Досрочные выборы президента Венесуэлы назначены на 14 апреля. Однако избирательная кампания уже фактически стартовала. Действующей власти предстоит доказать свою эффективность без харизматического лидера "боливарианской революции" Уго Чавеса, а оппозиция полна решимости взять реванш за многолетние поражения. Между тем у досрочных президентских выборов в Венесуэле есть и "кавказское измерение", поскольку в 2009 году эта латиноамериканская страна признала независимость Абхазии и Южной Осетии. И сегодня нет недостатка в прогнозах относительно возможного отзыва этого признания.
Среди последовательных сторонников территориальной целостности Грузии популярны шутки по поводу "экзотических" союзников Сухуми и Цхинвали, а также коммерческого характера признания абхазской и югоосетинской национальной независимости. Однако в ряду государств, признавших Абхазию и Южную Осетию, Венесуэла выделяется особо. И не только потому, что в отличие от Науру или Тувалу эта латиноамериканская страна богата ресурсами и представляет собой крупную экономику.
В период президентства Уго Чавеса Венесуэла позиционировала себя как государство, продвигающее свою альтернативную систему политических ценностей и претендующее на статус как минимум лидера Латинской Америки, а как максимум "магнита" для третьего мира. Можно спорить о том, насколько оправданными были амбиции венесуэльского "команданте", в какой мере были адекватными его экономические подходы и действия на международной арене. Но трудно спорить с тем, что страну возглавлял яркий и неординарный лидер, регулярно стремящийся доказывать свою непохожесть на других.
Одним из его нестандартных шагов стало и заявление о признании Абхазии и Южной Осетии, сделанное им в сентябре 2009 года во время визита в Москву. Этот поступок имеет несколько измерений. С одной стороны, нельзя сбрасывать со счетов такой фактор, как симпатии латиноамериканцев к малым народам и их борьбе за самоопределение. С другой стороны, трудно представить, что принятые решения о признании двух бывших автономий Грузинской ССР (будь то действия Уго Чачеса или никарагуанского лидера Даниэля Ортеги) были бы как-то связаны с глубоким знанием динамики этнополитических конфликтов Кавказского региона. Они были продиктованы совсем иными соображениями. Здесь можно говорить о сложном комплексе взаимоотношений стран Латинской Америки с США. Приватно из уст известных экспертов и дипломатов автору этих строк не раз приходилось слышать мнение о том, что Вашингтон ведет себя в латиноамериканских странах не более корректно, чем Москва в "ближнем зарубежье". Отсюда и стремление к поиску геополитических альтернатив, густо замешанных на левых идеологиях, тоске по биполярному миру и представлениях о России как о втором Советском Союзе.
Как бы то ни было, а технически никарагуанское и венесуэльское признания имели определенные отличия. И хотя и в первом, и во втором случаях не было парламентской ратификации, Даниэль Ортега подписал два президентских декрета (№ 46 и 47), признающих суверенитет Абхазии и Южной Осетии. Что же касается Чавеса, то его признание было выдержано в джентльменском стиле. Как известно, джентльменам нужно верить на слово. Что, впрочем, не помешало Каракасу установить дипотношения с Абхазией в 2010 году. Между тем именно джентльменский стиль признания двух бывших автономий Грузинской ССР делает его более уязвимым. И намного более легко отменяемым, если в повестку дня вдруг встанет вопрос о "перезагрузке" с Вашингтоном.
Какие же уроки можно извлечь из всей этой истории? Во-первых, она еще раз выпукло продемонстрировала парадоксальность подходов Москвы к признанию Абхазии и Южной Осетии. Кремль, хотя и стремится к тому, чтобы иметь больше сторонников своих внешнеполитических действий, не желает утрачивать статус эксклюзивного патрона двух частично признанных образований. Как следствие, слабый интерес к институционализации признания их независимого статуса и к расширению международной дискуссии на эту тему. Но в итоге практически полная утрата инициативы на данном направлении и зависимость от посторонних факторов. Во-вторых, следует признать крайнюю пассивность абхазской и югоосетинской дипломатии, привыкшей полагаться на геополитическую мудрость Кремля. За три года собственно абхазских и югоосетинских усилий на венесуэльском направлении было крайне мало. Очень точно охарактеризовал эту ситуацию известный российский эксперт Модест Колеров, заявив, что "подарок Чавеса бесхозяйственно не приняли".
Понятное дело, в случае гипотетического отзыва венесуэльского признания ситуация на Кавказе кардинально не изменится и меридиан для абхазов и осетин не лопнет. Просто потому, что их самоопределение не имеет привязки к количеству внешних признаний. Без мощных внутренних корней оно не простояло бы и года. Однако для стратегической состоятельности одного лишь упорства в отстаивании своей правоты недостаточно. Необходима еще и международная легитимация плодов многолетних усилий. Понимание этой истины пока еще не вполне укоренилось в Сухуми и в Цхинвали, где многие искренне полагают, что одной лишь родительской опеки из Москвы вполне себе достаточно.
Среди последовательных сторонников территориальной целостности Грузии популярны шутки по поводу "экзотических" союзников Сухуми и Цхинвали, а также коммерческого характера признания абхазской и югоосетинской национальной независимости. Однако в ряду государств, признавших Абхазию и Южную Осетию, Венесуэла выделяется особо. И не только потому, что в отличие от Науру или Тувалу эта латиноамериканская страна богата ресурсами и представляет собой крупную экономику.
В период президентства Уго Чавеса Венесуэла позиционировала себя как государство, продвигающее свою альтернативную систему политических ценностей и претендующее на статус как минимум лидера Латинской Америки, а как максимум "магнита" для третьего мира. Можно спорить о том, насколько оправданными были амбиции венесуэльского "команданте", в какой мере были адекватными его экономические подходы и действия на международной арене. Но трудно спорить с тем, что страну возглавлял яркий и неординарный лидер, регулярно стремящийся доказывать свою непохожесть на других.
Одним из его нестандартных шагов стало и заявление о признании Абхазии и Южной Осетии, сделанное им в сентябре 2009 года во время визита в Москву. Этот поступок имеет несколько измерений. С одной стороны, нельзя сбрасывать со счетов такой фактор, как симпатии латиноамериканцев к малым народам и их борьбе за самоопределение. С другой стороны, трудно представить, что принятые решения о признании двух бывших автономий Грузинской ССР (будь то действия Уго Чачеса или никарагуанского лидера Даниэля Ортеги) были бы как-то связаны с глубоким знанием динамики этнополитических конфликтов Кавказского региона. Они были продиктованы совсем иными соображениями. Здесь можно говорить о сложном комплексе взаимоотношений стран Латинской Америки с США. Приватно из уст известных экспертов и дипломатов автору этих строк не раз приходилось слышать мнение о том, что Вашингтон ведет себя в латиноамериканских странах не более корректно, чем Москва в "ближнем зарубежье". Отсюда и стремление к поиску геополитических альтернатив, густо замешанных на левых идеологиях, тоске по биполярному миру и представлениях о России как о втором Советском Союзе.
Как бы то ни было, а технически никарагуанское и венесуэльское признания имели определенные отличия. И хотя и в первом, и во втором случаях не было парламентской ратификации, Даниэль Ортега подписал два президентских декрета (№ 46 и 47), признающих суверенитет Абхазии и Южной Осетии. Что же касается Чавеса, то его признание было выдержано в джентльменском стиле. Как известно, джентльменам нужно верить на слово. Что, впрочем, не помешало Каракасу установить дипотношения с Абхазией в 2010 году. Между тем именно джентльменский стиль признания двух бывших автономий Грузинской ССР делает его более уязвимым. И намного более легко отменяемым, если в повестку дня вдруг встанет вопрос о "перезагрузке" с Вашингтоном.
Какие же уроки можно извлечь из всей этой истории? Во-первых, она еще раз выпукло продемонстрировала парадоксальность подходов Москвы к признанию Абхазии и Южной Осетии. Кремль, хотя и стремится к тому, чтобы иметь больше сторонников своих внешнеполитических действий, не желает утрачивать статус эксклюзивного патрона двух частично признанных образований. Как следствие, слабый интерес к институционализации признания их независимого статуса и к расширению международной дискуссии на эту тему. Но в итоге практически полная утрата инициативы на данном направлении и зависимость от посторонних факторов. Во-вторых, следует признать крайнюю пассивность абхазской и югоосетинской дипломатии, привыкшей полагаться на геополитическую мудрость Кремля. За три года собственно абхазских и югоосетинских усилий на венесуэльском направлении было крайне мало. Очень точно охарактеризовал эту ситуацию известный российский эксперт Модест Колеров, заявив, что "подарок Чавеса бесхозяйственно не приняли".
Понятное дело, в случае гипотетического отзыва венесуэльского признания ситуация на Кавказе кардинально не изменится и меридиан для абхазов и осетин не лопнет. Просто потому, что их самоопределение не имеет привязки к количеству внешних признаний. Без мощных внутренних корней оно не простояло бы и года. Однако для стратегической состоятельности одного лишь упорства в отстаивании своей правоты недостаточно. Необходима еще и международная легитимация плодов многолетних усилий. Понимание этой истины пока еще не вполне укоренилось в Сухуми и в Цхинвали, где многие искренне полагают, что одной лишь родительской опеки из Москвы вполне себе достаточно.
