2 мая парламент Грузии перенес обсуждение поправок к закону "Об оккупированных территориях". Однако уже в скором времени высший представительный орган страны намерен вернуться к дискуссии по столь чувствительному вопросу. Насколько изменения действующего законодательства говорят о корректировках подходов Тбилиси в отношении Абхазии и Южной Осетии? В какой мере эта инициатива связана с другими недавними предложениями грузинского правительства и правящей коалиции?
Майская дискуссия вокруг законодательных новелл стала самым продолжительным обсуждением в стенах грузинского парламента за все время после распада Советского Союза. Не исключено, что следующий раунд споров побьет рекорд от 2 мая. И в этом ничего удивительного нет. Вопрос о территориальной целостности страны является первостепенным приоритетом для любого политика в Грузии, вне зависимости от его партийной принадлежности и личных симпатий-антипатий.
Но помимо общего контекста двух этнополитических конфликтов, конкретный закон "Об оккупированных территориях", принятый после "пятидневной войны" 2008 года, имеет особое значение. Если до начала 2000-х годов в грузинском политическом истеблишменте конфликты с Абхазией и Южной Осетией, хотя и рассматривались в контексте борьбы Грузии с имперской политикой Москвы, российский фактор не виделся как эксклюзивный. Благодаря стараниям президента Михаила Саакашвили дискурс двух конфликтов трансформировался в одно большое грузино-российское противостояние. И принятие в 2008 году "оккупационного закона" завершило эту трансформацию. Абхазские и югоосетинские лидеры из публицистического измерения практически официально перешли в разряд марионеток, а Грузия – в жертву российской агрессии вне всякой привязки к просчетам и ошибкам собственного государства и общества, а также провалам национального строительства начала 1990-х годов. В течение последних четырех с лишним лет эта парадигма была определяющей и во внутренней, и во внешней политике Грузии. И любые попытки покуситься на нее даже с косметическими изменениями не могут не вызывать острой реакции.
В то же самое время "оккупационное законодательство", хотя и не встретило осуждения со стороны стратегических партнеров Грузии среди стран-членов НАТО и Евросоюза, было встречено с прохладцей. Грузинские власти (особенно в формате off the record) критиковались за непропорционально жесткие наказания за нарушения закона, а также за категоричный отказ от взаимодействия с абхазскими и югоосетинскими визави и перекладывание всей полноты ответственности исключительно на Москву. Таким образом, хотя Саакашвили и не подвергался обструкции (этому мешало нежелание США и Европы потрафить России и ее кавказской политике), особого восторга его "оккупационные инициативы" на Западе не встречали.
В этой связи попытки Бидзины Иванишвили подвергнуть имеющееся законодательство коррекции вполне понятны. Грузинский премьер-министр стремится убедить Вашингтон и Брюссель в том, что он намного более надежный и предсказуемый партнер, не склонный к эпатажу, нерациональному поведению по отношению к северному соседу. И законодательные новеллы относительно российской оккупации вписываются в общий контекст "рационализации" внешней политики Грузии последних месяцев. В этом ряду и решение НОК принять участие в зимних олимпийских играх в Сочи, и начало консультаций о доступе грузинской продукции на российские рынки, и расследование событий "пятидневной войны".
Собственно говоря, поправки к "Закону об оккупированных территориях" не являются революционной ломкой существующих порядков. В проекте, предложенном министром по реинтеграции Паатой Закареишвили, речь идет о смягчении уголовного наказания за незаконное (с точки зрения грузинского права) пересечение государственной границы. Согласно поправкам нарушители порядка в первый раз могут быть оштрафованы, а лишь при рецидиве подвергнуты тюремному заключению. Однако и "косметический ремонт" воспринимается в штыки оппозицией, которая пытается с помощью этого набрать патриотические очки. Сторонники "Единого национального движения" увязывают реформаторский пыл правительства с требованиями МИД РФ. Скептики есть и среди "мечтателей". При этом упускается из виду интерес европейских партнеров к исправлению наиболее жестких и одиозных пунктов закона.
Таким образом, поправки к "оккупационному закону" существенно не корректируют сути грузинских подходов к Абхазии и Южной Осетии. Они не отменяют самого дискурса, согласно которому проблема двух де-факто образований создана почти исключительно Москвой, а Грузия является лишь жертвой северного соседа. Не помогают поправки и признанию субъектности двух бывших автономий Грузинской ССР. Речь в данном случае именно о субъектности, а не государственной независимости. Непраздный вопрос, какая мотивация к переговорам может быть у тех, кого считают "марионетками" официально? Но свою политическую задачу новеллы решают. Имидж Иванишвили, как прагматика и конструктивного политика, укрепляется. В канун выборов и завершения политического цикла десятилетия это дорогого стоит.
Майская дискуссия вокруг законодательных новелл стала самым продолжительным обсуждением в стенах грузинского парламента за все время после распада Советского Союза. Не исключено, что следующий раунд споров побьет рекорд от 2 мая. И в этом ничего удивительного нет. Вопрос о территориальной целостности страны является первостепенным приоритетом для любого политика в Грузии, вне зависимости от его партийной принадлежности и личных симпатий-антипатий.
Но помимо общего контекста двух этнополитических конфликтов, конкретный закон "Об оккупированных территориях", принятый после "пятидневной войны" 2008 года, имеет особое значение. Если до начала 2000-х годов в грузинском политическом истеблишменте конфликты с Абхазией и Южной Осетией, хотя и рассматривались в контексте борьбы Грузии с имперской политикой Москвы, российский фактор не виделся как эксклюзивный. Благодаря стараниям президента Михаила Саакашвили дискурс двух конфликтов трансформировался в одно большое грузино-российское противостояние. И принятие в 2008 году "оккупационного закона" завершило эту трансформацию. Абхазские и югоосетинские лидеры из публицистического измерения практически официально перешли в разряд марионеток, а Грузия – в жертву российской агрессии вне всякой привязки к просчетам и ошибкам собственного государства и общества, а также провалам национального строительства начала 1990-х годов. В течение последних четырех с лишним лет эта парадигма была определяющей и во внутренней, и во внешней политике Грузии. И любые попытки покуситься на нее даже с косметическими изменениями не могут не вызывать острой реакции.
В то же самое время "оккупационное законодательство", хотя и не встретило осуждения со стороны стратегических партнеров Грузии среди стран-членов НАТО и Евросоюза, было встречено с прохладцей. Грузинские власти (особенно в формате off the record) критиковались за непропорционально жесткие наказания за нарушения закона, а также за категоричный отказ от взаимодействия с абхазскими и югоосетинскими визави и перекладывание всей полноты ответственности исключительно на Москву. Таким образом, хотя Саакашвили и не подвергался обструкции (этому мешало нежелание США и Европы потрафить России и ее кавказской политике), особого восторга его "оккупационные инициативы" на Западе не встречали.
В этой связи попытки Бидзины Иванишвили подвергнуть имеющееся законодательство коррекции вполне понятны. Грузинский премьер-министр стремится убедить Вашингтон и Брюссель в том, что он намного более надежный и предсказуемый партнер, не склонный к эпатажу, нерациональному поведению по отношению к северному соседу. И законодательные новеллы относительно российской оккупации вписываются в общий контекст "рационализации" внешней политики Грузии последних месяцев. В этом ряду и решение НОК принять участие в зимних олимпийских играх в Сочи, и начало консультаций о доступе грузинской продукции на российские рынки, и расследование событий "пятидневной войны".
Собственно говоря, поправки к "Закону об оккупированных территориях" не являются революционной ломкой существующих порядков. В проекте, предложенном министром по реинтеграции Паатой Закареишвили, речь идет о смягчении уголовного наказания за незаконное (с точки зрения грузинского права) пересечение государственной границы. Согласно поправкам нарушители порядка в первый раз могут быть оштрафованы, а лишь при рецидиве подвергнуты тюремному заключению. Однако и "косметический ремонт" воспринимается в штыки оппозицией, которая пытается с помощью этого набрать патриотические очки. Сторонники "Единого национального движения" увязывают реформаторский пыл правительства с требованиями МИД РФ. Скептики есть и среди "мечтателей". При этом упускается из виду интерес европейских партнеров к исправлению наиболее жестких и одиозных пунктов закона.
Таким образом, поправки к "оккупационному закону" существенно не корректируют сути грузинских подходов к Абхазии и Южной Осетии. Они не отменяют самого дискурса, согласно которому проблема двух де-факто образований создана почти исключительно Москвой, а Грузия является лишь жертвой северного соседа. Не помогают поправки и признанию субъектности двух бывших автономий Грузинской ССР. Речь в данном случае именно о субъектности, а не государственной независимости. Непраздный вопрос, какая мотивация к переговорам может быть у тех, кого считают "марионетками" официально? Но свою политическую задачу новеллы решают. Имидж Иванишвили, как прагматика и конструктивного политика, укрепляется. В канун выборов и завершения политического цикла десятилетия это дорогого стоит.
