приняли участие 148,5 миллиона (79,5%); из них 113,5 миллиона (76,43%) высказались за сохранение обновленного СССР, то есть 60,76 % от числа граждан, имеющих право голоса». Итак, народ, по их мнению, высказался за сохранение единой страны, а потом какие-то плохие дяди (подразумевается рвавшаяся к власти элита национальных республик) Союз взяли и развалили, пойдя против воли народа.
При этом игнорируется обстоятельство, что такие референдумы можно считать давшими положительный ответ только в том случае, когда «да» скажет большинство во всех территориальных образованиях. Между тем, в шести из пятнадцати союзных республик – прибалтийских, Грузии, Армении и Молдавии – референдум 17 марта вообще отказались проводить, на Украине и в Казахстане вопрос на нем переформулировали по-своему…
Очевидно, впрочем, и то, что власти сепаратистски настроенных республик тоже тянули одеяло на себя – уже в другую сторону. Почему, скажем, в Тбилиси не пошли на проведение всесоюзного референдума, а предпочли провести свой референдум – с тоже умело сформулированным вопросом: «Согласны ли вы с восстановлением государственной независимости Грузии на основании Акта независимости от 26 мая 1918 года?». Да потому что никому не хочется рисковать (вдруг даже многих грузин собьет с толку «завлекательная» формулировка всесоюзного плебисцита?), а главное – ход и результаты «отдельного» референдума гораздо проще контролировать.
Слушать
Your browser doesn’t support HTML5
Виталий Шария
Продемонстрирую последнее на примере Абхазии, которая уже тогда, в марте 91-го, раскололась на два лагеря по этнополитическому признаку. Уже заранее было ясно, что 17 марта голосовать (и голосовать в подавляющем большинстве «за») пойдут абхазы и поддерживающая их часть армянского, русского и др. населения. Это, кстати, не значило, что все они были «фанатами» сохранения СССР. Хорошо помню, например, что мои единомышленники в существовавшей в то время Демократической партии Абхазии, такие, как Гурам Гумба, Нателла Акаба, Даур Зантария, весьма скептически относились к этой перспективе. Но на передний план тут выходило нежелание абхазов оставаться один на один с тбилисскими властями в отделившейся Грузии, именно это было тогда, что называется, судьбоносным.
Кстати, в соответствии с законом СССР "О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР" от 3 апреля 1990 г., автономные республики в случае выхода союзной республики из СССР обладали правом самостоятельно решать вопрос о пребывании в Союзе ССР и своем государственно-правовом статусе. На основании этого Абхазия приняла участие в референдуме 17 марта, и из 318,3 тысячи ее жителей, внесенных в списки для голосования, на участки пришло 166,5 тысячи, или 52,3 процента. «Да» из них сказали 98,6 процента, или 51,6 процента всех избирателей.
Но точно так же праздновали победу через две недели и организаторы проведения в Абхазии другого референдума – 31 марта. Ясно, что на него пошли другие люди – грузины и поддерживающая их часть армянского, русского и др. населения. Такая поддержка обычно определяется тем, в чьем окружении люди живут, с кем у них родственные, дружеские отношения.
Даже группа абхазов, живших в селе Чхуартал в Гальском районе, заявила 31 марта в интервью газете «Вестник Грузии» (раньше эта газета называлась «Заря Востока», а позже «Свободная Грузия»), что будет голосовать «за свободную Грузию». В итоге, по данным той же газеты, на референдуме 31 марта «да» сказали 58,7 процента внесенных в избирательные списки в Абхазии. Другие источники называют еще большую цифру – около 60 процентов.
«Но как такое может быть? – воскликнет любой человек, знакомый с арифметикой. – Ведь 51,6 плюс 58,7 равно 110,3 процента!
Значит, кто-то в любом случае занимался фальсификацией!»
А знаете, тут и без всякой фальсификации могло обойтись, если учесть, что в референдуме 17 марта не принимал участие Гальский район , а в референдуме 31 марта – Гудаутский (за редким исключением) и город Ткуарчал. Правда, некоторые жители этих регионов выезжали в другие, чтобы принять участие в том референдуме, в котором хотели, но их было очень немного. И как же похожи оказываются на поборников почившего в бозе СССР, козыряющих цифрой 60,76 процента, те в сегодняшней Грузии, кто поднимает как знамя цифру «60 процентов жителей», которые якобы выступали в Абхазии за жизнь в составе независимой Грузии! На самом деле их было меньше.
Да ведь даже если в накаленной общественной обстановке тех дней в Абхазии и можно было бы провести единый референдум, с соблюдением всех демократических установлений, без давления и запугивания населения, то неужели несколько десятков или сотен голосов, перевесивших чашу весов в ту или иную сторону, заставили бы другую сторону покорно согласиться с этим выбором?
…Много позже, через несколько лет после грузино-абхазской войны, я прочел изданный на деньги международных НПО коллективный сборник статей политологов, посвященный возможным путям грузино-абхазского урегулирования. Это было «смех сквозь слезы» - когда читал статью одного высоколобого западноевропейского политолога, предлагавшего очень подробно расписанную, многоступенчатую избирательную систему в органы власти в Абхазии, которая будет действовать после возвращения сюда грузинских беженцев.
Этот кабинетный ученый, так увлеченно строивший свои карточные домики, никогда, складывалось впечатление, в Абхазии даже не бывал. А мне тут же вспомнились первые беженцы, которые, если кто не знает, появились в Абхазии еще в канун разразившейся 14 августа 1992 года войны.
Как уже было мною сказано, в Гудаутском районе грузинский референдум 31 марта в масштабах района не проводился. Но жители небольшого, из нескольких семей, грузинского переселенческого поселочка близ абхазского села Абгархук изыскали-таки возможность где-то проголосовать. В таких случаях никакой тайны голосования уже быть не может: если поехали, значит, голосовали «за». После этого они подверглись такому давлению со стороны возмущенных абгархукцев, что им пришлось бежать.
Я беседовал с этими людьми в одном из пансионатов в Гулрыпшском районе, куда власти их заселили. Они находились в смятении: принять участие в референдуме их заставили национальные чувства, но их соседи расценили это как предательство… А до этого, помню, мне довелось разговаривать с группой беженцев-абхазов, которых поселили в общежитии стройтреста №6, рядом с моим домом в Сухуме, аккурат напротив магазина «Колос». До этого они, несколько абхазских семей, жили в селе Дранда и работали на Драндском домостроительном комбинате. Жили в многоэтажке ДСК. Но после очередного обострения грузино-абхазских отношений оставаться в грузинском окружении уже не могли.
Вот такие они, самые, может, врезавшиеся в память воспоминания о тех самых референдумах.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
