ТБИЛИСИ---«Грузия и борьба с синдромом безнаказанности после грузино-российской войны 2008 года» - под таким названием 26 октября прошла встреча представителей местных и международных НПО с грузинскими журналистами. Насколько продуктивно ведут расследования военных преступлений власти России и Грузии? Какова роль Международного уголовного суда в этих расследованиях? Как могут повлиять на ускорение процесса СМИ и гражданский сектор? Это те вопросы, которые обсуждались на встрече.
Нугзар Кристесиашвили родное село Эредви покинул 11 августа 2008 года. Накануне на его глазах сожгли дом брата, затем та же участь постигла его собственное жилище.
«Если бы меня увидели, то убили бы, я прятался в кустах», - говорит Нугзар.
Дело Кристесиашвили против России уже находится в Страсбургском суде.
Там же рассматривается еще одно дело, на этот раз против Грузии. Сотрудники грузинских правоохранительных органов задержали жителя Цхинвали Лаврентия Казиева в начале октября 2008 года. Это произошло, когда он помогал перейти через так называемую границу грузину из югоосетинского села:
«Год он провел в тюрьме, а потом три месяца вообще не знали, где он», - говорит его сестра Нино.
Лаврентия выпустили лишь в декабре 2009 года в обмен на грузина, отпущенного на свободу осетинской стороной.
Нугзар Кристесиашвили и Лаврентий Казиев считаются жертвами августовской войны и последующих событий, однако следственные органы ни с одной, ни с другой стороны не проводили соответствующего расследования. Эти примеры, считают члены неправительственных организаций, наглядно демонстрируют бездействие следственных органов.
Норвежский Хельсинкский комитет вместе с другими НПО следит за расследованиями военных преступлений 2008 года. Как говорит представитель этой организации Симон Папуашвили, на все просьбы к властям представить документальные материалы о расследовании, ответов так и не было получено. Поэтому НПО прибегли к альтернативному методу проверки – обратились к пострадавшему населению:
«Мы спрашивали у людей, проводились ли следственные процедуры? Кем? Когда? Что за этим следовало? Мы допросили 250 человек. Это те люди, интересы которых НПО защищают в Страсбурге. То есть, если расследование проводилось, то оно должно было в первую очередь коснуться именно этих людей. Но опрос показал: следственные мероприятия не проводились».
Насколько эффективно проводит расследование российская сторона? Юридический директор НПО «Правовая защита по России» Анастасия Кушлейко может судить об этом, лишь ссылаясь на три десятка дел, которые уже переданы в Страсбургский суд:
«В ходе работы по этим делам мы имели возможность убедиться, что расследование на национальном уровне проводилось недостаточно эффективно. Мы, как представители заявителей, пришли к выводу, что все возможные средства правовой защиты на национальном уровне не были исчерпаны».
Как говорит Симон Папуашвили, если Россия и Грузия не доведут до конца расследование этих преступлений, то за дело возьмется Гаагский суд, под юрисдикцию которого подпадают эти дела. По словам Папуашвили, во время августовской войны имели место военные преступления и преступления против человечности: бомбежки, унесшие жизни людей и повредившие здания, преследования, убийства людей по этническому принципу и уничтожение их собственности.
Международный уголовный суд может начать расследование лишь после того, как убедится в беспомощности национальных следственных органов. Однако, как говорит представитель Ассоциации молодых юристов Натия Кацитадзе, прокурор по своей инициативе может начать предварительное делопроизводство, которое уже протекает и еще не завершено в Грузии и России:
«Предварительное делопроизводство означает, что международный уголовный суд пока не начал официальное расследование. Просто прокурор наблюдает, насколько полноценно проводят расследование национальные следственные органы. И если он сочтет, что они не могут или не хотят его вести, он может начать официальное расследование».
Римский статут, который является основой деятельности Гаагского суда, не определяет конкретные сроки для завершения расследований. По мнению представителя коалиции по Международному уголовному суду Кирстен Мээрсшаерт Духенс, именно это является основной причиной затягивания расследования на многие годы. Правительства для прокурора Гаагского суда готовят толстые отчеты, детали которых неизвестны обществу.
Представители НПО предполагают, что эти отчеты – пыль в глаза, лишь формальные действия, которые не приведут к окончательному результату. Но аппарат прокурора Гаагского суда закрывает на это глаза. Сотрудники НПО с сожалением отмечают, что вопрос, начнет или нет прокурор Гаагского суда расследование, зачастую зависит от мировой политической конъюнктуры. Практика показывает, что Гаагский суд не медлит в отношении стран третьего мира. Но когда дело касается России, то с решением не спешит. Именно поэтому, как говорит Кирстен Мээрсшаерт Духенс, СМИ и гражданский сектор должны оказывать давление не только на национальные следственные органы, но и на прокурора Гаагского суда.
Нугзар Кристесиашвили родное село Эредви покинул 11 августа 2008 года. Накануне на его глазах сожгли дом брата, затем та же участь постигла его собственное жилище.
«Если бы меня увидели, то убили бы, я прятался в кустах», - говорит Нугзар.
Дело Кристесиашвили против России уже находится в Страсбургском суде.
Там же рассматривается еще одно дело, на этот раз против Грузии. Сотрудники грузинских правоохранительных органов задержали жителя Цхинвали Лаврентия Казиева в начале октября 2008 года. Это произошло, когда он помогал перейти через так называемую границу грузину из югоосетинского села:
«Год он провел в тюрьме, а потом три месяца вообще не знали, где он», - говорит его сестра Нино.
Лаврентия выпустили лишь в декабре 2009 года в обмен на грузина, отпущенного на свободу осетинской стороной.
Нугзар Кристесиашвили и Лаврентий Казиев считаются жертвами августовской войны и последующих событий, однако следственные органы ни с одной, ни с другой стороны не проводили соответствующего расследования. Эти примеры, считают члены неправительственных организаций, наглядно демонстрируют бездействие следственных органов.
Слушать
Норвежский Хельсинкский комитет вместе с другими НПО следит за расследованиями военных преступлений 2008 года. Как говорит представитель этой организации Симон Папуашвили, на все просьбы к властям представить документальные материалы о расследовании, ответов так и не было получено. Поэтому НПО прибегли к альтернативному методу проверки – обратились к пострадавшему населению:
«Мы спрашивали у людей, проводились ли следственные процедуры? Кем? Когда? Что за этим следовало? Мы допросили 250 человек. Это те люди, интересы которых НПО защищают в Страсбурге. То есть, если расследование проводилось, то оно должно было в первую очередь коснуться именно этих людей. Но опрос показал: следственные мероприятия не проводились».
Насколько эффективно проводит расследование российская сторона? Юридический директор НПО «Правовая защита по России» Анастасия Кушлейко может судить об этом, лишь ссылаясь на три десятка дел, которые уже переданы в Страсбургский суд:
«В ходе работы по этим делам мы имели возможность убедиться, что расследование на национальном уровне проводилось недостаточно эффективно. Мы, как представители заявителей, пришли к выводу, что все возможные средства правовой защиты на национальном уровне не были исчерпаны».
Как говорит Симон Папуашвили, если Россия и Грузия не доведут до конца расследование этих преступлений, то за дело возьмется Гаагский суд, под юрисдикцию которого подпадают эти дела. По словам Папуашвили, во время августовской войны имели место военные преступления и преступления против человечности: бомбежки, унесшие жизни людей и повредившие здания, преследования, убийства людей по этническому принципу и уничтожение их собственности.
Международный уголовный суд может начать расследование лишь после того, как убедится в беспомощности национальных следственных органов. Однако, как говорит представитель Ассоциации молодых юристов Натия Кацитадзе, прокурор по своей инициативе может начать предварительное делопроизводство, которое уже протекает и еще не завершено в Грузии и России:
«Предварительное делопроизводство означает, что международный уголовный суд пока не начал официальное расследование. Просто прокурор наблюдает, насколько полноценно проводят расследование национальные следственные органы. И если он сочтет, что они не могут или не хотят его вести, он может начать официальное расследование».
Римский статут, который является основой деятельности Гаагского суда, не определяет конкретные сроки для завершения расследований. По мнению представителя коалиции по Международному уголовному суду Кирстен Мээрсшаерт Духенс, именно это является основной причиной затягивания расследования на многие годы. Правительства для прокурора Гаагского суда готовят толстые отчеты, детали которых неизвестны обществу.
Представители НПО предполагают, что эти отчеты – пыль в глаза, лишь формальные действия, которые не приведут к окончательному результату. Но аппарат прокурора Гаагского суда закрывает на это глаза. Сотрудники НПО с сожалением отмечают, что вопрос, начнет или нет прокурор Гаагского суда расследование, зачастую зависит от мировой политической конъюнктуры. Практика показывает, что Гаагский суд не медлит в отношении стран третьего мира. Но когда дело касается России, то с решением не спешит. Именно поэтому, как говорит Кирстен Мээрсшаерт Духенс, СМИ и гражданский сектор должны оказывать давление не только на национальные следственные органы, но и на прокурора Гаагского суда.
