Информация о том, что Европейский суд отклонил иски осетин против Грузии, вызвала в Цхинвали довольно бурную реакцию. Власти заявили, что подключат прокуратуру и даже вышли на аппарат представителя России в Европейском суде.
Суд дал возможность России выступить третьей стороной по делу и представить свои комментарии в этих делах, потому что в Южной Осетии были нарушены права граждан России. Собственно, поведение российского уполномоченного в Страсбурге кажется особенно странным. Можно предположить, что найденные в экстренном порядке адвокаты могли не знать процедуру работы международного органа (к примеру, того, что официальными языками суда являются английский и французский. В комментариях югоосетинским журналистам один из адвокатов заявил: «еще бы по-китайски написали!»). Но почему российский уполномоченный Григорий Матюшкин не заметил, что суд ему пересылает комментарии заявителей только по двум из семи дел? По тем двум, вести которые взялись правозащитники.
Пожалуй, самым справедливым в этом случае будет замечание, что жертвой ситуации вновь стали обычные люди – пятеро пострадавших. Только теперь они стали уже жертвой политической игры. Вопрос о том, могут ли эти люди вновь попробовать отстоять свои права, достаточно сложный. С одной стороны, ни решения, ни отказа в рассмотрении по этим делам в Страсбурге вынесено не было и согласно пункту 2 ст.37 Европейской Конвенции: «Суд может принять решение восстановить жалобу в списке подлежащих рассмотрению дел, если сочтет, что это оправдано обстоятельствами». Какими могут быть эти обстоятельства – смена представителя или принципиально другой подход к подготовке жалобы – вопрос.
О низком качестве подготовленных материалов уже не раз говорилось. И, боюсь, то, что власти Южной Осетии сейчас предложили потерпевшим по другим делам пройти медосмотр, вряд ли поможет делу. Один из первых вопросов, который суд задает сторонам: были ли пройдены эффективные национальные инстанции правовой защиты. То, что человек не попытался отстоять свои права в местном суде перед тем, как обратиться в Страсбург, может быть поводом для отказа в рассмотрении иска. Но в делах из Южной Осетии никто даже не попробовал восстановить нарушенные права на национальном уровне.
Официальные адвокаты объяснили это тем, что в прокуратуре им сказали, что в этом нет необходимости. При этом работники прокуратуры ссылались на практику чеченских дел, в которых заявители, якобы, таких инстанций не прошли. В первых делах по чеченскому конфликту в начале 2000-х, действительно, не удалось добиться никаких судебных решений у себя в стране, большинство – не дождались даже возбуждения уголовных дел. Но это не значит, что они не обращались к властям – просто их обращения оставались без ответа. И такие национальные инстанции, действительно, можно было признать неэффективными.
Практика работы правозащитников по некоторым делам из Южной Осетии против Грузии позволяет предположить, что в этих случаях национальные инстанции тоже неэффективны и можно жаловаться в Страсбург еще и на нарушение статьи 13-ой конвенции, гарантирующей такую эффективность. Но на подтверждение этого понадобилось не менее года-полутора – переписка с официальными инстанциями, требования возбудить уголовное дело, получение отписок – все это отнимает много сил и времени.
Интересна сама отсылка прокуратуры к чеченским делам. Обычно российские власти обвиняют правозащитников в том, что те «штампуют» дела из Чечни. Похожих дел, действительно, очень много: убит на «зачистке», забрали ночью люди в камуфляже на БТРе. Но жалующихся в Европейский суд чеченцев власти России считают чуть ли не предателями, позорящими свою страну. Теперь вот прокуратура России решила сама подготовить дела для отправки в Страсбург. У чеченских и осетинских дел есть одно общее – до пострадавших людей властям России дела нет.
Суд дал возможность России выступить третьей стороной по делу и представить свои комментарии в этих делах, потому что в Южной Осетии были нарушены права граждан России. Собственно, поведение российского уполномоченного в Страсбурге кажется особенно странным. Можно предположить, что найденные в экстренном порядке адвокаты могли не знать процедуру работы международного органа (к примеру, того, что официальными языками суда являются английский и французский. В комментариях югоосетинским журналистам один из адвокатов заявил: «еще бы по-китайски написали!»). Но почему российский уполномоченный Григорий Матюшкин не заметил, что суд ему пересылает комментарии заявителей только по двум из семи дел? По тем двум, вести которые взялись правозащитники.
Пожалуй, самым справедливым в этом случае будет замечание, что жертвой ситуации вновь стали обычные люди – пятеро пострадавших. Только теперь они стали уже жертвой политической игры. Вопрос о том, могут ли эти люди вновь попробовать отстоять свои права, достаточно сложный. С одной стороны, ни решения, ни отказа в рассмотрении по этим делам в Страсбурге вынесено не было и согласно пункту 2 ст.37 Европейской Конвенции: «Суд может принять решение восстановить жалобу в списке подлежащих рассмотрению дел, если сочтет, что это оправдано обстоятельствами». Какими могут быть эти обстоятельства – смена представителя или принципиально другой подход к подготовке жалобы – вопрос.
О низком качестве подготовленных материалов уже не раз говорилось. И, боюсь, то, что власти Южной Осетии сейчас предложили потерпевшим по другим делам пройти медосмотр, вряд ли поможет делу. Один из первых вопросов, который суд задает сторонам: были ли пройдены эффективные национальные инстанции правовой защиты. То, что человек не попытался отстоять свои права в местном суде перед тем, как обратиться в Страсбург, может быть поводом для отказа в рассмотрении иска. Но в делах из Южной Осетии никто даже не попробовал восстановить нарушенные права на национальном уровне.
Официальные адвокаты объяснили это тем, что в прокуратуре им сказали, что в этом нет необходимости. При этом работники прокуратуры ссылались на практику чеченских дел, в которых заявители, якобы, таких инстанций не прошли. В первых делах по чеченскому конфликту в начале 2000-х, действительно, не удалось добиться никаких судебных решений у себя в стране, большинство – не дождались даже возбуждения уголовных дел. Но это не значит, что они не обращались к властям – просто их обращения оставались без ответа. И такие национальные инстанции, действительно, можно было признать неэффективными.
Практика работы правозащитников по некоторым делам из Южной Осетии против Грузии позволяет предположить, что в этих случаях национальные инстанции тоже неэффективны и можно жаловаться в Страсбург еще и на нарушение статьи 13-ой конвенции, гарантирующей такую эффективность. Но на подтверждение этого понадобилось не менее года-полутора – переписка с официальными инстанциями, требования возбудить уголовное дело, получение отписок – все это отнимает много сил и времени.
Интересна сама отсылка прокуратуры к чеченским делам. Обычно российские власти обвиняют правозащитников в том, что те «штампуют» дела из Чечни. Похожих дел, действительно, очень много: убит на «зачистке», забрали ночью люди в камуфляже на БТРе. Но жалующихся в Европейский суд чеченцев власти России считают чуть ли не предателями, позорящими свою страну. Теперь вот прокуратура России решила сама подготовить дела для отправки в Страсбург. У чеченских и осетинских дел есть одно общее – до пострадавших людей властям России дела нет.
