Год агрессии и надежды: итоги

В 2024 году в Грузии произошло так много важных и драматических событий, что их перечень можно издать отдельной книгой, столь же увесистой, как «Капитал» Маркса, «Фауст» Гете и Малый (но толстый) энциклопедический словарь. Поэтому лучше пойти другим путем и обсудить не знаковые политические схватки и заявления, а питающий их пресловутый «дух времени». Возможно, его квинтэссенцию содержит в себе реплика создателя правящей «Грузинской мечты» Бидзины Иванишвили из интервью телекомпании «Имеди». Оно вышло в эфир 21 октября; из-за предвыборной горячки эксперты анализировали его второпях, не углубляясь в нюансы и психологические закоулки, и большинство из них не обратило внимания на характерный отрывок: «Команда стала тверже, строже, агрессивнее – я имею в виду «Грузинскую мечту» … Сегодня вся команда «Грузинской мечты» является более собранной, строгой, агрессивной. Это следует понимать в хорошем смысле, мы ни на кого не нападаем, мы хотим сохранить свою страну и жить в этой стране, хотим, чтобы наши дети могли жить в этой стране. Вот это является нашей целью, она проста. Мы не нападаем ни на кого и не проявляем агрессию по отношению к кому-либо. Мы уже агрессивно защищаем себя, вы видите, какая большая сила борется с нами извне».

Поиск ключевого слова в старых интервью показывает, что грузинские политики очень редко называли свои партии агрессивными и сразу же добавляли «в хорошем смысле». Но до Иванишвили никто и никогда не использовал это слово четыре раза подряд, то ли бравируя, то ли пытаясь вколотить его в коллективное бессознательное. Агрессивные действия «Грузинской мечты» определили всю политическую драматургию 2024-го. Иванишвили назвал их оборонительными, но каждый, кто занимался политикой, бизнесом, военным делом или участвовал в уличных разборках, знает, как зыбка и зачастую условна грань между защитой своих активов и жаждой доминирования, обороной и наступлением. Кредо «Мечты» парадоксально перекликается со знаменитой фразой из Полевого устава РККА 1939 года: «Если враг навяжет нам войну, Рабоче-Крестьянская Красная Армия будет самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий». Желание совместить демонстративное миролюбие с агрессивной доктриной всегда рождает ужасающую своей амбивалентностью риторику, хоть в интервью фактического правителя Грузии, хоть в статье газеты «Правда» (18.08.1940), где говорилось: «Советские воздушные армии понесут счастье всему человечеству!».

В 2024-м «Мечта» наступала и, как правило, владела инициативой. Это утверждение противоречит основному нарративу оппозиции, в рамках которого партия Иванишвили изолирована, окружена и отбивается из последних сил – хаотично и истерично, без каких-либо стратегических перспектив. Не оспаривая это видение, стоит отметить, что в ходе обеих мировых войн человек с калькулятором (точнее – с арифмометром), подсчитав и сопоставив ресурсы Германии и Союзников, сразу бы сказал, что немцам надо сдаваться, поскольку шансов у них нет. И такие люди были, в том числе и в германском Генштабе. Но тем не менее немцы наступали и в 1918-м, и в 1942-м, и позже, да так, что их противники переставали верить собственным скрупулезным подсчетам. Дух агрессии обладает огромным мобилизационным потенциалом и меняет или, скорее, ломает восприятие реальности. Слова Иванишвили, вероятно, не были случайными, и еще до начала многосерийного кризиса он увидел в сознательно культивируемой агрессивности ключевой ресурс.

Оба «главных удара» 2024 года были внезапными, наглыми (здесь Иванишвили, вероятно, добавил бы «в хорошем смысле») и ошеломляющими. Оппоненты не ожидали, что «Грузинская мечта» вернется к рассмотрению отозванного в 2023-м из-за бурных протестов закона «О прозрачности иностранного влияния» или откажется (до 2028 года) ставить вопрос о начале переговоров о вступлении в ЕС. Вместе с тем, правящая партия утвердила в Парламенте ряд укрепивших ее позиции малозаметных поправок, связанных с переводом средств из офшоров, укомплектованием избирательных комиссий, отменой 40-процентного барьера (фактически – второго тура) для мажоритарных кандидатов на муниципальных выборах, появлением т. н. делегатов на парламентских, превентивным задержанием и т. д. Особняком стоял пакет поправок, связанных с «запретом ЛГБТ-пропаганды». Многие оппозиционные лидеры уклонялись от их обсуждения, так как не хотели раздражать консервативный электорат, но рассмотрение законодательных инициатив в «фоновом режиме» не меняло их сути – они тоже были частью общего наступления.

Необходимо обратить внимание еще на два «главных удара», которые «Мечта» не нанесла, а обозначила. Первый – суд над руководителями «Нацдвижения» и возможный запрет не только партии Михаила Саакашвили, но и сотрудничающих с ней политических объединений. Второй – объявление (29 мая) о строительстве глубоководного порта Анаклия с участием китайской корпорации задолго до подписания контракта, несмотря на негативное отношение США к укреплению позиций КНР в Грузии, озвученное еще в 2019-м госсекретарем Помпео. В чем разница между внезапными ударами и подобной демонстрацией намерений?

Первый беглый взгляд обнаружит тактическую перспективу – заранее объявленный запрет партии вынуждает ее изо всех сил бороться за выживание и низвержение угрожающего ему правительства, склоняясь не к долгосрочным стратегиям и распределению сил, а к их концентрации в относительно близкой точке – обычно это некий известный заранее «День Х», связанный с важным событием (масштабной акцией протеста, выборами, инаугурацией). Подобное сужение горизонта планирования и пространства решений намного выгоднее для властей, чем для их противников. Но этот аспект, скорее всего, не главный. Иванишвили относится к своим оппонентам в Грузии с плохо скрываемым презрением и считает их слишком слабыми. Постоянные заявления правителя и младших боссов «Мечты» об «обнулении оппозиции» и ее «нулевых ресурсах» раз в десять мягче того, что они говорят в кулуарах. Это можно связать и с характерными для авторитарных правителей когнитивными искажениями (эффект сверхуверенности, иллюзия контроля и т. д.) – раз за разом побеждая противников без чрезмерных усилий, они перестают видеть в них равных. Не исключено, что «Глобальная партия войны», которая, по словам лидеров «Грузинской мечты», пытается отстранить их от власти с помощью местной агентуры (последняя ни в коем случае не рассматривается как самостоятельный субъект), не является изначально пропагандистским конструктом, а родилась из желания Иванишвили связать совокупность своих ошибок и неудач с образом достойного («в плохом смысле», добавил бы фигурант) соперника – более сильного, но уступающего в хитроумии, как в архетипической сказке о Нацаркекия и дэвах. Возможно, обозначая будущие действия (запрет партий, приглашение китайцев в Анаклия), Иванишвили указывал на свои ставки не местной оппозиции, а внешним акторам, намекая на возможность отказа от того, что существует лишь на уровне декларации.

В его восприятии ситуация может выглядеть так: он заявляет, что уничтожит оппозиционные партии, и тем самым ставит их зарубежных партнеров перед выбором – всеми силами поддержать относительно слабых грузинских политиков, рискуя тем, что при попытке смены власти их раздавят, либо отговорить Иванишвили от запрета партий и приберечь ресурсы оппозиции до лучших дней. В случае с Анаклия, дело, возможно, обстоит еще проще. Вопрос «Что я получу взамен, если откажусь от сделки с китайцами?» уже обозначен десятком намеков и подвешен в воздухе. Контракт все еще не подписан, а первый заместитель министра финансов Георгий Какауридзе две недели назад заявил, что строительство подъездной дороги к порту перенесено с 2025 на 2026 год. По его словам, это произошло из-за нехватки ресурсов. Прозвучало это, как минимум, странно, если не двусмысленно. Для дороги, ведущей к «проекту века» (Анаклия позиционируют именно так), средств не нашлось при том, что на других менее важных транспортных артериях работы идут своим чередом. Какауридзе отметил, что «строительство порта и дороги начнется примерно в один и тот же период», и ничего не сказал о логистических ребусах, которые возникнут при таком подходе с вероятностью 99,9%. В субботу министр экономики Леван Давиташвили заявил, что переговоры по Анаклия продолжаются и «новости будут в конце января» (у этого календарного срока в грузинском политическом жаргоне есть устойчивый синоним – «после инаугурации Трампа»). Вместе с тем премьер-министр Ираклий Кобахидзе несколько раз повторил, что «Мечта» изменит закон «О прозрачности иностранного влияния», если европейские партнеры убедят ее лидеров, что поправки необходимы. Здесь, вероятно, подразумеваются не (с)только интеллектуальные доводы, но и дополнительные бонусы. Такая тактика определенно что-то напоминает. Возможно это: «Ладно, я не буду применять ядерное оружие и удовольствуюсь Крымом и пятью областями». – «Но вы говорили о четырех!» – «Четыре?! Из уважения к вам мы подумаем». По сути, Иванишвили делает то же самое, только в другом масштабе. И он, и Путин «родом из 90-х», тогда агрессивность помогала восполнить нехватку ресурсов, сама по себе становилась ценным ресурсом и часто приносила золотые плоды.

Читайте также Новая жизнь Анаклия

Лет пять назад один блогер сформулировал очень грубо, но ухватил суть: «Агрессивность – оборотная сторона нищебродства». Она становится основой политики не от хорошей жизни, да и сама концепция блицкрига с внезапными ошеломляющими ударами и стремлением к быстрой победе рождена не избыточной мощью, а нехваткой ресурсов для длительного противостояния. До недавнего времени «Грузинская мечта» в целом спокойно выжидала, пока ее оппоненты выдохнутся (протестные кампании 2018-2023 годов), могла позволить себе отступить без драматических последствий для рейтинга («Соглашение Мишеля», отказ от первого варианта закон об «иноагентах») и добивалась своего позже. К примеру, дав обещание назначить пропорциональные выборы в 2020-м, она несколько месяцев спустя торпедировала его руками собственных «мятежных депутатов», а также не отправила в отставку главу МВД Георгия Гахария после жестокого разгона митинга, но, выждав, утвердила его на посту премьер-министра. Инициативы «Мечты» того периода не были внезапными и обычно не ставили под угрозу отношения с западными партнерами, им сопутствовала обстоятельная информационная подготовка и спокойная, немного вальяжная имиджевая политика. Но затем что-то изменилось; ее действия стали более агрессивными и зачастую неожиданными, что косвенно указывает на нехватку тех или иных ресурсов, недостатка которых ранее она вроде бы не испытывала.

В поисках ответа можно ограничиться общими и вполне удовлетворительными выводами о растущем дефиците легитимности или о том, что Иванишвили испугался, что углубление демократизации – неизбежное при дальнейшем сближении с Евросоюзом – размоет, а затем уничтожит гарантии его пребывания у власти, которую он в идеале, вероятно, видит не только фактически неограниченной, но и наследственной. Но такой власти нужна более прочная основа, чем уверенный контроль правящей партии над государственными институтами – для нее необходим долгосрочный внутриэлитный консенсус, и в этой связи следует выяснить, о какой именно элите идет речь.

До недавнего времени в стране доминировала «красная элита». Ее ядром стыли тысячи коммунистов и комсомольцев, переброшенных на работу в Тбилиси, и провинциальные центры, которые они, по сути, завоевывали при содействии Кремля и его оккупационного корпуса в Грузии. Для этой общности была характерна сильная асабия, если использовать средневековый термин Ибн Хальдуна – с его помощью он описывал ключевой фактор, который позволял кочевникам покорять цивилизованных, но более слабых земледельцев, брать города и создавать новые династии. Современные авторы сопоставляют ее с социальной солидарностью, сплоченностью, нравственной силой в понимании Дюркгейма, пассионарным стремлением к общей цели, а чаще с причудливой смесью всего перечисленного. Как бы то ни было, советская асабия в конце концов выдохлась подобно любой другой. Потомки агрессивных голодранцев с маузерами в четвертом или пятом поколении крайне редко жаждали власти и экспансии, но хотели спокойной жизни, наслаждений, уважения общества, успехов в сфере крупного бизнеса, искусства или науки. Они перестали быть «кочевниками» и превратились в «горожан», не готовых убивать и умирать ради власти в едином порыве с тысячами других соплеменников, а потом драться с ними при разделе добычи. Упадок советской асабии совпал с крахом СССР (что неудивительно) и сменой общественно-экономической формации; вопрос радикального обновления элит стал одним из главных. И Гамсахурдия, и Саакашвили увидели в этом свой шанс, но использовали для его реализации непригодные средства и людской материал. Многоопытная советская номенклатура – пусть на излете сил – внесла решающий вклад в отстранение обоих от власти.

В результате этих и более поздних процессов в верхней части социальной пирамиды образовался своеобразный винегрет из влиятельных группировок, и в нем не было явно доминирующих элементов. Иванишвили не стал противопоставлять себя «старой аристократии», предлагая ей желанный почет и (неплохо оплаченный) покой, а его кадровая политика – по крайней мере, на первый взгляд – основывалась на традиционном клиентелизме с редкими меритократическими вкраплениями. Но Ибн Хальдуну, возможно, показалось бы, что он, подобно средневековым вождям бедуинов, сколачивал отряд, сплоченный жаждой власти, передаваемого потомкам богатства и агрессивным духом завоевания. «Сохранить свою страну и жить в этой стране… чтобы наши дети могли жить в этой стране. Вот это является нашей целью, она проста» ... «Жизнь» в этой фразе вряд ли подразумевала повседневное существование от зарплаты до зарплаты или какие-то обывательские радости, возможно, речь шла об амбициозной цели – создании новой национальной элиты.

«Красные аристократы» и их потомки посмеивались над Иванишвили, даже принимая от него деньги, поскольку для них он был «человеком ниоткуда», бедняком низкого происхождения без имени и связей, который уехал в Россию и каким-то не вполне очевидным образом разбогател. Возможно, им казалось, что он, подобно многим, будет уважать созданные ими правила, стандарты поведения и потребления, подражать и мимикрировать. Приобретенная с годами близорукость и общая апатия не позволяли им разглядеть угрозу в изворотливом бывшем ноунейме, который постепенно подтягивал во власть других амбициозных ноунеймов. В прежних условиях они в лучшем случае стали бы чиновниками, парламентскими говорунами, адвокатами на службе господствующих группировок или забавляющими их комедиантами и атлетами, появление и исчезновение которых на сцене общественной жизни ничего не меняет по существу. Был некий сарказм истории в том, что «птенцов Иванишвили» иногда называли «комсомольцами». Они освоились во власти, закалились в спаррингах с заведомо слабыми оппонентами и укрепили взаимные связи, постепенно превращаясь в устойчивую общность. А потом в момент, который, возможно, показался их лидеру наиболее подходящим из-за турбулентности в международных отношениях, началась агрессивная экспансия за рамки, установленные базовыми принципами демократии, по сути – завоевание Грузии группой, претендующей на создание новой элиты во главе с семейством Иванишвили.

Многие комментаторы пытаются объяснить, почему «Грузинская мечта» не начала раскалываться тогда, когда для этого уже существовал ряд предпосылок, а ее лидеры идут на эскалацию, пренебрегая рисками, связанными с западными санкциями, возможным тюремным заключением или бегством из страны вместе с семьями. Проще говоря, почему они ставят на карту все? Высокие посты и доходы, лампасы и эполеты в данном случае являются важным, но не достаточным мотивирующим фактором. Политические технологии позволяют спровоцировать распад режима, если его руководители давно достигли поставленных целей, конкурируют друг с другом за передел сфер влияния и лишь защищают свои позиции от давления внутренних и внешних противников. Но если они продолжают агрессивную экспансию, стремясь к новым целям и «расширению жизненного пространства», нанести им поражение намного сложнее. В таком случае, как бы архаично это не прозвучало, воле завоевателей необходимо противопоставить не менее сильную волю.

Стремление стать одним из отцов-основателей новой элиты, а, по сути, и нового государства, помимо жажды власти должно обеспечиваться непротиворечивой идеологической опорой – нельзя просто сказать населению: «Теперь вами будем править мы, потому что можем принудить вас к повиновению». Грубо говоря, требуется знамя. В этом плане «Грузинская мечта» не стала изобретать велосипед. Близкие к ней спикеры описывают происходящее как антиколониальную национально-освободительную борьбу, которая, к слову, практически всегда приводит к формированию новой элиты и легитимации ее притязаний. Обычно они видят в защите национальной идентичности или противодействии вовлечению страны в войну лишь отдельные – пусть и важнейшие – аспекты такой борьбы. Выступая на днях в эфире POSTV, поддерживающий правящую партию философ Заза Шатиришвили говорил об обретении подлинного суверенитета и воплощении мечты Звиада Гамсахурдия, который видел Грузию независимой как от России, так и от Америки. Затем он сказал, что «грузинская духовная культура будет спасена, когда мы обеспечим встречу Звиада Гамсахурдия и Мераба Мамардашвили». Замечание едва ли было случайным – переучреждение государства требует формирования нового дискурса, преодолевающего или, скорее, игнорирующего фундаментальные противоречия между взглядами Гамсахурдия и в целом либеральными (в грузинском случае чаще либерально-консервативными) воззрениями, которые начали распространяться в обществе еще в позднесоветскую эпоху – в их рамках любая борьба с Западом бессмысленна и даже немыслима. Комментаторы могут иронизировать над удачным выбором противника («Другого») для борьбы и ловкой заменой озверевшей бывшей метрополии, грозящей бомбардировками и геноцидом, на сдержанных людей из Брюсселя и Вашингтона, основным инструментом которых являются заявления – они зачастую не подозревают, что против них ведется пламенная борьба. Но ирония порой застилает сущность, мешая понять, что ключевой пропагандистский конструкт «Грузинской мечты» создан продуманно, с учетом основных принципов нэйшн-билдинга и дотягивается до глубинных слоев массового сознания.

Намеревался ли Иванишвили изначально превратить страну в один из своих бизнес-активов, а в политическом плане стать продолжателем дела Гамсахурдия, Шеварднадзе или Саакашвили? Или он хотел большего, и жажда, которую распаляют застарелые комплексы, все еще не утолена? Претендует ли он на роль отца-основателя династии, элиты, нации? Страстное стремление к таким целям способно заразить и увлечь за собой окружающих; ситуация может оказаться куда более серьезной, чем кажется на первый взгляд, и, чтобы описать ее во всей полноте, потребуется наблюдатель масштаба Мамардашвили. Она останется такой, даже если мы примем за основу нарратив оппозиции, согласно которому Иванишвили мелок, суетлив и далек от дерзаний, поскольку он мог увидеть в формировании новой элиты производственную необходимость, главное предусловие утверждения хоть и замаскированной, но неограниченной и передаваемой по наследству власти.

Оппозиционные партии пока не сумели воспользоваться новыми, беспрецедентными в новейшей истории Грузии возможностями, которые предоставил им гражданский протест вкупе с попытками Запада повлиять на «Грузинскую мечту». Их действия, а также масштаб и накал кампании оказались недостаточными для того, чтобы заставить правительство отступить или хотя бы попятиться. Некоторые комментаторы считают, что в ближайшем будущем оно начнет жестко репрессировать оппонентов, поэтому важно определить, кого именно оно опасается. Вялотекущие, во многом стихийные акции протеста похожи на воду, выкипающую в чайнике без крышки – она постепенно испаряется и наконец исчезает, в чем мы неоднократно убеждались как в 2008–2009, так и в 2018-2023 годах. Они обретают практический смысл только в рамках продуманных кампаний и лишь в том случае, если организационные структуры оппозиции способны на равных состязаться с правительственными, уступая в мощи, но превосходя в интеллектуальном плане, как в сказке, упомянутой выше. Прозвучит банально, но для борьбы необходима целеустремленность, все та же воля и готовность рискнуть нынешним положением. Если лидеры оппозиции не проявят ее в полной мере, «Мечта» вряд ли примется немедленно громить их партии – на данном этапе экспансии приоритетной для нее, скорее всего, является ликвидация реальных (или «потенциально реальных») угроз. Поэтому «целью №1» могут стать не партии, а «мятежные» общественные организации и университеты, которым премьер Кобахидзе уже неоднократно обещал масштабные перемены в рамках грядущей реформы сферы образования. Установление господства всегда подразумевает дробление устойчивых общностей, объединенных социальными связями и/или близкими воззрениями, даже если они (пока) не претендуют на власть и элитарный статус. Давление на организации в таких случаях обычно сочетается с давлением на индивидов (как в тисках) – одних подкупают, других сажают, третьих запугивают, и ничего нового в этих методах нет. Кому-то может показаться, что Иванишвили, опасаясь новых осложнений, удовольствуется достигнутым, и это предположение было бы справедливым, если б «Мечта» сидела в глухой обороне. Но она наступает и будет продолжать экспансию, если ее не остановят. Людям, которые верят, что власть падет со дня на день (чего, разумеется, нельзя исключать, поскольку у всего на свете есть предел прочности и критические точки), трудно представить, что «Грузинская мечта» может не просто победить, но и сформировать ядро новой элиты не менее живучей, чем советская, обеспечивая доминирование на годы вперед. Но это вопрос не веры, а действия. Шаги Запада, которые, несомненно, влияют на поведение «Грузинской мечты», но не убивают ее (все помнят, что говорил в таких случаях Ницше), оказывают на ее местных противников не только положительное воздействие. Они порой ведут себя так, словно основную тяжесть борьбы должны нести западные партнеры, а не они сами. Подобный подход вполне объясним с психологической точки зрения, но также очевидно, что он ведет к поражению.

Уходящий «год агрессии» обнажил десятки проблем и не предложил рецептов их решения. Будем надеяться, что в новом году Грузия оставит их позади, чтобы продолжить или, скорее, начать свой путь к счастливому и достойному будущему.

Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции

Подписывайтесь на нас в соцсетях