Процессы скотного двора. Форум Кафки и Оруэлла в Кобулети

В грузинском Кобулети прошел VIII постинтеллектуальный Форум имени Франца Кафки и Джорджа Оруэлла. Все предыдущие годы мероприятие проходило в России, в Калининградской области, а в этом году из соображений безопасности было перенесено в Грузию.

Обоих писателей, в честь которых назван Форум, в последние годы все чаще вспоминают в связи с процессами, идущими в России. В соцсетях появились мемы типа "Оруэлл нервно курит в сторонке" и "Кафка отдыхает" (вспоминается и старый, еще советский мем: "Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью"). А когда в Госдуму внесли законопроект, предполагающий преследование за "намерение стать иностранным агентом", журналисты отметили, что теперь в России собираются наказывать людей за "мыслепреступление" (термин из романа Джорджа Оруэлла "1984").

Вот что рассказала Радио Свобода об истории и концепции Форума одна из его организаторов, Оксана Акмаева.

– Форум был создан в 2013 году командой энтузиастов: группа калининградцев решила собирать близких по духу людей. К сожалению, наша реальность все больше и больше походит на фантазии Кафки и Оруэлла. Мы находимся в мире, который никак не соприкасается с той реальностью, где обитает здравомыслие, гуманизм, где люди исповедуют мир и стремятся к нему.

На одном из наших первых форумов, который проходил на Балтийской косе, был показательный случай: во время одной из дискуссий ворвались казаки. Самое смешное, что казаки балтийские! Это очень странно, если знать историю земли: какие казаки, при чем тут Балтика? Тем не менее эти люди прекрасно себя чувствуют на государственных грантах. И вот они врываются и первый вопрос, который задают: "Вы, суки, чьи это портреты тут повесили?!" Они, конечно, не знали, кто это такие, но сразу решили, что Кафка и Оруэлл – враги родины, оппозиционеры.

– Расскажите о тематике нынешнего форума.

– Основная тема – "Процессы скотного двора". В "Процессе" Франца Кафки описано, как человек под давлением теряет нравственные ориентиры, оскотинивается. А "Скотный двор" Оруэлла выразительно описывает, как зарождаются диктатура и тоталитаризм. Эти прогнозы сделаны давно, и в результате мы сейчас обитаем в этой реальности.

Оксана Акмаева

В этом году мы чуть расширили количество участников форума, нам хочется громче заявлять о нем, ведь очень велико количество россиян, которым пришлось уехать из страны. Отмечу – из своей любимой страны: они уехали не потому, что они не любят свою страну, а наоборот, именно потому, что любят ее, но не считают возможным дышать тем гнилостным запахом, который сейчас издает труп страны. С этим надо что-то делать, а придумать этот план можно в месте, где тебе гарантируется безопасность. Именно поэтому мы сделали форум в Грузии. Спасибо этой прекрасной стране за гостеприимство, великодушие, приют и понимание, которое демонстрируется буквально в каждом шаге!

Мы объединили многие сферы, нацеленные на изучение общества: медиа, политологию, социологию, этнографию, антропологию. Мы изучаем и кремлевский новояз, придуманный для того, чтобы не называть войну войной ради своих целей (доклад Александры Архиповой), и современные мемы. Очень радостно, что в числе спикеров – Костя Мефтахудинов, сооснователь проекта "Страдающее Средневековье": на этом примере хорошо видно, как нивелируется зло, когда оно обезглавливается смехом, и тогда чуть легче дышать.

Журналисты независимых СМИ, которым пришлось уехать из России из-за прямого преследования, говорят здесь о том, что правду теперь нужно добывать, она не находится в прямом доступе. Политолог Федор Крашенинников рассказывает о происходящем в российских регионах в связи с санкциями. Конечно, нужно говорить о насилии в обществе, о новой эмиграции. У нас поет Вася Зоркий, создатель группы "1984": даже в таких мелочах все совпало! А закрываем мы форум просмотром документального сериала "Гудбай, империя!", который создали Сергей Гиндилис с Фаиной Музыкой: фильм про эмигрантов в Грузию, Турцию и другие страны. Забиваем гвоздь в крышку гроба империи! – резюмирует Оксана Акмаева.

Илья Шуманов, один из организаторов Форума Кафки и Оруэлла, директор "Трансперенси Интернэшнл – Россия", открывает мероприятие

"Есть только мем, за него и держись: сопротивление новейшему Средневековью", – так назывался доклад Константина Мефтахудинова, сооснователя проекта "Страдающее Средневековье".

– Мемы повсюду в нашей жизни, если мы говорим не просто о смешных картинках, а именно о меме как социологическом явлении, – говорит Константин. – Смешные картинки тем более в нашей жизни повсюду. Хочется верить, что это несет некоторый терапевтический эффект. Мемы связывают людей друг с другом, делают некоторые вещи более понятными, помогают общаться. Иногда мы по одному слову узнаем своих. Вот только что выступал социолог Денис Волков: сторонники Путина чаще говорят "спецоперация", а противники – "война".

– Борьба с современным "Средневековьем" действительно является частью вашей концепции?

– У нас нет концепции как таковой. Нам хочется верить, что через высмеивание современности мы даем понять, что эта современность должна быть другой: например, в XXI веке не должно быть войны. Через шутки и мемы мы, надеюсь, лучше доносим эту точку зрения, чем какие-то серьезные академические статьи. Конечно, мемы и шутки не могут остановить войну. Но, надеюсь, наш небольшой вклад играет хоть какую-то роль: пусть это капля в море, но лучше, чтобы эта капля была.

Константин Мефтахудинов

– А есть какие-то параллели между Средневековьем и российской современностью?

– Их можно провести, но скорее не нужно. Исторические параллели сами по себе не работают. История никогда никого ничему не учит, и она не повторяется. Нельзя сказать, что какая-то ситуация сегодняшней России является повторением Русско-японской или Крымской войны, как часто говорят. Но это не значит, что когда война закончится, в России не начнется либерализация, как было после Крымской войны, или в России не будет каких-то социальных революций, как было после Русско-японской (это более актуальные параллели, чем со Средними веками).

Но! Вот мы говорим, что после Крымской войны начался период великих реформ, а это не совсем так. Всегда было противостояние реформам. Сам Александр II не хотел этих реформ, было огромное сопротивление и давление на царя, чтобы реформы были. В этом плане история не говорит нам: было так, значит, будет так. Единственное, что она говорит: во-первых, все меняется, во-вторых, путь к счастливому будущему есть. Он будет очень тяжелым, тернистым, с кучей откатов назад, когда будет казаться, что все вернулось обратно к путинизму, но, тем не менее, движение будет.

Один из мемов "Страдающего Средневековья"

– Почему же вы выбираете именно средневековые картинки?

– Потому что до нас дошла куча материалов из Средневековья, множество миниатюр, которые гораздо смешнее, чем все, что было после этого. Это странные, достаточно "отбитые" картинки. Про любой другой период, наверное, не получилось бы столько пошутить. И потом, у всех ведь есть какое-то представление о Средних веках: со школы, из фильмов. Все смотрели "Игру престолов", многие – сериал "Викинги", читали "Трудно быть богом". Скажи человеку "Средние века" – и у него в голове сразу возникнет картинка. Может быть, она будет темной, грязной, а может быть, наоборот: какой-то благородный рыцарь делает что-то прекрасное, – но она будет у каждого. Отсюда частично успех нашего паблика, – полагает Константин Мефтахудинов.

Социолог и этнограф Екатерина Чигалейчик вместе с коллегами еще весной начала исследование новейшей волны эмиграции из России. Свою команду они назвали "After 24" ("После 24-го"). Молодые ученые проводили опросы и интервью среди россиян, уехавших в Грузию и Армению.

– По сути, мы сами же и являемся той категорией, которую изучаем, ведь мы в тот же период уехали из России. Важный момент: эмиграция была привилегией. Больше 80% – это Москва и Петербург, либо другие крупные города. Почти половина – айтишники. Переехали те, у кого была такая возможность, хоть это тоже было экстренно и трагично.

В большинстве своем это очень образованные люди, с высшим образованием, по большей части молодые. В интервью часто звучит, что они давно планировали, готовились к отъезду, просто начало войны ускорило этот процесс. В этом смысле это было не бегство, хотя слово "эвакуация" люди употребляли. Кто-то очень спокойно говорит: да, это эмиграция, я эмигрант; кто-то отмечает: нет, эмигрант – слишком нагруженное исторически слово, оно обязательно означает политические преследования. Некоторые называют себя экспатами.

– Уехавшие после 21 сентября и беженцами себя называют.

– Да, это слово уже встречается в переписках, в чатах, чего весной еще не было.

Очень многие говорили, что вообще не хотят вернуться в Россию. Часто звучит: "Путин, конечно, не вечен, но я не думаю, что после него что-то изменится, и та Россия, в которой я готов был бы жить, если когда-нибудь наступит, то это вопрос десятилетий". Один информант сказал: я хочу переехать куда-нибудь далеко, например, на Филиппины, в какое-то место, где вообще плохо знают, кто такие русские, где нет к нам никакого отношения. Дело в том, что сейчас в Грузии много напряжения в связи с большим количеством приехавших россиян, ситуация очень конфликтогенная.

Екатерина Чигалейчик

Интересный момент – планирование. Тут есть некоторая двойственность. С одной стороны, ситуация очень турбулентная, и информанты говорят: мой горизонт планирования – максимум две недели, дальше непонятно. И тот же человек спустя некоторое время говорит: я сдаю экзамены, готовлю документы, делаю паспорт, подаю на визу. А это уже горизонт в несколько лет!

Самая тяжелая для людей вещь. Мы уехали из России, потому что мы не согласны, мы там не нужны, по сути, нам сказали "уходите". Но и здесь, в той стране, куда мы приехали, мы тоже не нужны, никто нас не ждал. Более того, мы из страны-агрессора. И те же грузины очень доброжелательно относятся к приехавшим, но одновременно в стране существует активная повестка против россиян.

– Каковы ваши основные выводы по поводу этой волны эмиграции?

– Это массово политическая эмиграция, эмиграция несогласия, невозможности вынесения российского психологического климата. Сейчас многие, кто уезжал весной, окончательно определились. Тогда было много тех, кто рассчитывал жить на две страны, достаточно часто приезжать в Россию. Сейчас, в новых условиях, эти связи рвутся, эмиграция становится более невозвратной. Думаю, это долгая волна (по крайней мере, весенняя). Среди убежавших от мобилизации больше звучит слово "отсидимся", "пересидим": вот призовут 300 тысяч, успокоятся, и мы вернемся.

– И это уже совершенно другие люди: не сплошь либералы?

– Чаще всего это люди, которые даже просто не понимают ситуации в Грузии. Кто-то, например, спрашивал: а почему нельзя проехать в Грузию через Абхазию? Весной народ как-то больше понимал, куда он едет. Уже появилось массовое мнение, что те, кто ехал весной, были против войны, а те, кто сейчас, боятся за свою задницу. В действительности мы пока этого не знаем. Но понятно, что это абсолютно другая волна и по возрастным категориям, и по характеристикам, и по географии, – отмечает Екатерина Чигалейчик.

Директор "Левада-центра" Денис Волков рассказывал на Форуме об отношении россиян к войне и мобилизации. Есть мнение, что в военное время соцопросы проводить нельзя, они не показательны, однако Волков с этим не согласен, считает, что последние исследования лишь подтверждают прежние тенденции.

– Опросы ноября, декабря, января уже показывали основные контуры отношения к будущей войне. Первое – это поддержка власти. Уже в конце прошлого года две трети опрошенных поддерживали происходящее, а примерно треть не поддерживала до начала войны. Уже тогда 60% говорили, что во всем виноваты США, а Россия ни в чем не виновата. И в открытых опросах, и на группах люди говорили: Америка втягивает нас в войну, хотя мы этого не хотим, и что, нам прогибаться, что ли? Накопленные данные уже позволяли сказать, что общество, хотя и боится войны, но готово к ней.

Когда война началась, были смешанные чувства. В 2014 году преобладали просто положительные эмоции, радость: Крым наш, ни одного выстрела... Все были в восторге, и общество, и элиты, кроме каких-то "отщепенцев", которых не слушали. В этот раз все по-другому: было примерно поровну тех, кто с самого начала испытывал шок, тревогу, страх и даже не поддерживал действия российской власти, и тех, кто говорил: все нормально, гордость за страну, сейчас мы им всем покажем. То есть отношение к происходящему было неоднородным. Но с самого начала Россия многим внутри страны представлялась не агрессором, а жертвой происходящего: "Это на нас напали или хотят напасть руками украинцев, а мы просто защищаемся".

Денис Волков

Именно в этих условиях произошла консолидация вокруг власти. С февраля-марта рейтинг Путина вырос с 71 до 83%. Как объясняли люди, в условиях конфликта, когда полмира против нас, просто непатриотично критиковать Путина, нужно гордиться своей страной, даже если что-то там и неправильно: да, проблемы есть, пенсии маленькие, но если не Путин, то нас вообще сожрут, поэтому я поддерживаю.

Изменилось даже потребление информации. Практически все в России знают, что телевидение представляет официальную точку зрения, там показывают только то, что хочет показать власть. Это говорили и пенсионеры, и все, кто смотрит телевизор. Но в ситуации конфликта вдруг стало необходимо видеть именно официальную точку зрения. Выросло количество доверяющих телевизору, смотрящих телевизор, а число тех, кто смотрит интернет, даже упало. Старшее поколение говорит, что там фейк-ньюс, точка зрения врага, пропаганда, и это смотреть не надо. Одна из респонденток говорила: "Если бы я смотрела Би-би-си, я бы тоже, наверное, думала, что Россия плохая, – представляете, как их там зомбируют на Западе? И что с этим делать, как нам, русским, достучаться до тех, кто живет на Западе, как им объяснить, что мы на самом деле хорошие?" Модернизированная, более активная и независимая часть общества, которая не поддерживает войну, составляет меньшинство.

Важная тема – адаптация к происходящему, которая была заметна уже в конце марта, в апреле. Люди нам говорили: я стараюсь не смотреть и не обсуждать происходящее: это слишком печально, а сделать я все равно ничего не могу, и зачем тогда подрывать свое здоровье? К концу лета стало ясно, что люди приучились жить с военными действиями на заднем плане и по мере возможности старались этого не замечать. Произошла даже экономическая адаптация, начали расти потребительские настроения, оптимизм. В общем, жизнь стала налаживаться.

Все это закончилось 21 сентября: мобилизация стала для многих шоком. Сразу вырос пессимизм, изменилось базовое условие, что где-то идут боевые действия, но нас это не затрагивает. Теперь процентов 70 в страхе и тревоге. Реакция однозначно плохая, практически никто не говорил о гордости за страну. Впервые за полгода сразу процентов на шесть-семь снизился рейтинг Путина, правительства, оценки ситуации в стране, – таковы наблюдения социолога Дениса Волкова.

Одну из панелей Форума организаторы назвали "Офшорная журналистика: правда через VPN". Главный редактор "Медиазоны" Сергей Смирнов не согласен с таким определением современной российской независимой журналистики.

– Офшоры подразумевают, что надо платить меньше налогов, а российская журналистика вне России оказалась в ситуации, где надо платить сильно больше налогов, чем раньше. Есть и большая проблема с донатами из России. Мы, например, сознательно собираемся не собирать там донаты, учитывая, ведь в любой момент любое медиа могут объявить "нежелательной организацией", а значит, у подписчиков возникнут проблемы. Если хочешь называть войну войной, вторжение – вторжением, военные преступления в Буче – военными преступлениями, то внутри России работать практически невозможно. Для единиц, героев, которые это делают, очень серьезные риски. Если говорить об аналогии, то мы теперь скорее – как западные "голоса" в СССР: Би-би-си, "Голос Америки", Радио Свобода.

Сергей Смирнов

Российская журналистика сейчас должна больше писать про Россию. Это непросто делать, так как война и мобилизация – все равно главные темы. Если ты хочешь, чтобы у тебя заметка совсем не набрала просмотров, пиши не про войну. Но мы все равно продолжим писать такие заметки. Одна из ключевых задач независимых российских медиа – иметь нормальные источники информации о происходящем внутри страны. Нужны люди, которые своими глазами могли бы это видеть, а ты должен думать об их безопасности и о том, как платить им деньги.

Работать публично и открыто будет чем дальше, тем тяжелее. Я уверен: никакой оттепели не будет, будут мстить еще сильнее, находить людей, которые с нами сотрудничают. Независимые российские медиа находятся в процессе серьезной внутренней перестройки: кто-то уже в большей степени перестроился, кто-то – в меньшей. Но нам придется постоянно меняться, исходя из условий, из репрессий внутри России. Я не думаю, что репрессии достигли пика, к большому сожалению, я жду более массовых репрессий. Такое ощущение, что репрессивных законов сейчас больше, чем их применения. Думаю, долго так продолжаться не может, раз они создали такую репрессивную базу. Те случаи, которые происходят сейчас, это только начало. Чудовищное дело Владимира Кара-Мурзы, которому грозят абсолютно сталинские сроки… Конечно, мы должны будем думать о безопасности журналистов и о безопасности своих героев.

Но есть и хорошее. Стало совершенно понятно, кто есть кто в журналистике, не осталось больше никаких серых зон. Уже нельзя сидеть в модных изданиях и говорить: мы делаем такое важное дело, мы так реально влияем, в отличие от вас, всяких "иностранных агентов"... Этих зон больше не осталось, они все слились с кремлевской пропагандой, и все их попытки показать, что они делают значимое дело, разбиваются о реальность: открываешь эти медиа и все прекрасно видишь, – полагает главред "Медиазоны" Сергей Смирнов.

"Когда бумеранг насилия вернется в Россию" – на эту тему говорили на Форуме Ирина Долинина, журналистка издания "Важные Истории", и Анна Ривина, основательница Центра "Насилию.нет".

Ирина Долинина

– Существуют исследования, показывающие, что уровень домашнего насилия в семьях, где есть ветераны войн, гораздо выше, – рассказывает Ирина Долинина. – К сожалению, этого можно ожидать и сейчас, после полномасштабной войны с Украиной: те военные, которые принимали в этом участие, вернутся в Россию, и как минимум может сильно вырасти уровень домашнего насилия, а дальше это может выйти и на улицы. У большинства людей, которые возвращаются с войн, посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). И оно точно будет у большинства участников этой войны. Они участвуют в преступлении и где-то в глубине души, видимо, понимают, что творят. Их бросают на фронт в качестве пушечного мяса, они проигрывают, видят потери, на их глазах умирают друзья.

Последние два месяца я общаюсь с российскими военными, которые отказались воевать и вернулись, и вижу, в каком они моральном состоянии. Кто-то из них осознает, что у него ПТСР, кто-то это отрицает, но я вижу, как они реагируют на какие-то триггеры. При этом большая проблема такого патриархального общества, как российское, в том, что среди этих мужчин лишь единицы пойдут к психотерапевтам и на терапию к психологам. Есть одна непубличная инициатива, которая готова оказывать психологическую помощь российским военным. Я им о ней рассказала, на что мне ответили: а какой смысл мне разговаривать с человеком, который не был на этой войне, как он меня поймет? Кроме того, там еще работает такой стереотип: что я – не мужик, пойду к психологу?!

Я общаюсь по большей части с адекватными людьми, которые поняли, что это неправильная, преступная война, отказались от этого, вырвались с фронта и сейчас делают все возможное, чтобы их не отправили обратно. Но даже они не готовы прорабатывать свои травмы. Что тогда говорить о мародерах и насильниках, которые вернутся с войны? Наказаны они не будут, останутся на свободе, они ведь даже не раскаиваются. В стране обязательно будет всплеск насилия, – опасается Ирина Долинина.

"Цифровой ГУЛАГ своими руками" – на эту тему делал доклад Александр Исавнин, профессор Свободного университета, член незарегистрированной Пиратской партии России.

– То, что творится в России с интернетом, – это процесс местами действительно лайтово-кафкианский. Российская интернет-индустрия, те операторы, которые осуществляют блокировки, абсолютно не самоорганизованы в плане защиты своих интересов. У нас есть Российская ассоциация электронных коммуникаций, есть еще что-то, с красивым названием, с хорошими людьми, но они в основном соглашаются с тем, что делает государство. Вот, в частности, почему мы до всего этого дошли.

Телекоммуникационное регулирование технологически сложно, оно непонятно большинству аудитории, поэтому его могут принимать без существенного внимания со стороны независимых журналистов и правозащитников. Сейчас у нас идет фильтрация интернет-контента, многие СМИ в РФ заблокированы. Соответственно, когда закладывалась основа этого, хардкорные правозащитники не очень обращали на это внимание, и журналисты не давили. А когда начали блокировать, было уже поздно, был консенсус: начали "защищать детей", потом стали "защищаться от террористов", а теперь можно спокойно защищаться и от "иностранных агентов".

Александр Исавнин

При этом технической аудитории очень сложно объяснить, зачем они должны задумываться о правах человека, иметь некие моральные устои, а не только зарабатывать деньги. Здесь хорошим примером является электронное голосование. Компании, которые работают на этом рынке, являются прогосударственными: или ты не ругаешь государство, или вылетаешь с рынка. Поэтому про электронное голосование мы не имеем профессионального мнения, не имеем профессиональных участников рынка по одной простой причине – они не могут возражать, так как иначе теряют бизнес, но не могут и соглашаться, потому что соглашаться с этим невозможно, и, соглашаясь, они теряют остатки репутации. А журналисты и профессиональное сообщество на них не давят. В электронном голосовании применяется шифрование, регулятор которого – ФСБ, а она молчит на эту тему. Редкий случай, когда они засунули язык непонятно куда и дают Собянину и "Ростелекому" делать что угодно. Это очень странная история.

В результате мы имеем то, что имеем. Техническое сообщество не возражает по своим причинам и не очень понимает, что надо соблюдать права. А хардкорные правозащитники и либеральные медиа считают технические аспекты происходящего слишком сложными, ненужными аудитории. В результате наши власти очень четко проходят по границе между этими двумя сообществами и реализуют все, что хотят, почти безнаказанно. Мы не просто оказываемся в произведениях "1984" и "Скотный двор", а грустно смотрим и не можем понять, как мы туда попали. В "Скотном дворе" была эволюция, а наша эволюция еще хуже. У нас не просто свиньи, которые "чуть более равнее", а еще и конфликт между разными амбарами. И нам однозначно надо объединять усилия хотя бы в этой борьбе!

– Все время идут разговоры о суверенном российском интернете, но этот проект до сих пор не реализован, даже сейчас, в условиях военной цензуры, блокируются лишь отдельные сайты.

– Все это не так просто. Суверенный интернет – это пять уровней нормативных актов, дело долгое. Тут смесь из юридической и технологической сложности. Сейчас, со спецоперацией они додавили всех операторов, заставили включить кусочек суверенного интернета. Но интернет не задумывался для решения тех или иных задач государства, он задумывался для того, чтобы работать просто, быстро и эффективно. Поэтому те протоколы, пакетные связи, которые придумали, не выжили.

Выжил интернет, потому что это простые, очевидные протоколы, дешевое оборудование, циклы развития. Государство пытается влезть в интернет с решением своих задач, но оно просто не умеет это делать. Ваш оператор связи, который предоставляет интернет, не знает, какую информацию вы передаете, это просто идея интернета была в том, что он передает все, что угодно, не залезая внутрь. У нас же добавили СОРМ, добавили блокировки, и это подрывает эффективность развития нашего интернета. Он не может работать эффективно, потому что он должен быть принципиально другим. Китайцы пытаются предложить новый наборов протоколов, который как раз будет учитывать эти интересы: полная деанонимизация и так далее. Но даже у них это не получается!

Национальная система доменных имен, этот кусочек суверенного интернета, реализуется наиболее просто, но это и наиболее бессмысленно. Государство реализовало свою мечту о суверенизации чего-то: вот, смотрите, мы командуем – и солнце всходит на востоке! А иногда, в облачную погоду можно говорить, что мы скомандовали солнцу не всходить, вот оно и не взошло, – иронизирует Александр Исавнин.

Закончим рассказ о форуме популярным мемом, который тоже цитировался на Форуме. "В России поставили памятник Оруэллу". – "Где?" – "Да практически везде".

Радио Свобода