Украина взялась за призрак коммунизма, и получился троллинг тем более замечательный, чем менее предсказуемый. Юридическое приравнивание коммунизма к нацизму предвкушалось как утонченное наслаждение местью. А получилось интереснее, потому что Москва не преминула повестись на радость любому «Правому сектору». Так, будто речь не о вожаке киевских марксистов, а снова о Георгии Димитрове или как минимум Анджеле Дэвис. Будто коммунизм для нас – снова молодость мира, а если кто-то наш враг, то непременно по причине пещерного антикоммунизма.
В общем, Москва сделала все, чтобы все догадались: она приняла это дело на свой счет. И не без оснований. А умение промолчать никогда не было для нее важнейшим из искусств. Вся логика нынешнего противостояния, в которую включено грандиозное празднование Победы, обрекает Кремль на смешную участь жертвы киевского троллинга. Решение Киева противоречит международному праву и решениям Нюрнбергского трибунала, уверяет главный мидовский правозащитник Константин Долгов. Все правильно. В этом сюжете можно ссылаться хоть на Нюрнберг, хоть на обратную сторону Луны, – мы будем за коммунизм, за Ленина и даже Бонч-Бруевича уже потому, что против них Киев.
И уже это делает ничтожными сомнения скептиков, полагающих, что гонки за призраками – они и есть всего лишь гонки за призраками.
Последней страной в довольно длинном списке деятельных антикоммунистов была до этого Грузия, взявшаяся за осиновый кол в 2011 году. Тот же запрет на серпасто-молоткастую символику, приравненную к свастике и прочей «Фелькишер беобахтер», опробованный до этого восточноевропейцами и балтийцами.
С одной разницей. Небольшой. Но принципиальной…
Есть вещи, которые надо делать вовремя. Или не делать вообще. Потому что если опоздать, они или не получаются, или получаются, мягко говоря, вычурно. Или делать, но обязательно вместе с другими вещами, с которыми тоже нельзя опаздывать.
Например, с реформами. Там, где они были выстраданной целью, антикоммунистический и освободительный импульсы были одним из мощнейших средств. Они, конечно, были и понятной реакцией. Но в отрыве от всего остального они смотрелись бы не более системно, чем банальное разрушение идолов. Которому приходится, за неимением остального, предаваться тем, кто опоздал или провалился с реформами. А второй шанс выпадает в этом деле только по очень счастливому случаю.
Или, например, люстрация. История должна была устояться, чтобы при всей неоднозначности через двадцать лет в ней обнаружился и вполне практический смысл. Но какой смысл в ней был в забывшей коммунистов Грузии, кроме ритуально-символического, а, стало быть, политически вызывающего? Что тоже важно, кто спорит, но больше по части троллинга, который либо заменяет реформы, либо оказывается, будучи не ко времени, совершенно ненужным к ним дополнением.
Двадцать лет назад запрет коммунизма и люстрация были как знамя над поверженной цитаделью, последняя точка в столетней войне, торжество целого поколения. Осуждать это тогда – все равно, что в разрушении Берлинской стены увидеть незаконный снос городских построек. Борьба с коммунизмом в Грузии или Украине – запоздалый реванш, который некоторые и в самом деле готовы рассматривать с исторической точки зрения как некое торжество чего-то над чем-то.
Тот, кто опоздал победить, низвергает то, что уже давно бесславно испустило дух. Коммунизм умер. Из продуктов его разложения вызрело то, что даже у самых памятливых антикоммунистов вызывает чувство ничуть не меньшего отвращения. В Грузии битва с призраками выглядела хотя бы эпигонством на тему восточноевропейской бархатной романтики. Хотя спустя несколько лет и это забылось.
Это скверное свойство времени: чем дальше, тем соблазнительнее следствие и средство выдать за причину и цель. Украина – как венец этого лукавого и бессмысленного жизнелюбия. Коммунистов не наказали тогда и так, когда и как следовало. Они в конце жизни, как отошедшие от дел маньяки, были невыразимо скучны, а теперь выступили ответчиками за все, что произошло в то время, когда они валялись в коме. С осмысленностью запрета может сравниться только серьезность легковеров, ищущих в этом реальный политический или исторический смысл. Довлатов говорил, что хуже коммунистов только антикоммунисты. Может быть, и правда, польза хотя бы в том, что вместе с первыми исчезнут и вторые. Если, конечно, не считать Константина Долгова из российского МИДа, ради которого это все тоже стоило устроить.
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
