ВАШИНГТОН---Спор об определении административной границы между двумя соседними северокавказскими республиками Чечней и Ингушетией снова вышел на поверхность. 27 февраля председатель Народного собрания Ингушетии Мухарбек Дидигов распространил заявление, в котором подверг критике вступление в силу закона Чеченской республики, касающегося Сунженского района. Непосредственным поводом для данного выступления стало включение в состав этого образования Чечни некоторых населенных пунктов Ингушетии. Можно ли говорить о начале очередного раунда пограничного спора? И насколько все это влияет на общую ситуацию на российском Северном Кавказе?
"Пограничному вопросу" уже не один год. После того как в начале 1992 года межреспубликанская граница условно прошла по административным рубежам районов бывшей Чечено-Ингушской АССР, к проблеме ее уточнения обращались не раз. Он поднимался и сепаратистскими властями Чечни, и структурами, демонстрирующими свою лояльность российскому центру. Остроты ситуации традиционно добавляли споры и слухи о возможном объединении двух субъектов в один, кадровых перестановках в Ингушетии (вот и недавно в СМИ и блогосфере интенсивно обсуждалась возможная отставка Юнус-Бека Евкурова) и использовании "передового" опыта Рамзана Кадырова в деле замирения соседней республики. Наверное, на пересуды разного рода можно было бы не обращать внимания, если бы не некоторые принципиально важные обстоятельства.
Дискуссия по вопросу об окончательном определении административных рубежей заметно интенсифицировалась с лета прошлого года. На эту тему высказались два руководителя соседних субъектов. При этом склонности к компромиссам или уступкам продемонстрировано не было. Однако реакция федерального центра при этом выглядела не просто пассивной, а политически невнятной. Лишь после того, как в Чечне появилась республиканская комиссия по определению границы, а также были подготовлены документы, подтверждающие обоснованность такой работы, северокавказский "наместник" Александр Хлопонин на совещании президиума общественного совета при полпреде потребовал от Кадырова и Евкурова вывести острый вопрос из публичного пространства. Снова, как и прежде, главной целью и ценностью центральной власти является перевод сложной проблемы из публичной сферы в подковерную. Как будто бы это является лучшей гарантией ее надежного решения.
И каковы успехи? Республики Кавказа вняли совету большого федерального начальника? Хлопонин обратился со своим призывом в сентябре 2012 года. Но уже в октябре парламент Чечни принимает закон, в котором предполагались изменения конфигурации Сунженского района, а вскоре после этого (менее чем через месяц) этот документ подписывает Рамзан Кадыров. Впрочем, из публичного пространства вывести проблему не получилось, поскольку закон был опубликован в республиканском официозе, а в феврале нынешнего года вступил в силу. Как видим, чеченский лидер, как и в прошлые годы, стремится сообразовываться, в первую очередь, со своими интересами, действуя жестко и напористо, не обременяя себя рефлексией относительно иных мнений и резонов. Это и вызвало жесткую реакцию со стороны спикера парламента Ингушетии. В своем февральском заявлении он даже использовал подзабытое со времен "лихих 90-х" слово "суверенитет" применительно к отдельно взятому субъекту федерации, своей республике.
Можно, конечно, вспомнить и другие примеры из недавней северокавказской истории, когда поведение Москвы выглядело как отстраненное созерцание. Взять хотя бы историю с кадровыми перестановками в Дагестане. Даже пресс-секретарь главы государства, как выяснилось, не обладал всей полнотой информации о процессе принятия решений на высшем уровне. Спору нет, Дагестан - крупнейшая северокавказская республика – крайне важен для безопасности не только региона, но и страны в целом. Однако кадровое назначение – это, по большей части, техническая задача. Ошибки здесь чреваты большими издержками. Но они имеют намного меньшие последствия, чем создание прецедента пересмотра границ. Тем паче, что Северный Кавказ и без чечено-ингушского спора переполнен неразрешенными проблемами и противоречиями.
Вот и в Дагестане представители чеченцев-аккинцев потребовали встречи с новым руководителем республики, чтобы поделиться с ним своей озабоченностью относительно восстановления Ауховского района. Между тем одна эта проблема десятками нитей связана с другими острыми этнополитическими сюжетами. Не стоило бы забывать и про осетино-ингушский конфликт из-за Пригородного района, который хотя и не находится в острой фазе, еще не является полностью урегулированным. В этой связи молчание Кремля не кажется таким уж "золотом". Просто потому, что в таком случае найдутся другие спикеры, которые предложат свои варианты решения проблемы. Риторический вопрос: будут ли учтены общегосударственные интересы при таком раскладе.
Руководители сегодняшней России при случае любят ностальгировать об "СССР, который мы потеряли", и напоминать про распад единой страны как про "крупнейшую геополитическую катастрофу". Забывая при этом отметить, что в первую очередь именно невнятная позиция советского Кремля, боязнь ответственности и неумение играть роль эффективного арбитра в спорах между отдельными республиками приблизила беловежский финал. В феврале 2013 года отмечался двадцатипятилетний юбилей нагорно-карабахского конфликта, ускорившего распад Советского Союза. Похоже, что уроки тех лет нынешняя российская власть выучивать не хочет. По крайней мере практическая ее деятельность четко указывает именно на это. И в самом деле, работа над ошибками куда сложнее, чем гламуризация прошлого.
"Пограничному вопросу" уже не один год. После того как в начале 1992 года межреспубликанская граница условно прошла по административным рубежам районов бывшей Чечено-Ингушской АССР, к проблеме ее уточнения обращались не раз. Он поднимался и сепаратистскими властями Чечни, и структурами, демонстрирующими свою лояльность российскому центру. Остроты ситуации традиционно добавляли споры и слухи о возможном объединении двух субъектов в один, кадровых перестановках в Ингушетии (вот и недавно в СМИ и блогосфере интенсивно обсуждалась возможная отставка Юнус-Бека Евкурова) и использовании "передового" опыта Рамзана Кадырова в деле замирения соседней республики. Наверное, на пересуды разного рода можно было бы не обращать внимания, если бы не некоторые принципиально важные обстоятельства.
Дискуссия по вопросу об окончательном определении административных рубежей заметно интенсифицировалась с лета прошлого года. На эту тему высказались два руководителя соседних субъектов. При этом склонности к компромиссам или уступкам продемонстрировано не было. Однако реакция федерального центра при этом выглядела не просто пассивной, а политически невнятной. Лишь после того, как в Чечне появилась республиканская комиссия по определению границы, а также были подготовлены документы, подтверждающие обоснованность такой работы, северокавказский "наместник" Александр Хлопонин на совещании президиума общественного совета при полпреде потребовал от Кадырова и Евкурова вывести острый вопрос из публичного пространства. Снова, как и прежде, главной целью и ценностью центральной власти является перевод сложной проблемы из публичной сферы в подковерную. Как будто бы это является лучшей гарантией ее надежного решения.
И каковы успехи? Республики Кавказа вняли совету большого федерального начальника? Хлопонин обратился со своим призывом в сентябре 2012 года. Но уже в октябре парламент Чечни принимает закон, в котором предполагались изменения конфигурации Сунженского района, а вскоре после этого (менее чем через месяц) этот документ подписывает Рамзан Кадыров. Впрочем, из публичного пространства вывести проблему не получилось, поскольку закон был опубликован в республиканском официозе, а в феврале нынешнего года вступил в силу. Как видим, чеченский лидер, как и в прошлые годы, стремится сообразовываться, в первую очередь, со своими интересами, действуя жестко и напористо, не обременяя себя рефлексией относительно иных мнений и резонов. Это и вызвало жесткую реакцию со стороны спикера парламента Ингушетии. В своем февральском заявлении он даже использовал подзабытое со времен "лихих 90-х" слово "суверенитет" применительно к отдельно взятому субъекту федерации, своей республике.
Можно, конечно, вспомнить и другие примеры из недавней северокавказской истории, когда поведение Москвы выглядело как отстраненное созерцание. Взять хотя бы историю с кадровыми перестановками в Дагестане. Даже пресс-секретарь главы государства, как выяснилось, не обладал всей полнотой информации о процессе принятия решений на высшем уровне. Спору нет, Дагестан - крупнейшая северокавказская республика – крайне важен для безопасности не только региона, но и страны в целом. Однако кадровое назначение – это, по большей части, техническая задача. Ошибки здесь чреваты большими издержками. Но они имеют намного меньшие последствия, чем создание прецедента пересмотра границ. Тем паче, что Северный Кавказ и без чечено-ингушского спора переполнен неразрешенными проблемами и противоречиями.
Вот и в Дагестане представители чеченцев-аккинцев потребовали встречи с новым руководителем республики, чтобы поделиться с ним своей озабоченностью относительно восстановления Ауховского района. Между тем одна эта проблема десятками нитей связана с другими острыми этнополитическими сюжетами. Не стоило бы забывать и про осетино-ингушский конфликт из-за Пригородного района, который хотя и не находится в острой фазе, еще не является полностью урегулированным. В этой связи молчание Кремля не кажется таким уж "золотом". Просто потому, что в таком случае найдутся другие спикеры, которые предложат свои варианты решения проблемы. Риторический вопрос: будут ли учтены общегосударственные интересы при таком раскладе.
Руководители сегодняшней России при случае любят ностальгировать об "СССР, который мы потеряли", и напоминать про распад единой страны как про "крупнейшую геополитическую катастрофу". Забывая при этом отметить, что в первую очередь именно невнятная позиция советского Кремля, боязнь ответственности и неумение играть роль эффективного арбитра в спорах между отдельными республиками приблизила беловежский финал. В феврале 2013 года отмечался двадцатипятилетний юбилей нагорно-карабахского конфликта, ускорившего распад Советского Союза. Похоже, что уроки тех лет нынешняя российская власть выучивать не хочет. По крайней мере практическая ее деятельность четко указывает именно на это. И в самом деле, работа над ошибками куда сложнее, чем гламуризация прошлого.
