Пицундский орган, который с 1975 года звучит в Пицундском храме, хорошо известен в профессиональной среде. Его изготовили специально для абхазского собора и собрали мастера всемирно известной немецкой органостроительной фирмы «Александр Шуке». Месяц назад вдруг встал вопрос о выносе уникального инструмента из храма. Было даже подписано распоряжение исполняющего обязанности президента Абхазии Валерия Бганба о его переносе после создания для него специального концертного зала. На выносе органа настаивает глава Сухумо-Пицундской епархии отец Виссарион, который считает, что он вредит храму, в котором необходимо проводить богослужения. Глава другой православной организации – Священной митрополии Абхазии – отец Дорофей предложил совмещать функции храма и концертного зала. Ситуацию вокруг пицундского органа прокомментировал известный абхазский органист Лука Гаделия.
Елена Заводская: Лука, расскажите, пожалуйста, немного о себе нашим слушателям. Где вы учились и получили образование?
Лука Гаделия: Я родился в Санкт-Петербурге, детство и юность провел в Абхазии, в Ткуарчале, потом в Пицунде, где я начал заниматься музыкой в Пицундской музыкальной школе. Затем был этап среднего образования – это Гагрское музучилище и Сухумское музыкальное училище, которое я закончил у Елены Георгиевны Карабулат. Затем я поехал учиться в Москву, в Российскую академию музыки имени Гнесиных по специальности «орган». Здесь я проучился пять лет у заслуженного артиста России Александра Владимировича Фисейского, он солист Московской филармонии и известный органист. Затем были годы обучения в Московской консерватории в аспирантуре, которую я заканчиваю в следующем году. Тема моей научной работы – органные транскрипции, то есть сочинения, которые были написаны изначально для какого-нибудь инструмента, например, для фортепиано или для оркестра, или это хоровые сочинения, которые перекладываются на орган. Я сам делаю транскрипции, и мне это интересно. Сейчас я нахожусь в статусе солиста Абхазской государственной филармонии и играю концерты в Пицундском храме.
Елена Заводская: Скажите, пожалуйста, что для вас, как для органиста, Пицундский концертный зал?
Лука Гаделия: Пицунда, конечно, это культурная столица Абхазии. Пицундский храм – это знаковая площадка не только внутри Абхазии, она известна в России и за рубежом. Очень много органистов приезжает к нам ежегодно. Уже два года Марина Николаевна Шамба, художественный руководитель Пицундского концертного зала устраивает международные фестивали, на которые собираются лучшие органисты мира. То есть о пицундском органе знают, его помнят и любят, здесь идет насыщенная органная жизнь.
Елена Заводская: Как вы относитесь к требованию священнослужителей Сухумо-Пицундской епархии вынести орган из храма?
Лука Гаделия: Вопрос о переносе инструмента сейчас остро стоит. Строительство современного концертного зала, который будет отвечать всем требованиям, которые ставит перед нами орган, – это наличие хорошей акустики, это масштабы помещения… потому что в таком здании, как, скажем, здание сухумской филармонии, по масштабу наш пицундский орган просто звучать не будет. Такого плана здание не подойдет. Это должно быть здание в два раза большее. И обязательно оно должно быть построено не специалистами, которые занимаются строительством зданий, это должны быть специалисты-акустики, это должны быть специалисты по органной специфике, то есть мастера именно этой фирмы, которая строила орган, то есть фирмы «Шуке» из Германии. Это колоссальные вложения, если этим серьезно заниматься и делать хорошо.
Не знаю, насколько наша республика в состоянии потянуть такие вложения, это действительно колоссальные деньги. Для сравнения: четыре года назад был произведен капитальный ремонт органа, заменили прохудившиеся детали, трубы – вы знаете, что в органе очень много всяких механизмов. И этот ремонт обошелся в 150 000 евро. Это только ремонт. А представляете, если все это будут разбирать, переносить, заново устанавливать, какие будут колоссальные затраты?!
Елена Заводская: Говорят, немецкие мастера считают, что при переносе орган погибнет. Так ли это?
Лука Гаделия: Конечно, это риск. Никто не может на сто процентов гарантировать, даже мастера фирмы. Есть примеры хороших переносов инструментов. Например, в католическом соборе Москвы стоит орган, который раньше стоял в базилике в Швейцарии. Но это удачный пример. А есть масса неудачных примеров. Тут мы, конечно, идем на очень большой риск. Надо заключить какие-то договора с мастерами фирмы и принимать орган после переноса. Это потребует очень много времени. Культурная жизнь остановится. Одним-двумя месяцами тут не обойтись, потребуется, может быть, несколько лет, потому что инструмент весит около 11 тонн, как все это перенести?
Елена Заводская: Есть ли приемлемый вариант решения этой проблемы?
Лука Гаделия: Тут все очень сложно. Я тоже крещеный христианин, я тоже понимаю, что этот собор – знаковый для нашей церкви. И все-таки в нынешней ситуации, когда это – единственная концертная площадка для органа… Если бы у нас было пять таких площадок, тогда мы могли бы говорить, что, да, мы можем каких-то три знаковых собора передать, перенести эти инструменты и что-то оставить. Но у нас одна такая концертная площадка. Даже в России, где очень много залов и инструментов и, вообще, культурная жизнь на высоком уровне, даже там органы, которые установлены в православных церквях, а таких органов очень много, и если это какое-то знаковое культурное место, то государство все-таки остается на стороне деятелей культуры и оставляет этот концертный зал. Здесь надо исходить из того, какие у нас приоритеты.
Елена Заводская: Лука, прокомментируйте, пожалуйста, предложение отца Дорофея.
Лука Гаделия: Предлагается совмещать концертный зал и храм. Если бы это был католический храм, я бы еще что-то понял, потому что орган в католическом храме есть. Храм и концертный зал в католичестве зачастую хорошо сотрудничают. В Москве, например, в главном католическом соборе постоянно идут органные концерты, но музыка, которая исполняется на этих концертах, полностью соответствует уставу католической церкви. Там играют музыку Баха, Букстехуде, которые писали на католические хоралы, на лютеранские, на грегорианику. Если у нас такой вариант будет иметь место, то я не знаю, какой репертуар вообще мы сможем исполнять, потому что с православием орган в храме как-то не вяжется. А если они пойдут на какой-то компромисс, тоже непонятно, каким образом они собираются это осуществить. Потому что это противоречит православным устоям. В этом случае репертуар ограничивается до мизерных масштабов, когда мы сможем играть только духовную русскую хоровую музыку в переложении для органа. Я не знаю, сможем ли мы набрать сочинений на концерт, который будет идти час? Очень узкий репертуар. А для органного репертуара именно духовной русской музыки вообще не существует в природе. Я не знаю, каким образом это будет проходить. Культурная жизнь просто умрет в Пицунде, органная традиция в Абхазии тоже изживет себя. Поэтому нужно нашим государственным деятелям, так как Пицундский храм и концертный зал – это государственная площадка, государственные учреждения, – решить, что у нас в приоритете: возрождение культуры или церковная линия? У нас в Абхазии очень много храмов, много святынь: Бедийский храм, Моквский, можно ими заниматься, их восстанавливать и вести там службы для верующих.
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
