ВАШИНГТОН---Идея выхода Ставропольского края из состава Северо-Кавказского федерального округа (СКФО) обрела "Новую силу". Отделение незарегистрированной партии с таким названием объявило о сборе подписей за практическую реализацию этой идеи. Организаторы акции в качестве конечной цели видят вхождение Ставрополья в состав Южного федерального округа. В какой мере такое изменение может помочь в решении актуальных социально-экономических и этнополитических проблем края?
Подобные лозунги возникают на различных уровнях не в первый раз. Их озвучивали и представители разных маргинальных националистических течений, и депутаты российского парламента, и активные блоггеры. Пересказывать их в хронологической последовательности вряд ли имеет какой-то практический смысл. Намного важнее зафиксировать: идея разлита в воздухе. И даже если сегодня число сторонников этой идеи не достигает критических показателей, многократное ее проговаривание заставляет обратить на это явление пристальное внимание. Тем паче, что в условиях отсутствия качественной дискуссии по данному вопросу на первый план выходят не рациональные резоны, а эмоции, способные любую острую тему перевести в формат "Сам дурак!" Но такой подход вряд ли продуктивен для понимания процессов, которые происходят сегодня на Ставрополье, а также в отношениях края с соседними национальными республиками Северного Кавказа.
Между тем для северокавказской безопасности (и для развития всего российского Юга) значение Ставрополья никак не меньше, чем Чечни или Дагестана. Уже то, что край географически находится в центре СКФО, граничит со всеми его республиками (и Калмыкией, входящей в состав Южного Федерального округа), а также является домом для кавказского полпреда, в разы повышает его геополитическую капитализацию. Край называют "форпостом России", центром "русского мира" на Кавказе, который на фоне соседей кажется более безопасным. Но в действительности в последние два десятилетия здесь развиваются весьма непростые процессы, которые требуется адекватно понимать и брать в расчет при планировании северокавказского будущего.
Ни один из российских регионов не менял свой имидж столь радикально и в столь быстрые сроки, как Ставропольский край. До распада СССР в 1991 году Ставрополье становилось ньюсмейкером исключительно в связи с очередными победами в нескончаемой "битве за урожай". Край имел устойчивую репутацию консервативного аграрного региона, поставляющего руководящие кадры для ЦК КПСС. Свидетельством тому появление в высших эшелонах партийно-советской вертикали таких персон, как Михаил Суслов, Федор Кулаков, Михаил Горбачев. Для них Ставрополье стало своеобразным политическим трамплином в высшие эшелоны власти. После 1991 года некогда стабильный регион в одночасье превратился в окраину государства. В отличие от Ингушетии, Чечни, Северной Осетии или Дагестана, Ставрополье не стало пограничной территорией Российской Федерации. Однако край стал неспокойной и моментами воюющей окраиной, своеобразным фронтиром между русским и кавказским миром.
Но ключевая проблема в том, что и республики Северного Кавказа, и Ставрополье – части одного государства, а жители СКФО, будь то русские, ногайцы, даргинцы, карачаевцы или чеченцы, – граждане одной страны. К каким бы культурным "мирам" они ни принадлежали. Спорить о том, кто в крае или в республиках "коренной", а кто "не очень" – занятие неблагодарное. Какую шкалу измерения мы будем брать за основу? Ведь если доводить ситуацию до абсурда, то и русские крестьяне, пришедшие осваивать ставропольские земли в XIX веке, будут записаны в "пришельцы".
Между тем те же ногайцы или туркмены (трухмены) живут на территории Ставрополья не одно столетие, да и дагестанские чабаны появились здесь намного раньше, чем в "лихие 90-е". Следовательно, полиэтничным край был всегда. И таковым он останется и в составе СКФО, и в составе ЮФО. И даже в том случае, если вдруг в Кремле решат образовать отдельный Ставропольский округ, а приток новых выходцев из Чечни, Ингушетии и Дагестана вдруг в одночасье прекратят. Хотя насколько это реально в условиях земельного дефицита, перенаселенности кавказских республик, непонятно. Да и при любом раскладе соседи никуда не исчезнут. Плохо верится и в то, что "прописка" в ЮФО вдруг избавит край от коррупции и криминалитета.
В этой ситуации главный вопрос – к центральной власти. Ставрополье сегодня выполняет две разнонаправленные социальные функции. Первая – это роль некоего фронтира, а вторая – это интеграция различных этнических и религиозных групп в рамках пусть и невнятного и плохо прописанного российского проекта. Следовательно, и перспектив у края тоже две. Или превращение в некий оборонительный вал, либо в базовую площадку для формирования российской гражданской идентичности, имеющую стратегическое значение уже не только для российского Юга, но и для всей страны. Первая перспектива чревата дезинтеграцией страны и непрекращающимися конфликтами. Она не требует никаких значительных усилий, надо лишь продолжать нынешнюю инерционную политику.
Вторая же требует не только серьезных средств, но политической воли и стратегического видения у центра. Необходимы проекты по строительству институтов власти и на Ставрополье, и в республиках СКФО. Нужны не фантомные туристические сказки, а приземленные, привязанные к специфике территории и к нуждам местного населения экономические программы, правовое, а не "понятийное" решение поземельных проблем, создание современных механизмов адаптации внутренних мигрантов и системы межэтнической медиации. Словом, хотите форпост России – создавайте его. Но не на словах и не посредством механического закачивания денег в неработающие институты (это напоминает по степени эффективности уколы в труп), а в создание новой эффективной системы власти.
Подобные лозунги возникают на различных уровнях не в первый раз. Их озвучивали и представители разных маргинальных националистических течений, и депутаты российского парламента, и активные блоггеры. Пересказывать их в хронологической последовательности вряд ли имеет какой-то практический смысл. Намного важнее зафиксировать: идея разлита в воздухе. И даже если сегодня число сторонников этой идеи не достигает критических показателей, многократное ее проговаривание заставляет обратить на это явление пристальное внимание. Тем паче, что в условиях отсутствия качественной дискуссии по данному вопросу на первый план выходят не рациональные резоны, а эмоции, способные любую острую тему перевести в формат "Сам дурак!" Но такой подход вряд ли продуктивен для понимания процессов, которые происходят сегодня на Ставрополье, а также в отношениях края с соседними национальными республиками Северного Кавказа.
Между тем для северокавказской безопасности (и для развития всего российского Юга) значение Ставрополья никак не меньше, чем Чечни или Дагестана. Уже то, что край географически находится в центре СКФО, граничит со всеми его республиками (и Калмыкией, входящей в состав Южного Федерального округа), а также является домом для кавказского полпреда, в разы повышает его геополитическую капитализацию. Край называют "форпостом России", центром "русского мира" на Кавказе, который на фоне соседей кажется более безопасным. Но в действительности в последние два десятилетия здесь развиваются весьма непростые процессы, которые требуется адекватно понимать и брать в расчет при планировании северокавказского будущего.
Ни один из российских регионов не менял свой имидж столь радикально и в столь быстрые сроки, как Ставропольский край. До распада СССР в 1991 году Ставрополье становилось ньюсмейкером исключительно в связи с очередными победами в нескончаемой "битве за урожай". Край имел устойчивую репутацию консервативного аграрного региона, поставляющего руководящие кадры для ЦК КПСС. Свидетельством тому появление в высших эшелонах партийно-советской вертикали таких персон, как Михаил Суслов, Федор Кулаков, Михаил Горбачев. Для них Ставрополье стало своеобразным политическим трамплином в высшие эшелоны власти. После 1991 года некогда стабильный регион в одночасье превратился в окраину государства. В отличие от Ингушетии, Чечни, Северной Осетии или Дагестана, Ставрополье не стало пограничной территорией Российской Федерации. Однако край стал неспокойной и моментами воюющей окраиной, своеобразным фронтиром между русским и кавказским миром.
Но ключевая проблема в том, что и республики Северного Кавказа, и Ставрополье – части одного государства, а жители СКФО, будь то русские, ногайцы, даргинцы, карачаевцы или чеченцы, – граждане одной страны. К каким бы культурным "мирам" они ни принадлежали. Спорить о том, кто в крае или в республиках "коренной", а кто "не очень" – занятие неблагодарное. Какую шкалу измерения мы будем брать за основу? Ведь если доводить ситуацию до абсурда, то и русские крестьяне, пришедшие осваивать ставропольские земли в XIX веке, будут записаны в "пришельцы".
Между тем те же ногайцы или туркмены (трухмены) живут на территории Ставрополья не одно столетие, да и дагестанские чабаны появились здесь намного раньше, чем в "лихие 90-е". Следовательно, полиэтничным край был всегда. И таковым он останется и в составе СКФО, и в составе ЮФО. И даже в том случае, если вдруг в Кремле решат образовать отдельный Ставропольский округ, а приток новых выходцев из Чечни, Ингушетии и Дагестана вдруг в одночасье прекратят. Хотя насколько это реально в условиях земельного дефицита, перенаселенности кавказских республик, непонятно. Да и при любом раскладе соседи никуда не исчезнут. Плохо верится и в то, что "прописка" в ЮФО вдруг избавит край от коррупции и криминалитета.
В этой ситуации главный вопрос – к центральной власти. Ставрополье сегодня выполняет две разнонаправленные социальные функции. Первая – это роль некоего фронтира, а вторая – это интеграция различных этнических и религиозных групп в рамках пусть и невнятного и плохо прописанного российского проекта. Следовательно, и перспектив у края тоже две. Или превращение в некий оборонительный вал, либо в базовую площадку для формирования российской гражданской идентичности, имеющую стратегическое значение уже не только для российского Юга, но и для всей страны. Первая перспектива чревата дезинтеграцией страны и непрекращающимися конфликтами. Она не требует никаких значительных усилий, надо лишь продолжать нынешнюю инерционную политику.
Вторая же требует не только серьезных средств, но политической воли и стратегического видения у центра. Необходимы проекты по строительству институтов власти и на Ставрополье, и в республиках СКФО. Нужны не фантомные туристические сказки, а приземленные, привязанные к специфике территории и к нуждам местного населения экономические программы, правовое, а не "понятийное" решение поземельных проблем, создание современных механизмов адаптации внутренних мигрантов и системы межэтнической медиации. Словом, хотите форпост России – создавайте его. Но не на словах и не посредством механического закачивания денег в неработающие институты (это напоминает по степени эффективности уколы в труп), а в создание новой эффективной системы власти.