Я не первый год пишу о Южной Осетии и могу с уверенностью сказать, что назойливые попытки председателя Госкомитета информации и печати Вячеслава Гобозова убедить общественность в большей открытости СМИ при нынешних властях по сравнению с предыдущими не выдерживают никакой критики. Первый звонок из пресс-службы Леонида Тибилова мне поступил почти сразу после вступления президента в должность. Как мне тогда объяснили, раздражение главы государства вызвали слова матерей арестованных во Владикавказе сторонников Аллы Джиоевой, которым будущий президент во время предвыборной кампании обещал освободить их детей, но как-то об этом подзабыл.
Давление со стороны югоосетинских властей я с тех пор ощущаю регулярно. Например, стоило мне написать об итогах проверки российской Счетной палатой расходования выделенных республике средств, как редакция аффилированной с властями газеты «Республика» начала собственное «расследование». Впрочем, коллег интересовала не достоверность приведенных фактов, а мои поездки в Цхинвал: с кем общалась и о чем – одним словом, адреса, явки, пароли. При этом они не забывали напомнить читателю о вероломном корреспонденте финансируемого Госдепом США прогрузинского сайта Жанне Тархановой...
Я вздохнула и забыла, надеясь, что остынут и горячие южные парни. Но не тут-то было. Вслед за журналистами в бой ринулись паркетные шаркуны разных мастей. Так, один из чиновников в телефонном разговоре с моим коллегой просил «урезонить Тарханову», материалы которой необъективны, а сама она далеко не бескорыстна. Я отмахнулась и на этот раз, списав все на чистую, как слеза ребенка, бескорыстную любовь к родине.
Оглядываясь назад и вспоминая, как мне работалось в годы президентства Кокойты, могу сказать, что ни разу, прямо или косвенно, ни один человек из его окружения никогда не препятствовал моей работе. Не было окриков даже из пресс-службы президента, что создавало у меня впечатление абсолютного равнодушия администрации Кокойты к моей скромной персоне. Это тем более удивительно, что тогда я плотно освещала деятельность югоосетинской оппозиции, многих из которых Кокойты воспринимал как личных врагов, а не политических оппонентов. Наверное, более резких суждений о власти в то время мало кто себе позволял. При этом я не боялась приезжать в республику, общалась с людьми, свободно ходила по улицам, не опасаясь последствий. Даже тогда, когда я наведывалась в Цхинвал с лидерами оппозиции – Дзамболатом Тедеевым и Анатолием Баранкевичем.
Запомнился лишь один незначительный инцидент в декабре 2011 года. Две недели я наблюдала, как бурлило народное недовольство в Цхинвале и, наконец, вылилось в бессрочную акцию протеста сторонников Аллы Джиоевой на Театральной площади. Нервы были на пределе, казалось вот-вот произойдет непоправимое и прольется кровь. Чтобы разрядить политический кризис и избежать кровопролития, Кокойты подписал соглашение с оппозицией и собирал чемоданы. Редакция поручила мне запечатлеть сей исторический момент. Я пошла в здание правительства, удобно разместилась в кресле в хореографическом зале и, настроив технику, ждала выхода президента. Впрочем, высокопоставленный бюрократ из Госкомитета информации безапелляционно потребовала немедленно убраться вон, не забыв добавить:
«Все службы в курсе. Если ты не покинешь помещение, тебя сейчас отсюда выведут. Ты не имеешь права находиться здесь, у тебя нет аккредитации».
Избежать громкого скандала помог сидящий недалеко от меня спикер парламента Станислав Кочиев, в 90-е годы также руководивший Министерством информации и печати. Я таки дождалась Кокойты. Все службы, которые были в курсе, это пережили. А рьяная чиновница и сегодня, не щадя живота своего, трудится в Министерстве правды, простите, в комитете информации.
Еще один штрих в отношении нынешних властей к СМИ – избирательный подход к журналистам. Есть свои и чужие, любимые и нелюбимые, приласканные и гонимые. Я, конечно же, в Южной Осетии – чужой журналист. Ярлык врага старательно пытаются приклеить не только властные функционеры, но и приближенные ко двору журналисты. Последние особенно рьяно. Мол, вот одна Тарханова мутит воду, сливает грязь и портит идиллическую информационную картину.
Беспрецедентная даже для Южной Осетии кампания против меня развернулась в прошлом году. Тогда высокопоставленные сотрудники силовых структур вызывали на беседы экспертов, убеждая их не общаться со мной, поскольку «она – наш враг». То ли в шутку, то ли всерьез, но в ходе этих разговоров они додумались приписать мне попытку совершения конституционного переворота. Тогда я поняла, что ко мне пришла настоящая слава.
Весной этого года было уже не до шуток. Силовики из МВД и Генпрокуратуры по распоряжению президента проверяли мои статьи «на предмет нарушения законодательства РЮО с целью привлечения к уголовной ответственности за клевету». Как мне поведали мои источники, после круглосуточного многодневного бдения, к глубокому разочарованию Тибилова, ему доложили, что в материалах Тархановой нет даже запятой, к которой можно было бы придраться. Говорят, глава государства смог вымолвить только одно: «Вы хотите сказать, что она пишет правду?»
Печально признавать, но надежды на небывалый расцвет свободы слова и прочих вольностей при Леониде Тибилове не оправдались. Говорить о том, что с приходом новой команды югоосетинская журналистика стала свободнее, не приходится. Просто раньше ее «любили» силой, теперь – по обоюдному согласию.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
