Как и когда завершится грузинский кризис?

Жители Грузии постоянно задают политикам, экспертам и друг другу два вопроса: «Как все закончится?» и «Когда все закончится?». Они очень похожи и относятся к одной проблеме, но отражают ее разные аспекты. Это не праздный интерес; в условиях острого политического кризиса сознание – вне зависимости от гражданской позиции его носителя – не может и не хочет находиться в постоянном напряжении, ищет выход из опасной ситуации и все время повторяет «Как и когда?», «Как и когда?». Искусные политики используют это состояние в своих интересах, а неумелые игнорируют этот ресурс.

Перед парламентскими выборами власти и оппозиция описывали день голосования 26 октября как кульминационную точку, что было вполне естественно. Но их подходы различались. Основатель «Грузинской мечты» и фактический правитель страны Бидзина Иванишвили в своих выступлениях постоянно и, скорее всего, целенаправленно связывал окончательную стабилизацию с более отдаленными событиями – завершением войны в Украине и сменой администрации в США (во втором случае он не говорил прямо, но делал прозрачные намеки, уступая конкретику младшим партийным боссам). Во внутренней политике он также обозначил отдаленную веху – ликвидацию «коллективного «Нацдвижения». Его противники сконцентрировались на дне голосования, обещая сторонникам решительную победу (а значит и развязку). Разумеется, как это обычно бывает перед выборами в Грузии, они говорили и о негативном сценарии с фальсификацией результатов голосования и необходимостью массового протеста, но и в его рамках успех рассматривался как близкий и неизбежный.

Таким образом, Иванишвили готовил партию, госслужащих и рядовых лоялистов к длительной психологической мобилизации сроком на три-четыре месяца. При этом нормализация обстановки ставилась в зависимость не столько от действий властей и оппозиции, сколько от отдаленных зарубежных событий, на которые Грузия никак не могла повлиять (возвращение Трампа в Белый дом, конец войны). А его оппонентам после голосования, исходя из предвыборной риторики, приходилось отвечать на вопрос «Когда?» иначе: «Когда правящая партия капитулирует и пройдут новые выборы». Они вновь и вновь призывали сторонников мобилизоваться перед каждой акцией или знаковым событием – утверждением результатов выборов в Центризбиркоме, началом работы новоизбранного парламента и т. д. Из-за этого к концу первого, 30-дневного (26 октября – 25 ноября) этапа кризиса оппозиционное сообщество подошло весьма измотанным. Акция протеста, приуроченная к первому заседанию парламента 11-го созыва, выглядела малочисленной и неубедительной несмотря на то, что 25 ноября называли «Днем Х», а многие лидеры оппозиции утверждали, что сумеют помешать депутатам «Грузинской мечты» собраться и признать свои полномочия.

«Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны»: сегодня наблюдателям может показаться (и, судя по комментариям, кажется), что лидерам оппозиции следовало изначально ориентировать сторонников на длительную борьбу, взяв за основу постулат о неизбежной подтасовке. До 26 октября на него опиралась часть поклонников Михаила Саакашвили, но голоса политиков, которые утверждали, что электронные выборы невозможно сфальсифицировать, а поражение «Грузинской мечты» предрешено, звучали намного громче, вызывая приливы т. н. токсичной позитивности в социальных сетях. Изменению их позиции препятствовали два фактора: а) разговоры о предопределенной фальсификации, длительной и тяжелой борьбе вгоняют в апатию и отпугивают тех обывателей, которые хотят ограничить свое участие в политической жизни голосованием, а их немало; б) ведущие оппозиционные партии не выступали на выборах единым блоком, не проводили согласованную информационную политику, и это не позволяло им утверждать что бы то ни было в унисон. Их действия на том этапе, скорее всего, не могли быть иными – политика все же является искусством возможного, а не желаемого. Это, разумеется, не снимает с них ответственности за ошибки в ходе проведения акций в период с 26 октября по 25 ноября (противоречивая драматургия кампании, не самый удачный подбор спикеров, лозунгов и т. д.). В те дни многие сторонники призывали лидеров выработать и обнародовать четкий план действий, и это косвенно подтверждало, что они не получают удовлетворительных ответов на вечные вопросы «Как?» и «Когда?» – пусть не исчерпывающих, но убедительных.

Что случилось бы, если бы 3 дня спустя Иванишвили не пошел на обострение? Не исключено, что события развивались бы примерно так же, как в 2020-2021 годах, и вялотекущее противостояние заседающей в «однопартийном парламенте» «Мечты» и отказавшихся от мандатов оппозиционеров в конце концов привело бы к компромиссу (к чему-то вроде маловероятного, но все же возможного нового «Соглашения Мишеля») или к тупиковой ситуации, в которой стороны постепенно переключились бы на подготовку к муниципальным выборам 2025-го, описывая их как новую кульминационную точку. Но 28 ноября премьер-министр Ираклий Кобахидзе объявил, что до конца 2028 года правительство не будет ставить вопрос о начале переговоров о вступлении в ЕС, а также откажется от бюджетных грантов Евросоюза. Это вызвало масштабный протест в обществе и придало новый импульс антиправительственным выступлениям. А часть сторонников Иванишвили открыто выразила недоумение в связи с тем, что он решил пойти на эскалацию.

«Самый актуальный вопрос для наших избирателей «Чего вы хотели и для чего это было вам нужно? – заявил лидер парламентской фракции «Грузинской мечты» Мамука Мдинарадзе 29 ноября. – Лучше полностью раскрыть карты… 16 декабря планировалось устроить в Грузии беспорядки на основании отказа Еврокомиссии от начала переговоров с Грузией. Когда мы говорим, что попытки устроить такие беспорядки будут иметь место каждой осенью и весной, то подразумеваем, что дважды в год в этот период обычно проводится заседание Европейского совета, где рассматриваются такие вопросы. Все их планы в течение четырех лет были основаны на этом. Поэтому они сказали: мы не можем убедить никого в том, что 300 и 400 тысяч голосов были сфальсифицированы, давайте сейчас разойдемся. К первому заседанию [парламента] собралось около 800 человек [протестующих], в день утверждения правительства они не протестовали и готовились, связывали все планы с 16 декабря… Мы спутали их планы и лишили их главного инструмента».

Эта цитата содержит ключевые тезисы «Грузинской мечты» и позволяет рассмотреть их критически. Мдинарадзе, по всей вероятности, хотел успокоить сторонников, которые не понимают, почему власти пошли на обострение, и напуганы новой волной протеста, принявшего невиданные до сего дня формы. Он пытался убедить их, что происходит не что-то необычное, а наоборот хорошо знакомое, то, что в немного иных формах имело место и раньше – в первую очередь, в период утверждения закона об «иноагентах». Тогда власти тоже пошли на эскалацию в относительно спокойной обстановке, и 29 апреля, выступая на митинге, Бидзина Иванишвили описал действия своей партии как упреждающий маневр, который вынудит его противников преждевременно, задолго до выборов растратить энергию и ресурсы. Привязка нынешних событий к более ранним, вероятно, потребовалась Мдинарадзе для того, чтобы убедить лоялистов, что ничего принципиально нового не происходит, а оппоненты «Мечты», как и прежде, не добьются успеха. По сути, он вводил новые события в русло старых стереотипов.

Так ли страшны были упомянутые «планы» и «беспорядки», и требовали ли они превентивного удара? Оценки стран ЕС в связи с ситуацией в Грузии являются критическими, но Еврокомиссия, вырабатывая решения, учитывает позицию всех членов, а она может быть и жесткой, и осторожной. Венгрия и Польша, Словакия и Эстония смотрят на проблему по-разному, и даже подходы европейских «тяжеловесов» Франции и Германии не совпадают на 100%. Из-за этого часто рождаются компромиссные формулировки, которые оставляют грузинскому правительству пространство для маневра. К примеру, 7 ноября лидеры стран «Веймарского треугольника» (Германия, Польша, Франция) увязали вопрос о начале переговоров о вступлении Грузии в ЕС с отменой законов об «иноагентах» и запрете «ЛГБТ-пропаганды» (это разговорные названия, официальные длиннее), однако грузинское оппозиционное сообщество восприняло их заявление без энтузиазма из-за недостаточно жестких, по его мнению, формулировок и смещения акцента с выборов на законы. В такой ситуации было сложно представить, что декабрьские решения Брюсселя вызовут более яростный, фатальный для властей протест, чем отказ от предоставления Грузии статуса кандидата в июне 2022-го или реакция на возвращение к закону об «иноагентах» весной 2024-го. Обстоятельства ему не благоприятствовали – госпропаганда долго и целенаправленно готовила общественность к негативной реакции Запада, изображая ее частью антигрузинского заговора «глобальной партии войны», оппозиция неудачно провела первый этап поствыборной протестной кампании, а обыватели потихоньку начали впадать в традиционную новогоднюю спячку. Поэтому за «упреждающей эскалацией» следует поискать и иные, более весомые мотивы.

Ключ к ребусу может предоставить названный премьер-министром срок возвращения к теме переговоров с ЕС – «конец 2028 года». Он сказал, что до 2030-го Евросоюз не планирует расширяться, а сам переговорный процесс требует около 1,5-2 лет, и поэтому власти не позволят западным оппонентам использовать решение о его начале в качестве инструмента шантажа в промежуточный период (2024-2028 гг.). Но стоит взглянуть на обозначенный срок и с другой точки – конец 2028-го это период после следующих парламентских выборов. Не исключено, что, озвучив злополучное решение, правительство тем самым предложило Евросоюзу принять результаты прошедшего 26 октября 2024 года голосования без оговорок, признать власть «Грузинской мечты» безупречно легитимной, продолжить вести с ней дела, несмотря на очевидные признаки «белорусизации», либо дождаться следующих парламентских выборов. «Решение за вами, мы готовы начать переговоры о вступлении в ЕС завтра же», – этот тезис спикеры «Мечты» озвучили уже десятки раз с сотнями оттенков экспрессии. Очевидно, что страны «Авторитарной лиги» активизируются, чтобы использовать четырехлетнюю паузу в процессе сближения Евросоюза и Грузии для усиления своего влияния – вероятно, именно это и является ключевым элементом внешнеполитического шантажа.

Выстоит ли «Грузинская мечта» в течение 4 лет в условиях риторической конфронтации со значительной частью западных партнеров и возможного введения новых санкций? При нынешнем раскладе сил в грузинской политике и с учетом проевропейских настроений общества это практически исключено. Уже сегодня, в условиях кризиса, который, по утверждению Иванишвили, продлится максимум несколько месяцев, она испытывает очевидные затруднения, если не балансирует над пропастью. В такой ситуации может показаться логичным еще один не самый приятный вывод. Если Евросоюз откажется принять за основу условия «Грузинской мечты», она, исходя из инстинкта самосохранения, попытается радикальным образом изменить баланс сил в стране – подавить сопротивление и резко ослабить своих оппонентов. Арест активистов (некоторым из них грозит длительное тюремное заключение), запугивание и избиение и даже запрет ряда партий (крайне симптоматично, что это намерение было озвучено еще до выборов) не приведут к желательному для властей результату до тех пор, пока не будут подорваны социальные и психологические опоры сопротивления. Иначе, даже если нынешняя кампания протеста завершится неудачно, вскоре вспыхнет новая в условиях, когда позиции «Мечты» будут расшатаны противостоянием с Брюсселем, а ее противники, возможно, начнут действовать более продуманно. Для «окончательного решения вопроса» и устранения угрозы властям потребуется подчинение или выдавливание из Грузии политически активных граждан, для которых евроатлантическая интеграция страны является неотъемлемой частью жизненного кредо – что-то похожее в свое время произошло в России и Беларуси. Тысячи людей, потенциально соответствующих критериям вхождения в элиту, но не готовых принять правила игры Иванишвили, могут вышвырнуть из социальных лифтов, если они не докажут свою лояльность словом и делом. Прежняя жизнь закончится в любом случае, но не все готовы принять эту пугающую мысль.

Власти, которые стремятся разгромить оппозицию, обычно обвиняют ее в подготовке государственного переворота и зачастую провоцируют на радикальные шаги, рассчитывая, что они вынудят испуганных обывателей выдать силовикам карт-бланш на стабилизацию обстановки. Правители поступают так даже не сотни, а тысячи лет, но прежде чем приступить к действиям, они должны удостовериться, что уверенно контролируют исполнительную, законодательную и судебную власть и могут рассчитывать на поддержку хотя бы части общества. В противном случае в критический момент режим может просто рассыпаться. В этом плане ситуация неоднозначна: с одной стороны, Иванишвили в последние годы расставил на ключевые посты полностью зависимых от него людей, укрепил опору в министерствах и предпринял серию акций по ослаблению оппозиции. Но с другой, Грузия остается небольшим и слабым государством, и эффективность инструментов, которыми располагает правительство, весьма относительна – они могут сломаться при сильном внешнем и внутреннем воздействии. В первом случае оно рассчитывает на растущую турбулентность в международных отношениях, на то, что западным партнерам сейчас «не до Грузии» и они, скрепя сердце и с оговорками, все же согласятся зафиксировать статус-кво, обозначенный «Мечтой». Прежде всего, она опасается приостановки действия столь важного для населения безвизового режима с ЕС, а также жестких санкций, изолирующих руководство страны, но рассчитывает на поддержку премьер-министра Венгрии Виктора Орбана, которого госпропаганда изображает чуть ли не «смотрящим» Дональда Трампа в Европе. Связанные с избранным президентом США надежды более туманны, так как пока непонятно, насколько жестко будет реагировать новая администрация на масштабное проникновение Китая в Грузию и поведение местных властей, но они тем не менее бодрятся, утверждая, что отстаивают близкие Трампу идеологические принципы (он, наверное, удивился бы, если б узнал об этом) и легко найдут с ним общий язык. На внутреннем фронте «Мечта» рассчитывает прежде всего на политическую, психологическую и организационную слабость оппозиционных партий и их руководителей.

Сегодня они стоят перед непростым выбором. Абсолютное большинство лидеров грузинских партий хорошо умеет начинать кампании протеста, но не умеет доводить их до конца – в период с 26 октября до 25 ноября они еще раз подтвердили это (хрестоматийные примеры – кампании 2008, 2009 и 2019 годов). 28 ноября заявление правительства о будущем отношений с ЕС предоставило им новую возможность. Они не контролируют динамику протестов в полной мере, поскольку в них участвуют и общественные организации, и отдельные граждане, которые относятся к оппозиционным партиям (или к их части) весьма скептически, но могут оказывать на нее значительное влияние. Телезрителям, впитывающим драматичные репортажи с тбилисских улиц, часто кажется, что стороны мобилизовали и бросили в гущу схватки все силы, но на самом деле у «партии власти» и ее противников еще остаются резервы – и политические и, скажем так, физические. Если «Грузинская мечта» в ближайшее время не обвалится под напором протестующих, то лидерам оппозиции (каждому по отдельности) придется выбирать между «решающим штурмом» с переходом к более радикальным формам протеста и компромиссными решениями. Первый вариант связан с серьезным риском нарушения закона. Если б по итогам украинского Евромайдана победил президент Янукович, то его оппонентов, вероятно, обвинили бы в тысячах правонарушений, начиная с нападения на полицейских и захвата правительственных зданий, заканчивая формированием незаконных отрядов, параллельных структур власти и попыткой государственного переворота – соответствующие уголовные дела стали бы ключевым инструментом зачистки политического пространства. Одни лидеры готовы идти до конца, но другим может казаться, что их заманивают в западню. Тактика «превентивной эскалации», которую использует правительство, подпитывает второй вывод: шокирующие заявления и акты насилия сменяются миролюбивыми декларациями, но пару дней спустя за ними следуют новые удары. Они будто бы тестируют реакцию общества и оппозиции и едва ли не вынуждают последнюю отвечать максимально резко. «Средним арифметическим» от сочетания непримиримого и осторожного подхода обычно становится выжидание, которое зачастую превращается в бездействие.

Лидеры оппозиции утверждают, что их шаги продуманны. Руководитель партии «За Грузию» Георгий Гахария заявил в эфире телекомпании «Формула»: «Мы последовательно следуем плану, который называется первой фазой, и поверьте, если мы не завершим ее до нового года, по крайней мере до инаугурации президента США, знайте, что потом будет уже очень поздно. Поэтому сейчас мы концентрированно работаем над тем, чтобы не произошла легитимация этих институтов». Проправительственные СМИ с энтузиазмом подхватили эту реплику – вероятно, их руководители полагают, что несмотря на антагонистическое отношение к властям, она усиливает их основной нарратив, поскольку указывает на календарные ограничения и зависимость грузинских событий от смены администрации в Вашингтоне.

Основным средством преодоления политического кризиса в парламентской республике, как бы банально ни прозвучало, являются парламентские выборы. Но после того, как 3 декабря Конституционный суд отказался принять к рассмотрению иск президента и политических партий о признании выборов 26 октября неконституционными, для проведения нового голосования осталась лишь одна юридически корректная возможность (если, конечно, не рассматривать брутальный и совершенно незаконный сценарий 1992 года с полным сносом органов власти и создании новых «с нуля») – отставка правительства и отказ половины из 150 депутатов (а значит, не менее 14 из 89 представителей «Грузинской мечты») от утверждения нового кабмина. Добровольно «Мечта» на это не пойдет, и чтобы принудить ее к назначению внеочередных выборов, понадобится либо расширение и, по всей вероятности, радикализация протестов, либо компромиссное соглашение, как в 2021 году, когда стороны разменяли уступки и оппозиция прекратила бойкотировать работу высшего законодательного органа, а правящая партия согласилась на проведение внеочередных парламентских выборов в том случае, если получит меньше 43% голосов на муниципальных (и ожидаемо получила больше). Но сегодня «Мечта» категорически отказывается от урегулирования по этому сценарию. Ситуация усугубляется тем, что она позиционирует Брюссель, который в 2021-м усадил грузинских политиков за стол переговоров, в качестве заинтересованной стороны конфликта и едва ли примет его посредничество.

Выборы сами по себе не являются панацеей – для их нормального проведения требуется соответствующая среда, отказ властей от силового давления на оппонентов, доверие всех участников процесса к Центризбиркому и т. д. Часть представителей оппозиции и неправительственных организаций предлагает провести их под международным контролем, но «Грузинская мечта» отказывается. Однако даже если бы она каким-то чудом согласилась, имплементация новых правил потребовала бы длительных и сложных переговоров, законодательных решений, готовности к компромиссам и сотрудничества сторон, которое в данный момент не представляется возможным.

Многие граждане понимают или по крайней мере чувствуют, что страна находится в очень опасной ситуации, так как значительная часть лидеров считает оптимальным полный разгром оппонентов. Но разгром не выведет политическую систему из состояния перманентного кризиса, поскольку уровень ее развития не соответствует возросшей сложности общества и не отображает его устремления адекватно. Если выступления противников «Грузинской мечты» не станут более масштабными и решительными, а позиция Запада не ужесточится, она, вероятно, сумеет удержаться на плаву и хотя бы частично претворить в жизнь планы по усмирению оппонентов и разгрому оппозиционных партий, которые считает главным источником угрозы. Но снижение зависимости от одних факторов активирует другие. В интервью российскому изданию «Ведомости» (07.04.05) Бидзина Иванишвили рассказал, как через специально созданный фонд платил московским силовикам (Рушайло и др.), чтобы они защищали его от бандитов, но потом прикормленные «менты» обнаглели и начали брать деньги у дельцов, которые были должны Иванишвили. История может повториться; силовики и политики, спасающие его сегодня, сформируют новые корпорации и кланы в структурах исполнительной власти и в партии, будут бороться за источники доходов и влияния, полагая, что правитель находится перед ними в неоплатном долгу, и в конце концов начнут генерировать более масштабные угрозы, чем шумные, но неумелые оппозиционеры – похожая трансформация происходила во многих странах.

Кризис не завершится ни после очередных «дней Х» – выборов президента (коллегия соберется 14 декабря в здании парламента), обсуждения грузинского вопроса главами МИД стран ЕС (16 декабря в Брюсселе), президентской инаугурации (29 декабря) – ни после Нового года и Рождества, ни после завершения протестных выступлений на проспекте Руставели (к какому бы результату они не привели), ни после (вне)очередных выборов, поскольку они лишь отображают патологическое состояние политической системы, проявляясь в различных, сменяющих друг друга формах – так сыпь, жар или кровотечение постоянно указывают на запущенную болезнь. До сих пор она порождала лишь персоналистские режимы, которые начинали с демократической риторики, а затем быстро деградировали, скатываясь под конец в полное свинство – болезнь не может, да и не станет бороться сама с собой.

Разумеется, это не значит, что кризис продлится вечно, то и дело угрожая гражданским противостоянием, а то и войной. Развитие общества продолжается, несмотря на все препятствия, и сближение с Европой не проходит бесследно (ее притяжение ощущалось даже за «железным занавесом») – жители Грузии узнают все больше о жизни в развитых демократических странах и прощают местным политикам куда меньше ошибок, чем 30, 20 и даже 10 лет назад. Дикие постсоветские игрища с нулевой суммой раздражают их; они постепенно осознают значение компромиссов и инклюзивного политического диалога. Эволюция, как всегда, победит, хотя на ее пути воздвигнут сотни барьеров, а изуродованные ненавистью лица, колючая проволока, тюремные камеры и пыточные подвалы еще долго будут находиться где-то очень близко, на расстоянии вытянутой руки – тоталитарное прошлое, как неупокоенный мертвец из страшных сказок, неоднократно напомнит о себе и потребует жертв. Чтобы уберечь от него европейский выбор страны, понадобится искреннее и бескорыстное гражданское мужество, проявляемое не только на площадях в период обострения, но постоянно и везде, где господствуют ложь, трусость и жадность. Вероятно, лишь оно сможет завершить глубокий политический – более того, мировоззренческий – кризис переходом к новой стадии развития и предотвратить возникновение новых.

Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции

Подписывайтесь на нас в соцсетях