СУХУМИ---Семнадцать лет назад, несмотря на победу в грузино-абхазской войне, мало кто из серьезных экспертов предполагал, что у такого вновь образующегося государства, как Республика Абхазия, есть будущее. Огромные человеческие потери в войне, полностью разрушенная экономика, чье состояние еще больше укрепляла введенная Россией жесткая блокада, отсутствие друзей как таковых, плюс всестороннее международное давление, видевшее разрешение конфликта лишь за восстановлением территориальной целостности Грузии, делали Абхазию похожей на тяжело больного младенца, которому врачи не то что не давали какие-то шансы на будущее, но и вообще удивлялись самому факту существования c такими пороками. Но этот ребенок-инвалид, вопреки прогнозам, потихоньку ожил, стал шевелить ручонками, ходить, говорить, и со временем его уже трудно было отличить от других своих сверстников. Абхазия выжила.
И, несмотря на то, что ее независимость признало на сегодняшний день всего четыре страны, все понимают, в том числе и многие грузинские эксперты, отыграть ситуацию назад практически невозможно. Этот поезд ушел, и скорее всего, безвозвратно.
Хотя, конечно, все могло сложиться иначе. Пожалуй, самым трудным периодом для Абхазии были первые послевоенные годы. Когда у тебя бюджет страны чуть больше миллиона долларов, сложно объяснить своему народу, прошедшему с огромными потерями и травмами тяжелую войну, сколько еще нужно терпеть, терпеть, и еще раз терпеть. Ведь вот она, долгожданная победа пришла, а ожидавшегося за ней благоденствия почему-то не наступило.
Первому президенту Владиславу Ардзинба удалось, казалось бы, невозможное – он сумел уйти от чеченизации своей страны, безоговорочной власти человека с ружьем, когда автомат Калашников подменял бы собой закон и сеял хаос. В отличие от той же Грузии, Абхазии пришлось без всякой посторонней помощи создавать на ровном месте институты демократического государства, при том, что шанс превратить страну в осажденную крепость с авторитарным режимом, при той постоянной угрозе военного реванша со стороны Грузии, которая существовала все эти годы, был велик. Впрочем, возможно набор всех вышеназванных трудностей, как раз и мобилизовал абхазское общество в своем стремлении идти до конца. В этом абхазам, как это ни парадоксально звучит, помогла Грузия – Грузия Гамсахурдия с его лозунгом «Грузия для грузин», Грузия Шеварднадзе, развязавшая войну 1992-93 годов, и Грузия Саакашвили с его неприкрытым желанием во что бы то ни стало взять военный реванш.
За все эти годы Абхазия так и не почувствовала на себе искреннего желания своего недоброго соседа наладить с ней отношения. Впрочем, такое ощущение, что воля и поведение грузинских правителей вполне соответствовали общественному заказу. Ведь победи Шеварднадзе в 1993 году, или Саакашвили в августовской авантюре 2008 года – грузины их воспринимали бы освободителями, национальными лидерами, сумевшими восстановить эту священную корову - «территориальную целостность страны», пусть и с многочисленными жертвами, и даже изгнанием с этих земель абхазов и осетин. И тогда в пантеоне грузинской истории им было бы наверняка гарантировано место где-нибудь рядом с Давидом Строителем или царицей Тамар. Но вышло совсем по-другому. Грузия потеряла Абхазию. И в этой связи я согласен с российским публицистом Юлией Латыниной, утверждающей, что Грузия потеряла морально право на Абхазию дважды: первый раз, когда в 1992 году ввела туда войска и развязала войну, и второй раз, когда она эту войну проиграла.
После того, как два года назад Россия признала независимость Абхазии и в последующем взяла на себя обязательства по обеспечению безопасности республики от грузинской агрессии, вопрос актуальности разрешения грузино-абхазского конфликта в глазах самих абхазов отошел на второй план. В Сухуме есть понимание того, что Грузия не смирится в ближайшей перспективе с утратой Абхазии. Но уверенность в том, что новой войны не будет, переключила абхазов на решение других проблем.
Справившись с одной головной болью, проблем у официального Сухума не убавилось. Теперь абхазы пытаются доказать, что их стремление к независимости не ограничивается желанием жить вне рамок Грузии. И сейчас для них самая главная задача – выстроить и сохранить нормальные отношения с Москвой – единственным реальным на сегодняшний день союзником, не пожертвовав при этом суверенитетом. От того, как быстро абхазам удастся справиться с новым вызовом, напрямую зависит будущее абхазского проекта.
Некогда больной младенец выжил, и теперь ему семнадцать лет. Он полон идей и планов на будущее. Этот юноша хочет жить.
Вот уже семнадцать лет Абхазия существует как государство. Причем существует не вопреки желаниям Грузии и не благодаря воле России. Она существует потому, что так захотел абхазский народ.
И, несмотря на то, что ее независимость признало на сегодняшний день всего четыре страны, все понимают, в том числе и многие грузинские эксперты, отыграть ситуацию назад практически невозможно. Этот поезд ушел, и скорее всего, безвозвратно.
Хотя, конечно, все могло сложиться иначе. Пожалуй, самым трудным периодом для Абхазии были первые послевоенные годы. Когда у тебя бюджет страны чуть больше миллиона долларов, сложно объяснить своему народу, прошедшему с огромными потерями и травмами тяжелую войну, сколько еще нужно терпеть, терпеть, и еще раз терпеть. Ведь вот она, долгожданная победа пришла, а ожидавшегося за ней благоденствия почему-то не наступило.
Первому президенту Владиславу Ардзинба удалось, казалось бы, невозможное – он сумел уйти от чеченизации своей страны, безоговорочной власти человека с ружьем, когда автомат Калашников подменял бы собой закон и сеял хаос. В отличие от той же Грузии, Абхазии пришлось без всякой посторонней помощи создавать на ровном месте институты демократического государства, при том, что шанс превратить страну в осажденную крепость с авторитарным режимом, при той постоянной угрозе военного реванша со стороны Грузии, которая существовала все эти годы, был велик. Впрочем, возможно набор всех вышеназванных трудностей, как раз и мобилизовал абхазское общество в своем стремлении идти до конца. В этом абхазам, как это ни парадоксально звучит, помогла Грузия – Грузия Гамсахурдия с его лозунгом «Грузия для грузин», Грузия Шеварднадзе, развязавшая войну 1992-93 годов, и Грузия Саакашвили с его неприкрытым желанием во что бы то ни стало взять военный реванш.
За все эти годы Абхазия так и не почувствовала на себе искреннего желания своего недоброго соседа наладить с ней отношения. Впрочем, такое ощущение, что воля и поведение грузинских правителей вполне соответствовали общественному заказу. Ведь победи Шеварднадзе в 1993 году, или Саакашвили в августовской авантюре 2008 года – грузины их воспринимали бы освободителями, национальными лидерами, сумевшими восстановить эту священную корову - «территориальную целостность страны», пусть и с многочисленными жертвами, и даже изгнанием с этих земель абхазов и осетин. И тогда в пантеоне грузинской истории им было бы наверняка гарантировано место где-нибудь рядом с Давидом Строителем или царицей Тамар. Но вышло совсем по-другому. Грузия потеряла Абхазию. И в этой связи я согласен с российским публицистом Юлией Латыниной, утверждающей, что Грузия потеряла морально право на Абхазию дважды: первый раз, когда в 1992 году ввела туда войска и развязала войну, и второй раз, когда она эту войну проиграла.
После того, как два года назад Россия признала независимость Абхазии и в последующем взяла на себя обязательства по обеспечению безопасности республики от грузинской агрессии, вопрос актуальности разрешения грузино-абхазского конфликта в глазах самих абхазов отошел на второй план. В Сухуме есть понимание того, что Грузия не смирится в ближайшей перспективе с утратой Абхазии. Но уверенность в том, что новой войны не будет, переключила абхазов на решение других проблем.
Справившись с одной головной болью, проблем у официального Сухума не убавилось. Теперь абхазы пытаются доказать, что их стремление к независимости не ограничивается желанием жить вне рамок Грузии. И сейчас для них самая главная задача – выстроить и сохранить нормальные отношения с Москвой – единственным реальным на сегодняшний день союзником, не пожертвовав при этом суверенитетом. От того, как быстро абхазам удастся справиться с новым вызовом, напрямую зависит будущее абхазского проекта.
Некогда больной младенец выжил, и теперь ему семнадцать лет. Он полон идей и планов на будущее. Этот юноша хочет жить.
Вот уже семнадцать лет Абхазия существует как государство. Причем существует не вопреки желаниям Грузии и не благодаря воле России. Она существует потому, что так захотел абхазский народ.
