ВАШИНГТОН---2-3 апреля состоялся визит российского министра иностранных дел Сергея Лаврова в Армению и в Азербайджан. Этот дипломатический вояж имел символическое значение, поскольку был приурочен к двадцатилетию установления дипломатических отношений между Россией и двумя государствами Южного Кавказа. Насколько содержательным был визит Сергея Лаврова? Можно ли говорить о какой-либо трансформации роли Москвы в геополитическом треугольнике Россия - Армения - Азербайджан? Об этом рассказывает политолог Сергей Маркедонов.
Апрельский визит российского министра лишь внешне выглядел, как праздничное юбилейное посещение двух государств. Мало кто из бывших советских республик может похвастать такой интенсивностью контактов с бывшим союзным центром. Только в прошлом году министры иностранных дел России, Армении и Азербайджана провели 10 раундов совместных переговоров. Но парадокс заключается в том, что две дружественные России страны разделяет неразрешенный этнополитический конфликт, перспективы урегулирования которого, откровенно говоря, далеко не блестящи. Но Москва при этом крайне заинтересована в сохранении конструктивных отношений с каждым из противников по отдельности. Армения выглядит более тесным партнером. И с учетом растущей экономической кооперации, и сотрудничества в сфере обороны и безопасности, и, чего греха таить, большей зависимости от России. Однако Азербайджан - важнейший сосед РФ, делящий с ней «проблемный» дагестанский участок госграницы и общее Каспийское море. Да и повторять «грузинский сценарий» на азербайджанском направлении крайне опасно, ибо в этом случае возможности для маневра на всем Большом Кавказе сжимаются подобно шагреневой коже.
Принимая во внимания все эти факторы, визит Лаврова мало чем отличался от предыдущих дипломатических вояжей. Находясь в Баку, российский министр заявил, что интересам сторон нагорно-карабахского конфликта статус-кво не отвечает. В реальности же Москве статус-кво как раз чрезвычайно выгоден, ибо и Армения, и Азербайджан к компромиссам не готовы. И в Баку, и в Ереване не спешат уступать «свои пяди и крохи», а потому «разморозка» статус-кво ничего позитивного не сулит. В этой связи приверженность России продавливанию «обновленных мадридских принципов», снова озвученная Лавровым и в Ереване, и в Баку, как раз де-факто и означает выбор в пользу статус-кво. Но назвать вещи своими именами МИД России не готов, ибо необходимо отправить позитивный сигнал Западу, который рассматривает российское посредничество в урегулировании конфликта как благожелательный фактор. Два других посредника (Вашингтон и Париж) прекрасно понимают, что никакой новой конфигурации мирного процесса на сегодняшний день просто не существует. Но открыто признать, что статус-кво - это меньшее из зол, не могут, ибо философия урегулирования должна базироваться на оптимистической основе, а не на признании жестких реалий. Как бы то ни было, а два мессиджа Лавров отправил: Москва готова к кооперации по продвижению «базовых принципов» с Западом, и «силового решения» она не приемлет.
Помимо нагорно-карабахского вопроса глава российского МИДа обозначил еще одну важную для Кремля «энергетическую тему». И неслучайно это было сделано в Ереване, так как Москва выражает крайнее недовольство планами ЕС подписать договор с Туркменистаном и Азербайджаном по поводу транзита туркменского газа через Каспийское море. В этом видится вызов не только российскому газовому гиганту, находящемуся под особой заботой и опекой старого нового президента, но и «каспийскому концерту», в котором «приглашенные участники» не вызывают особого восторга Москвы. Потенциально здесь кроется один из возможных спорных сюжетов во взаимоотношениях с Азербайджаном. Хотя удачное решение вопроса о продолжении аренды Россией Габалинской РЛС может стать в некоторой степени компенсаторным механизмом. О продвижении на этом направлении по итогам визита ясно не стало.
Впрочем, стоит обратить внимание на то, что визит Лаврова прошел незадолго до инаугурации Владимира Путина. В какой-то мере он стал еще одним сигналом уже для Баку и Еревана. Смысл его в том, что Москва, несмотря на перемены в «тандеме», остается при своих интересах на Южном Кавказе. И отличаться сильно от предыдущего четырехлетия они вряд ли будут. Москва будет стараться сохранять статус-кво, избегать по возможности «интернационализации» региона, но там, где она уже имеет место быть, не станет ей особо препятствовать.
Апрельский визит российского министра лишь внешне выглядел, как праздничное юбилейное посещение двух государств. Мало кто из бывших советских республик может похвастать такой интенсивностью контактов с бывшим союзным центром. Только в прошлом году министры иностранных дел России, Армении и Азербайджана провели 10 раундов совместных переговоров. Но парадокс заключается в том, что две дружественные России страны разделяет неразрешенный этнополитический конфликт, перспективы урегулирования которого, откровенно говоря, далеко не блестящи. Но Москва при этом крайне заинтересована в сохранении конструктивных отношений с каждым из противников по отдельности. Армения выглядит более тесным партнером. И с учетом растущей экономической кооперации, и сотрудничества в сфере обороны и безопасности, и, чего греха таить, большей зависимости от России. Однако Азербайджан - важнейший сосед РФ, делящий с ней «проблемный» дагестанский участок госграницы и общее Каспийское море. Да и повторять «грузинский сценарий» на азербайджанском направлении крайне опасно, ибо в этом случае возможности для маневра на всем Большом Кавказе сжимаются подобно шагреневой коже.
Принимая во внимания все эти факторы, визит Лаврова мало чем отличался от предыдущих дипломатических вояжей. Находясь в Баку, российский министр заявил, что интересам сторон нагорно-карабахского конфликта статус-кво не отвечает. В реальности же Москве статус-кво как раз чрезвычайно выгоден, ибо и Армения, и Азербайджан к компромиссам не готовы. И в Баку, и в Ереване не спешат уступать «свои пяди и крохи», а потому «разморозка» статус-кво ничего позитивного не сулит. В этой связи приверженность России продавливанию «обновленных мадридских принципов», снова озвученная Лавровым и в Ереване, и в Баку, как раз де-факто и означает выбор в пользу статус-кво. Но назвать вещи своими именами МИД России не готов, ибо необходимо отправить позитивный сигнал Западу, который рассматривает российское посредничество в урегулировании конфликта как благожелательный фактор. Два других посредника (Вашингтон и Париж) прекрасно понимают, что никакой новой конфигурации мирного процесса на сегодняшний день просто не существует. Но открыто признать, что статус-кво - это меньшее из зол, не могут, ибо философия урегулирования должна базироваться на оптимистической основе, а не на признании жестких реалий. Как бы то ни было, а два мессиджа Лавров отправил: Москва готова к кооперации по продвижению «базовых принципов» с Западом, и «силового решения» она не приемлет.
Помимо нагорно-карабахского вопроса глава российского МИДа обозначил еще одну важную для Кремля «энергетическую тему». И неслучайно это было сделано в Ереване, так как Москва выражает крайнее недовольство планами ЕС подписать договор с Туркменистаном и Азербайджаном по поводу транзита туркменского газа через Каспийское море. В этом видится вызов не только российскому газовому гиганту, находящемуся под особой заботой и опекой старого нового президента, но и «каспийскому концерту», в котором «приглашенные участники» не вызывают особого восторга Москвы. Потенциально здесь кроется один из возможных спорных сюжетов во взаимоотношениях с Азербайджаном. Хотя удачное решение вопроса о продолжении аренды Россией Габалинской РЛС может стать в некоторой степени компенсаторным механизмом. О продвижении на этом направлении по итогам визита ясно не стало.
Впрочем, стоит обратить внимание на то, что визит Лаврова прошел незадолго до инаугурации Владимира Путина. В какой-то мере он стал еще одним сигналом уже для Баку и Еревана. Смысл его в том, что Москва, несмотря на перемены в «тандеме», остается при своих интересах на Южном Кавказе. И отличаться сильно от предыдущего четырехлетия они вряд ли будут. Москва будет стараться сохранять статус-кво, избегать по возможности «интернационализации» региона, но там, где она уже имеет место быть, не станет ей особо препятствовать.
